Чтение 6–й страницы книги ~Букет на приеме~

переводов и через чьи руки каждый из них проходил.

-- Мм... трудоемко... Текущую работу тоже не бросишь.

-- Если мы ограничимся последним годом, то?..

-- Дня два-три.

-- Надеюсь на вас. Тут мой телефон. Не будет меня, звоните по другому
номеру -- следователю Знаменскому. И еще просьба. Подскажите, кто может
беспристрастно охарактеризовать одну из ваших сотрудниц -- Варвару
Владимировну Санатюк?

* * *

В квартире Петуховых на полную мощность включен приемник: на лестнице
ниже этажом ожидает группа мужчин.

Знаменский дает последние указания тете Кате, соседке Петуховых.

-- Встаньте, пожалуйста на то же самое место.

Тетя Катя переступает к порогу.

-- Тут вот. Только тряпка у меня в руках была, и музыка веселей играла.

-- Тряпка -- не обязательно. Сейчас несколько человек по очереди
поднимутся и произнесут у двери Петуховых фразу, которая вам запомнилась.
Если чей-то голос узнаете, скажите.

-- Еще б не сказать!

-- Начинаем! -- командует Знаменский на лестницу и плотно прикрывает
дверь. -- Теперь тихо...

Слышно, как по ступеням шагает кто-то, потом близко стучит в дверь и
говорит после паузы: "Такси заказывали?.. А чего же не выходите? Выходите
скорей, мне стоять некогда!" Тетя Катя не подает знака. Процедура
повторяется со вторым голосом. Когда раздаются шаги третьего участника
опознания, женщина настораживается и напряженно дослушивает фразу до конца.

-- Этот! -- торжествующе заявляет она. -- И хрип его и повадка!

-- Спасибо. Вольно!

Музыка смолкает. Знаменский выходит на лестницу и приглашает всех
поближе.

-- Прошу мужчину, участвовавшего в опознании третьим, назвать себя.

-- Ну я, -- нехотя откликается Кирпичов.

-- Ваша фамилия?

-- Будто забыли.

-- Должны слышать все присутствующие.

-- Ну Кирпичов.

-- Признаете ли вы правильность опознания?

-- Ничего я не признаю.

Тучная тетя Катя наливается краской.

-- Он еще и отказывается! Бесстыжие твои глаза! Небось заодно с теми!

-- Отцепись, бабка.

-- Ой, взляд-то какой у него нехороший! На все способный! -- обращается
тетя Катя к Знаменскому.

* * *

После опознания Кирпичова Пал Палыч привозит его на Петровку.

-- Ну, Кирпичов, всю дорогу мы молчали. Что надумали?

-- Да ничего особенного. Считаете, много вы доказали?

-- По крайней мере одно: к двери Петуховых вы все-таки подходили и
разговаривали с теми, кто был внутри. Хотя прошлый раз категорически
отрицали это. Почему?

-- Потому, чтоб не привязывались вы, не впутывали меня в историю!

-- Человека трудно запутать, если сам не путает.

-- Ну да! Старуха только голос услышала и -- готово дело! -- произвела
в грабители.

-- Угу. Вы ей не понравились.

-- Может, вам понравился?

-- Не очень. Но я не уверен, что вы на все способны.

-- А все-таки допускаете. Ну что я такого сделал? Поднялся на пятый
этаж. И уже замаран!

-- Тем, что старались это скрыть. И продолжаете скрывать многое другое.

-- На вашем стуле сидя, пора бы привыкнуть, что люди врут, -- замечает
Кирпичов.

-- Привыкнуть трудно, да и нельзя. Начнет казаться, что все врут. Как
тогда добывать правду?

Кирпичов вызывающе усмехается.

-- Думать надо!

-- По дороге сюда я как раз думал.

-- И что надумали?

-- Довольно любопытную, знаете, штуку. Не в том ли корень вашего
вранья, что тех двоих вы высадили у собственного дома?

Некоторое время Кирпичов молчит, пытаясь подавить панику, затем говорит
с трудом:

-- Что за ерунда... еще скажите -- повел к себе чай пить... Надо же
выдумать!..

-- Я не выдумывал, Кирпичов. Я думал. Анализировал, сопоставлял. И
ясно вижу, что не ошибся.

-- Откуда ж оно ясно?

-- Из вашей реакции. В протоколе, конечно, нельзя написать: "Свидетель
побледнел и задрожал всем телом". Но картина была примерно такая.

