Чтение 6–й страницы книги ~Из жизни фруктов~

-- Это вам что-то дает?

-- Да, эти листочки могут сослужить хорошую службу.

-- Там что-нибудь серьезное... на базе?

-- Просто любопытно или есть причина? -- осторожно выясняет Пал Палыч.

-- Ну... -- Саша колеблется, -- в общем, я знаком с Леной Чугунниковой
и потому... -- неловко замолкает.

У Знаменского на минуту портится настроение: парень ему симпатичен.

-- Хорошая девушка? -- по-доброму спрашивает он.

-- Лучше всех. -- Саша за иронией с трудом скрывает беспокойство.

-- Да, тесен мир... Но я не вправе рассказывать.

* * *

Саша бегом спускается по экскалатору -- спешит на свидание.

Как всякая девушка, которой пришлось ждать, Лена в некоторой досаде:

-- Ты так во мне уверен, что уже начинаешь опаздывать?

-- Ленуся, разве плохо, что уверен?

-- Хорошо, хорошо... только не зазнавайся.

-- Никогда! -- клятвенно произносит Саша. -- Это твоя привилегия на
всю жизнь!

Лена смеется.

-- Где ты, негодяй, застрял?

-- У следователя.

-- За тобой водятся преступления?

-- Масса, -- отзывается Саша легким тоном, но невольно хмурится.

-- Рассказывай!

-- Не хочется отравлять вечер.

-- Но я обожаю страшные истории!

-- Ничего страшного... я надеюсь.

-- Все равно! Признавайся сейчас же!

-- Только ты не расстраивайся... На базе идет какая-то проверка.
Помнишь, мы там работали, а теперь нас как свидетелей...

-- У мамы?

-- Да. Следователь не сказал, в чем дело, но какой-то неприятный
осадок...

-- Ну-у, за маму можно не беспокоиться! -- беспечно говорит Лена. --
Больших безобразий не допустит. Не забывай, она все-таки генеральша. Она
всех держит вот так! -- сжимает кулак. -- К ней даже иностранцев возят.

* * *

На пустых ящиках, валяющихся около одноколейной дороги, проходящей по
территории четвертого цеха, размещаются Знаменский, Васькин, Малахов и
новая фигура -- весовщик Лобов. Это молодой человек из "модерновых".
Ухоженный, трезвый, спортивный. Одет элегантно, чего не скрывает наброшенный
на плечи рабочий халат. Часы у него, конечно, электронные, курит он
"Мальборо", бумаги носит в "дипломате".

Кладовщики и Лобов препираются. Знаменский доволен, что удалось их
стравить: в споре проскальзывают интересные детали.

-- Просто дурная привычка -- за все железные дороги ругать! -- с
апломбом говорит Лобов.

-- Железные, выдержат, -- примирительно вставляет Малахов.

Но Васькин мрачен.

-- Вас не бить -- ни вагона не дождешься! -- перекрикивает он шум
подходящего состава.

-- Ну-ну-ну, я попрошу! -- надсаживается и Лобов. -- Претензии должны
быть обоснованы. Если по воде или самолетом, то при грузе обязательно
сопровождающий. Кто в воздухе украдет? Смешно! Но положен конвой. Тогда нам
на каждый вагон надо по солдату, а разъезды и сортировочные стеной обнести!
Дайте охрану -- пожалуйста, спрашивайте. А то чуть что -- дорога отвечай!

-- Давай не будем! -- отмахивается Васькин здоровенной своей пятерней.
-- Вы за груз не отвечаете. Пломба цела -- и привет. Скорей подальше, пока
мы внутрь не заглянули!

Состав прошел, но Лобов по инерции все еще кричит:

-- А ты, Владимир Тарасыч, очень мечтаешь, чтобы товар пришел
целенький?

-- Чего мелешь? -- огрызается тот.

Лобов взглядывает на Знаменского и спохватывается:

-- Нет, разумеется, все заинтересованы в сохранности грузов, Горячимся,
потому что болеем за общее дело. Хотя я лично -- не материально
ответственный, поймите меня правильно. Мое дело взвесить. Однако невольно
принимаешь к сердцу. Если глубоко разобраться, Пал Палыч, то корень зла --
поставщик.

-- Вот это точно! -- с воодушевлением подхватывает Васькин.

-- Самое удобное -- ругать тех, кто отсутствует, -- отзывается Пал
Палыч.

