Чтение 6–й страницы книги ~Чертежи Брюса-Партингтона~

трое: Адольф Мейер -- Грейт-Джордж-стрит, 13, Вестминстер; Луи
ла Ротьер -- Кэмден-Мэншенз, Ноттингг Хилл; Гуго Оберштейн --
Колфилд-Гарденс, 13, Кенсингтон. Относительно последнего
известно, что в понедельник он был в Лондоне, по новому
донесению -- выбыл. Рад слышать, что "в темноте забрезжил
свет". Кабинет министров с величайшим волнением ожидает твоего
заключительного доклада. Подучены указания из самых высоких
сфер. Если понадобится, вся полиция Англии к твоим услугам.

Майкрофт".

-- Боюсь, что "вся королевская конница и вся королевская
рать"1 не смогут помочь мне -в этом деле, -- сказал Холмс,
улыбаясь. Он раскрыл свой большой план Лондона и склонился над
ним с живейшим интересом. -- Ого! -- немного спустя воскликнул
он удовлетворенно. -- Кажется, нам начинает сопутствовать
удача. Знаете, Уотсон, я уже думаю, что в конце концов мы с
вами это дело осилим. -- В неожиданном порыве веселья он
хлопнул меня по плечу. -- Сейчас я отправляюсь всего-навсего в
разведку, ничего серьезного я предпринимать не стану, пока
рядом со мной нет моего верного компаньона и биографа. Вы
оставайтесь здесь, и, весьма вероятно, через час-другой мы
увидимся снова. Если соскучитесь, вот вам стопа бумаги и перо:
принимайтесь писать о том, как мы выручили государство.

Меня в какой-то степени заразило его приподнятое
настроение, я знал, что без достаточных на то оснований Холмс
не скинет с себя маски сдержанности. Весь долгий ноябрьский
вечер я провел в нетерпеливом ожидании моего друга. Наконец в
самом начале десятого посыльный принес мне от него такую
записку:

"Обедаю в ресторане Гольдини на Глостер-роуд, Кенсингтон.
Прошу вас немедленно прийти туда. Захватите с собой ломик,
закрытый фонарь, стамеску и револьвер.

Ш. X.".

Нечего сказать, подходящее снаряжение предлагалось
почтенному гражданину таскать особой по темным, окутанным
туманом улицам! Все указанные предметы я старательно рассовал
по карманам пальто и направился поданному Холмсом адресу. Мой
друг сидел в этом крикливо нарядном итальянском ресторане/за
круглым столиком неподалеку от входа.

-- Хотите перекусить? Нет? Тогда выпейте за компанию со
мной кофе с кюрасо. И попробуйте одну из сигар владельца
заведения, они не так гнусны, как можно было ожидать. Все с
собой захватили?

-- Все. Спрятано у меня в пальто.

-- Отлично. Давайте в двух словах изложу вам, что я за это
время проделал и что нам предстоит делать дальше. Я думаю,
Уотсон, для вас совершенно очевидно, что труп молодого человека
был положен на крышу. Мне это стало ясно, едва я убедился, что
он упал не из вагона.

-- А не могли его бросить на крышу с какого-нибудь моста?

-- По-моему, это невозможно. Крыши вагонов покаты, и
никаких поручней или перил нет, -- он бы не удержался. Значит,
можно с уверенностью сказать, что его туда положили.

-- Но каким образом?

-- Это вопрос, на который нам надлежит ответить. Есть
только одна правдоподобная версия. Вам известно, что поезда
метро в некоторых пунктах Вест-Энда выходят из тоннеля наружу.
Мне смутно помнится, что, проезжая там, я иногда видел окна
домов как раз у себя над головой. Теперь представьте себе, что
поезд остановился под одним из таких окон. Разве так уж трудно
положить из окна труп на крышу вагона?

-- По-моему, это совершенно неправдоподобно.

-- Следует вспомнить старую аксиому: когда исключаются все
возможности, кроме одной, эта последняя, сколь ни кажется она
невероятной, и есть неоспоримый факт. Все другие возможности
нами исключены. Когда я выяснил, что крупный международный
шпион, только что выбывший из Лондона, проживал в одном из
домов, выходящих прямо на линию метро, я до того обрадовался,
что даже удивил вас некоторой фамильярностью поведения.

-- А, так вот, оказывается, в чем дело!

-- Ну да! Гуго Оберштейн, занимавший квартиру на
Колфилд-Гарденс в доме тринадцать, стал моей мишенью. Я начал
со станции Глостер-роуд. Там очень, любезный железнодорожный
служащий прошелся со мной по путям, и я не только
удостоверился, что на черном ходу окна лестниц в домах по
Колфилд-Гарденс выходят прямо на линию, но и узнал еще кое-что
поважнее: именно там пути пересекаются с другой, более крупной
железнодорожной веткой, и поезда метро часто по нескольку минут
стоят как раз на этом самом месте.

