Чтение 6–й страницы книги ~Белое солнце пустыни~

глаза, губы.

- Господин, плохо - таранька, таранька... Дай твоим женам мяса.

- Что? - удивился Сухов.

Дай самый плохой барашек. Гюльчатай будет тебя любить.

Сухов покачал головой.

- Мяса... А где его взять? Каши и той нет, а ты мяса просишь. Одна
таранька осталась. Гюльчатай, продолжая ласково глядеть на Сухова, села
ему на колени.

- Ты это оставь, - несколько растерянно сказал Сухов и попытался
отодвинуть ее от себя. - А может, и впрямь тебя замуж отдать?! - осенила
его вдруг спасительная мысль. - Женю на тебе Петруху законным браком.
Парень он холостой, повезет тебя к матери своей.

- Петруха? - спросила Гюльчатай, продолжая сидеть на коленях у
Сухова. - Я твоя жена. Разве не правда?

- Моя жена дома, - нахмурился Сухов.

- Разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена? Разве
она обидится?

- Обидится?! - Сухов вздохнул. - Сколько раз тебе объяснять: нам
полагается только одна жена. Понятно? Одна.

Гюльчатай удивилась.

- Как же так - одна жена любит, одна жена пищу варит, одна одежду
шьет, одна детей кормит - все одна?

- Ничего не попишешь.

- Тяжело, - сказала Гюльчатай.

- Конечно, тяжело, - вздохнув согласился Сухов. И опять, в который
уже раз за время его странствий по пустыне, предстала перед его глазами
Екатерина Матвеевна, законная супруга. - Ладно, ладно. Спокойной ночи.
Завтра поговорим. - Сухов спихнул со своих колен Гюльчатай...

А когда он под утро задремал ненадолго, приснилось ему, что сидит он
на зеленой лужайке в окружении своих многочисленных жен общим числом в
десять человек - гарем плюс незабвенная Екатерина Матвеевна.

Жены, как полагается, одеты в нарядные платья, на головах у них
цветастые платочки, и все заняты делом: кто шьет, кто прядет... А посреди
всех их, окруженный вниманием и лаской, сам он, Федор Сухов, восседает. В
красной чалме и в обнимку с любимой Екатериной свет Матвеевной... Чай пьет
из пиалы...

В это время отряд Абдуллы выехал на берег и резвым шагом приближался
к баркасу. Когда первые всадники поравнялись с нефтяными баками, раздались
крики унтера:

- Гляньте!.. Ибрагим! Его халат!..

Подхватив на ходу меховую папаху, унтер подскакал к Абдулле.

- Бедный Ибрагим, - сказал Абдулла.

Унтер протянул папаху Абдулле.

Тот повернулся к Саиду.

- Пока я их не возьму, ты останешься здесь, - сказал он сурово.

Пришпорив коня, он поскакал к Педженту.

Часть бандитов поскакала за ним.

Сопровождавшая Саида четверка сняла с него винтовку и кинжал...

Сухов все еще подремывал на крыше музея и, как всегда, в мыслях,
писал своей супруге: "А еще хочу приписать для вас, Катерина Матвеевна,
что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет.
Думаешь, как-то вы там сейчас? Какие нынче заботы? С покосом управились
или как? Должно быть, травы в этом году богатые... Ну да не долго разлуке
нашей тянуться. Еще маленько подсоблю группе товарищей, кое-какие делишки
улажу и к вам подамся..." Тут Сухов проснулся. Вскочил на ноги. К этому
времени бандиты Абдуллы уже окружили крепость. Вышедший прогуляться за
ворота Петруха попытался открыть по ним стрельбу. Но, к счастью, винтовка
его опять дала осечку. Банда промчалась мимо, не заметив его в старой
полузасыпанной траншее...

Абдулла, соскочив с коня, направился к воротам музея... Стремительно
поднялся по лестнице. У вывески "Общежитие первых свободных женщин
Востока" он задержался. Прочитав ее, вошел к женщинам. Сопровождавшие его
нукеры остались у дверей. Жены Абдуллы, сбившись в кучу, жались в угол.

- Станьте каждая у своей кровати! - приказал Абдулла. Женщины
подчинились.

- Джамиля, разве тебе плохо жилось у меня? Почему ты опозорила мое
имя?.. - спросил Абдулла. В мрачном голосе его вдруг проскользнули
грустные нотки. - Разве я не любил тебя? А ты, Зумруд! Обидел ли я тебя
хоть раз? Почему ты не умерла, когда тебе предложили стать бесчестной?
Разве ты не клялась мне в том, что всегда будешь мне верной женой... А
Гюльчатай? Помнишь ты тот день, когда впервые пришла в мой дом?

Женщины кутались в чадры, но Абдулла безошибочно узнавал каждую из
них.

- Почему вы встали на путь бесчестия? Почему обесславили мое имя и
покрыли его позором?

- Мы были верны тебе, господин, - тихо сказала Джамиля.