-- Нет, верьте слову, при существующем положении поставщику
плевать-расплевать, только бы отгрузить, хоть в поломанный вагон!

-- А тара? -- гремит Васькин. -- Бывает, товар -- в одном углу, а доски
от ящиков -- в другом!

-- И вы знаете, почему так?

-- Знаю, -- кивает Знаменский Лобову. -- Убытки оплачивает не
отправитель, а получатель.

-- Грузит один -- платит другой, а дорога, разумеется, виновата, --
иронически заканчивает Лобов.

Малахов с искренним сожалением подтверждает:

-- Плохо грузят. Сколько влезет. Сколько не жалко. Сколько успели.

-- Чаще недогруз или перегруз? -- уточняет Знаменский.

-- Когда как. Мы держим равнение на середину. Придет, например, вагон
по нулям. Значит -- килограмм в килограмм. Мы убыль все равно пишем. По
норме.

-- Все равно пишете? Всегда?

-- Да слушайте его! -- срывается Васькин. -- По нулям! Весы-то не
аптечные, железнодорожные весы! Ты скажи, какая у тебя официальная точность?
-- оборачивается он к Лобову.

-- Плюс-минус полтонны на вагон.

-- Вот! Стрелки, может, и по нулям, а полтонны нету!

-- Ну ладно, кончили общие рассуждения. Вы принесли свою регистрацию
грузов, товарищ Лобов?

-- Разумеется, -- он достает из "дипломата" учетную книгу.

-- Откройте двадцать девятое апреля.

Лобов шуршит страницами. Нашел.

-- Три вагона, -- продолжает Пал Палыч. -- Номера триста восемнадцать
восемьдесят четырнадцать, триста восемнадцать восемьдесят сорок и триста
восемнадцать восемьдесят сорок один.

Лобов просматривает записи.

-- Названные вами вагоны не значатся.

-- Вернее, у вас не помечены.

-- А почему должны быть помечены?

-- Потому что двадцать девятого между двенадцатью и часом дня их
доставили сюда, на подъездные пути.

Воцаряется неприятная пауза.

-- Я попрошу уточнить, откуда сведения.

-- От сцепщика, из первых рук. По его, так сказать, наводке я нашел
номера в одной из поездных ведомостей.

Еще более неприятная пауза. Малахов растерянно пожимает плечами и
что-то бормочет. Лобов начинает усиленно "припоминать".

-- А-а... Во-он вы про что... Это знаешь, Владимир Тарасыч, про что --
когда дождь шел!

-- Ну, допустим, шел, -- тянет Васькин, стараясь понять, куда клонит
Лобов.

-- С утра зарядил, помнишь?

-- Ну?

-- Этот случай я объясню, Пал Палыч.

-- Будет с вашей стороны очень любезно, товарищ Лобов.

-- Помнишь, у одного вагона доски немного отошли? -- Лобов обращается
попеременно то к Васькину, то к Знаменскому. -- Я говорю, старый вагон,
сыплется уже, а он полез в пузырек -- будем, говорит, создавать комиссию,
может оказаться недостача.

Васькин сообразил что к чему:

-- А-а... Это когда я говорю, вагон дефектный...

-- Ну да, я говорю, принимай, а ты говоришь, надо комиссию. -- А-а...
Ну помню... еще дождь лил...

-- С самого утра!

-- Очень хорошо, -- прерывает их Пал Палыч; на глазах столковались, и
ничего не поделаешь. -- Кто вошел в комиссию по приемке?

-- Да кого я под самый праздник соберу? -- бодро отвечает Васькин. -- В
ливень-то на перроне стоять? Решил, пусть пройдут майские, тогда.

-- Так. Груз оставался еще в ведении дороги?

-- Нет-нет-нет. Раз мы транспортировали получателю, пломбы целы,
претензий к нам нет -- уже все. Дальше их забота. -- Лобов поводит рукой в
сторону Васькина.

-- Это ты брось! Я тебе хоть где расписался?!

-- Но груз на твоей территории?

-- Ничего не значит!

-- Нет, Владимир Тарасыч, я попрошу! Очень даже значит!

Между Лобовым и Васькиным опять готова разгореться перепалка, но
Знаменский поднимает руку.

-- Так или иначе, днем двадцать девятого апреля помидоры существовали.
Что же дальше? Их смыло дождем?