-- Браво, Холмс! Вы все-таки докопались до сути!

-- Не совсем, Уотсон, не совсем. Мы продвигаемся вперед,
но цель еще далека. Итак, проверив заднюю стену дома номер
тринадцать на Колфилд-Гарденс, я обследовал затем его фасад и
убедился в том, что птичка действительно упорхнула. Дом
большой, на верхнем этаже отдельные квартиры. Оберштейн
проживал именно там, и с ним всего лишь один лакей, очевидно,
его сообщник, которому он полностью доверял. Итак, Оберштейн
отправился на континент, чтобы сбыть с рук добычу, но это
отнюдь не бегство, -- у него не было причин бояться ареста. А
то, что ему могут нанести частный визит, этому джентльмену и в
голову не приходило. Но мы с вами как раз это и проделаем.

-- А нельзя ли получить официальный ордер на обыск, чтобы
все было по закону?

-- На основании имеющихся у нас данных -- едва ли.

-- Но что может дать нам обыск?

-- Например, какую-нибудь корреспонденцию.

-- Холмс, мне это не нравится.

-- Дорогой мой, вам надо будет постоять на улице,
посторожить, только и всего. Всю противозаконную деятельность
беру на себя. Сейчас не время отступать из-за пустяков.
Вспомните, что писал Майкрофт, вспомните встревоженное
адмиралтейство и кабинет министров, высокую особу, ожидающую от
нас новостей. Мы обязаны это сделать.

Вместо ответа я встал из-за стола.

-- Вы правы, Холмс. Это наш долг.

Он тоже вскочил и пожал мне руку.

-- Я знал, что вы не подведете в последнюю минуту, --
сказал Холмс, и в глазах его я прочел что-то очень похожее на
нежность. В следующее мгновение он был снова самим собой --
уверенный, трезвый, властный. -- Туда с полмили, но спешить нам
незачем, пойдемте пешком, -- продолжал он. -- Не растеряйте
ваше снаряжение, прошу вас. Если вас арестуют как
подозрительную личность, это весьма осложнит дело.

Колфилд-Гарденс -- это ряд домов с ровными фасадами, с
колоннами и портиками, весьма типичный продукт середины
викторианской эпохи в лондонском Вест-Энде. В соседней квартире
звенели веселые молодые голоса и бренчало в ночной тишине
пианино. Поо-видимому, там был в разгаре детский праздник.
Туман еще держался и укрывал нас своей завесой. Холмс зажег
фонарик и направил его луч на массивную входную дверь.

-- Да, солидно, -- сказал он. -- Тут, видимо, не только
замок, но и засовы. Попробуем черный ход -- через дверь в
подвал. В случае, если появится какой-нибудь слишком рьяный
блюститель порядка, вон там внизу к нашим услугам великолепный
темный уголок. Дайте мне руку, Уотсон, придется лезть через
ограду, а потом я помогу вам.

Через минуту мы были внизу у входа в подвал. Едва мы
укрылись в спасительной тени, как где-то над нами в тумане
послышались шаги полицейского. Когда их негромкий, размеренный
стук затих вдали, Холмс принялся за работу. Я видел, как он
нагнулся, поднатужился, и дверь с треском распахнулась. Мы
проскользнули в темный коридор, прикрыв за собой дверь. Холмс
шел впереди по голым ступеням изогнутой лестницы. Желтый веерок
света от его фонарика упал на низкое лестничное окно.

-- Вот оно. Должно быть, то самое.

Холмс распахнул раму, и в ту же минуту послышался
негромкий, тягучий гул, все нараставший и, наконец, перешедший
в рев, -- мимо дома в темноте промчался поезд. Холмс провел
лучом фонарика по подоконнику -- он был покрыт густым слоем
сажи, выпавшей из паровозных труб. В некоторых местах она
оказалась слегка смазана.

-- Потому что здесь лежало тело. Эге! Смотрите-ка, Уотсон,
что это? Ну, конечно, следы крови. -- Он указал на темные,
мутные пятна по низу рамы. -- Я их заметил и на ступенях
лестницы. Картина ясна. Подождем, пока тут остановится поезд.

Ждать пришлось недолго. Следующий состав, с таким же ревом
вынырнувший из тоннеля, постепенно замедлил ход и, скрежеща
тормозами, стал под самым окном. От подоконника до крыши вагона