- А кто поверит этому?! - спросил Абдулла. - Да простит меня Аллах,
но нет вам прощения, женщины. Пришел ваш час. - Абдулла спустил
предохранитель своего маузера. Сзади донесся легкий шорох. Обернувшись,
Абдулла увидел в узком окне общежития Сухова. Он сидел на подоконнике,
сзади него висела веревка, в руках он держал револьвер.

- Руки вверх и лицом к стене! Быстро! - приказал Сухов.

Абдулла поднял руки.

- Брось оружие. Обернешься - стреляю, - ласково добавил он.

Абдулла вынужден был подчиниться.

Сухов пинком ноги отворил дверь общежития и наставил револьвер на
двух нукеров, стоявших на часах. Приказал им бросить оружие и встать лицом
к стене. Те тоже подчинились. Сухов подвел Абдуллу к барьеру галереи так,
чтобы он был виден со двора стоявшим там бандитам. - Прикажи им сложить
оружие, - громко скомандовал Сухов Абдулле. - Или я отправлю тебя к
Аллаху.

Бандиты, увидев Абдуллу, взятого на мушку, растерялись.

- Ты слышишь меня? - спросил Сухов. - Говори.

Абдулла молчал. Тогда заговорил Сухов:

- Вы должны все погрузиться на баркас и морем уйти из Педжента. Я
передам вам его, - Сухов показал на Абдуллу, - когда вы отчалите от
берега. Ясно? А теперь освободите двор! Чтобы ни души здесь не осталось!..
Вы тоже катитесь отсюда! - приказал Сухов нукерам, стоявшим лицом к стене.

Бандиты очистили музей. Сухов подтолкнул Абдуллу, и они пошли на
первый этаж музея, к "зиндону" - подвальной тюремной комнате с небольшим
зарешеченным оконцем и дверью, запирающейся снаружи на железный засов.

К ним подбежал Петруха.

- Останешься здесь, - приказал ему Сухов, после того как дверь за
Абдуллой была заперта. - А я схожу на берег. Поглядим, что делают бандиты.

Бандиты готовились к отплытию. Они грузили на баркас тюки с
награбленным добром, запасались в дорогу провизией, на огне нескольких
больших костров поджаривались бараньи туши. Сообщение о пленении Абдуллы
привело банду в замешательство. Все вскочили на ноги, прекратили погрузку,
засуетились.

Саид сидел у костра, когда первый примчавшийся из крепости бандит
выкрикнул задыхающимся голосом:

- Абдуллу украли!

К берегу, выполняя условие Сухова, скакали еще полтора десятка
всадников. Саид встал. Подошел к ближайшему бандиту и спокойным, но
быстрым движением вытащил у него из-за пояса револьвер. Приставив дуло к
заросшему подбородку растерявшегося от неожиданности бандита, Саид снял с
его плеча и винтовку.

- Не говори никому, не надо, - доброжелательно, почти ласково
посоветовал он ему и, продолжая держать под прицелом, отступил на
несколько шагов, чтобы вскочить на своего коня.

Из-за гребня большого бархана, выставив перед собой ствол ручного
пулемета, Сухов следил за происходящим у баркаса.

Саид подъехал к нему, соскочил с коня, прилег рядом.

- Обманут тебя, - сказал он. - Они сядут на баркас, ты отпустишь
Абдуллу, они вернутся.

- Это вряд ли, - усмехнулся Сухов.

Во дворе своего дома, под навесом, жена Верещагина Настасья вспорола
брюхо огромному осетру, выложила икру в большую миску, посолила ее и,
взбив, понесла в дом. Настасья отворила дверь и вошла в комнату.

Верещагин, раскинувшись на широкой кровати, спал. Он бормотал во сне,
стонал, всхлипывал. Настасья неодобрительно покачала головой и
перекрестилась на образа.

- Ура, за мной, ребята! В штыки! - закричал Верещагин и вскочил весь
в поту. Настасья полотенцем обтерла его и поставила на стол миску с икрой.

- Опять пил, не закусывал? - спросила она строго.

- Не могу я больше эту проклятую икру есть! - взмолился Верещагин. -
Надоела!

- Ешь, тебе говорят.

Верещагин вздохнул и, зачерпнув полную ложку икры, отправил ее в рот.

- Ой, что нынче страху-то в поселке! Из дома никто носа не кажет, -
рассказывала Настасья, пока Верещагин с отвращением глотал икру. - Этот
рыжий, что к нам приходил, самого Абдуллу будто поймал. Не к добру это...
Господи, ты хоть не задирайся, не встревай! Будет с тебя, свое отвоевал...

Петруха, вооруженный винтовкой, сидел у двери "зиндона". Абдулла вел
себя тихо, его даже не было слышно.

Через двор музея к колодцу прошла Гюльчатай.

Петруха вскочил на ноги, окликнул ее. Гюльчатай остановилась.

- Гюльчатай, открой личико, - попросил ее Петруха, подойдя поближе. -
Ну, открой. Гюльчатай колебалась...

Вдруг за углом раздался непонятный шум.