-- Когда врасплох такую глупость... поневоле челюсть отвиснет... С
чего вы вообще взяли?

-- Могу вкратце изложить ход мысли. Желаете?

-- Отчего ж... интересно.

-- Так вот. Кирпичов, думал я, изо всех сил открещивается от двух своих
пассажиров, опасаясь угодить в историю. Но он должен понимать, что никто его
не обвинит, если случайные пассажиры оказались преступниками. Значит, есть
некое обстоятельство, которое позволяет заподозрить связь между ним и
грабителями. Это обстоятельство он и хочет утаить!.. Тогда я принялся
перебирать в уме первый с ним разговор. Пока мы торчали у светофора на
Сретенке, отчетливо вспомнился момент, когда "заискрило". На вопрос, где
пассажиры сошли, Кирпичов ответил чуть поспешней и внутренне весь напрягся.
Видно, тут и была главная ложь.

-- Да почему непременно ложь?!

-- Видите ли, он утверждал, что высадил своих нехороших клиентов у
метро. Глупо, проехав полгорода на такси, высаживаться у метро.

-- Заметали следы.

-- Нет, полагаю, такси их прельстило как возможность быстро добраться
до определенного места.

-- И "определенное место" -- мой дом? Железная логика!

-- Я еще не сделал такого вывода. Кроме лжи был страх. Кирпичов крепко
боится, думал я. Но кого? Меня?

-- Чего вас бояться? Не воображайте...

-- Верно. Когда меня боятся, это неприятно, и я сразу чувствую. Значит,
кого-то другого. Кого? Тех пассажиров? Что ж, Кирпичов в прошлом судим,
глаз...

-- Раскопали!

-- Я судимостью не попрекаю, но учитываю -- как жизненный опыт. Так
вот, глаз на уголовников должен иметь, к тому ж они наверняка были
возбуждены, говорили о чем-то. Словом, Кирпичов вполне мог их раскусить,
понять, что они прямиком "с дела", и струхнуть.

-- Струхнешь! Под носом на щитке и номер машины и фамилия. Только
ленивый не запомнит.

-- Да, но тот Кирпичов, о котором я толкую, не робкого десятка. В
январе у него хулиганы отказались платить, угрожали расправой, а он
ухитрился всех троих доставить в милицию. И плевал, что они запомнили
фамилию... Конечно, возможен особый вариант: Кирпичов нарвался на тех, с
которыми отбывал срок. Допустим, ему грозили. Допустим, Кирпичов помнит их
как типов жестоких, злобных. И отсюда -- страх.

-- Вы прямо диссертацию выдаете: "Что такое страх и с чем его едят", --
нервничает Кирпичов.

-- Уж что на моем стуле сидя вырабатывается, так это чутье на ложь и
страх. Я могу точно сказать, что страх Кирпичова -- сегодняшний. А сегодня
те двое ему не опасны. Они узнают, кто навел на их след, уже когда
попадутся, то есть будут под замком. А потом, через долгие годы, вновь
обретенную свободу, сами знаете, редко тратят на "священную месть"... Итак,
выводы: Кирпичов боится сейчас, сию минуту. Боится не меня и не их. Ему
жизненно важно скрыть конечную точку маршрута. Чем все увязать и объяснить?
Одной фамилией: Санатюк. Если Кирпичов узнал, что шеф грабителей Санатюк, --
это для него реальная, ежедневная угроза. Санатюк разом поставил все на
место, и я увидел круг, в котором мечется Кирпичов, отбиваясь от моих
вопросов.

Повисает долгая пауза.

-- Коли у вас так ловко устроены мозги, что вы можете все вообразить за
другого человека, тогда вы должны понять... этого Кирпичова.

-- И оправдать вранье?

-- Интересы службы не дозволяют?

-- И службы и самого Кирпичова.

-- Да?

-- Да! С точки зрения юридической вы сейчас на грани соучастия.
Продолжая запираться, подготовите себе до того неблаговидную роль на суде,
что...

-- Доброе у вас сердце, гражданин майор!

-- А доброе сердце -- это стыдно? Или смешно?

-- Н-нет. Извините, гражданин майор... Но вы говорите "на суде".
Одного-то меня судить не будут, а тех еще...

-- Полагаете, их не задержат без ваших показаний? Уж как-нибудь