Чтение 6–й страницы книги ~Ослепительный оскал~

Склонившись над грудой апельсинов спиной к улице, я услышал, как
простучали ее каблуки, и почувствовал, как ее тень упала на меня, подобно
прохладному туману.

Улица шла параллельно Мейн, на расстоянии квартала от нее. Вдоль
покрытого выбоинами асфальта теснились не попавшие на Мейн-стрит радио и
сапожные мастерские, мастерские по ремонту мебели, магазины со средствами
для уничтожения насекомых и закусочные, похожие на мухоловки. Люси
остановилась перед домом в третьем квартале и оглядела улицу. Я стоял на
автобусной остановке на углу, в сотне метров от нее. С внезапной живостью
она перебежала затененный двор дома и вбежала по ступенькам на веранду. Я
пошел за ней.

Дом, в который она вошла, имел заброшенный и архаичный вид. С одной
стороны он вплотную примыкал к мастерской по чистке матрацев, с другой - к
парикмахерской с одним-единственным парикмахером. Трехэтажный, с
фантастической остроконечной крышей, он был построен до появления
калифорнийского стиля архитектуры. Извилистые коричневые отметки уровня
воды испещряли его серые боковые стены. Оконные переплеты нижнего этажа
были выкрашены в белый цвет, и окна смотрели на солнце, словно очки
слепца. Возле двойных дверей была табличка с надписью, выведенной крупными
черными буквами: "Сэмюэль Беннинг, врач".

Карточка, прикрепленная над звонком, сообщала на английском и
испанском:

"Звоните и входите".

Так я и сделал.

В прихожей пахло больничным мылом, стряпней, антисептиками и
сыростью. Из полумрака на меня посмотрело лицо. Это было крупное мужское
лицо, очень резкое и агрессивное. Я инстинктивно отпрянул, но потом понял,
что это отражение моего собственного лица в тусклом зеркале, висящем на
стене. Зеркало было вставлено в старую раму с причудливыми завитками.

Дверь в конце прихожей впустила свет и темноволосую женщину. На ней
было серое полосатое форменное платье, и она была красива пышной горячей
красотой. Она смотрела на меня черными глазами и, видимо, знала это.

- Вы хотите видеть доктора, сэр?

- Если он у себя.

- Пройдите в комнату ожидания, сэр. Он скоро вас примет. Дверь
налево.

Она удалилась, мягко покачивая бедрами.

В комнате ожидания никого не было. Широкая, с несколькими окнами,
она, очевидно, была раньше гостиной первого этажа. Теперь ее главным
качеством было полное отсутствие респектабельности, начиная от
раскромсанного ковра и кончая неопределенного цвета потолком. Вдоль стен
стояло несколько расшатанных стульев, недавно обновленных с помощью яркого
ситца. Несмотря на это, комната была из тех, на которых порочная нищета
оставила свои следы.

Я сел на стул спиной к свету и взял журнал с расшатанного стола.
Журнал был двухлетней давности, но он помог мне скрывать свое лицо. В
дальней от меня стене находилась закрытая дверь. Через некоторое время
дверь открылась и в ней появилась молодая брюнетка в плохо сидящей форме.
За открытой дверью я услышал женский голос, похожий на голос Люси. Она там
что-то говорила, но слов я не разобрал.

Вошедшая женщина резко закрыла дверь и подошла ко мне.

У нее были глаза цвета голубой эмали. Красота ее свела на нет
убогость комнаты.

Я задумался над тем, как могла эта комната удостоиться чести
принимать ее, когда красавица прервала мои мысли,

- Вы хотите видеть доктора?

- Да.

- Он сейчас занят.

- И долго он будет занят? Я спешу.

- Не могу сказать, как долго.

- Я немного подожду.

- Хорошо, сэр.

Она стояла под моим настойчивым взглядом с таким невозмутимым
спокойствием, словно это было ее естественное состояние. Ее красота была
не чувственной и не связанной с движениями. Она была застывшая, как
красота статуи. Даже голубые глаза были плоскими, лишенными выражения. И
все ее лицо, казалось, находилось под новокаиновой блокадой.

- Вы один из пациентов доктора?

- Пока еще нет.

- Могу я узнать ваше имя?

- Ларкин, - бухнул я, наугад. - Горас Ларкин.

Замороженное лицо не оттаяло. Она подошла к письменному столу и
что-то записала в карточку. Ее слишком тесное, плохо сидящее, но шикарное
платье вызывало у меня тревогу. Все в ней беспокоило меня.

Дверь хлопнула, и появился мужчина в докторском халате. Я поднял
журнал и под его прикрытием принялся изучать вошедшего. Его голова с
большими ушами и почти без волос казалась странно голой, как-будто
ощипанной. На длинном лице тускло светились тревожные светлые глаза.
Глубокие печальные складки тянулись вниз от крыльев большого обвислого
носа.

- Иди же сюда, - сказал он медсестре. - Ради бога, поговори с ней. Я
не могу всего этого слышать.

У него был высокий и быстрый голос, дрожащий от гнева и беспокойства.

Женщина холодно оглядела его, затем бросила взгляд на меня.

- Идем, - нетерпеливо проговорил он, протягивая к ней костлявую
красную руку. - Я не могу с ней справиться.

Она пожала плечами и прошла мимо него в дверь. Он отпрянул от нее
всем своим телом, словно она излучала невыносимую жару. Я вышел из дома.

Люси вышла через пять-десять минут. Я сидел в парикмахерской возле
дома доктора Беннинга. Передо мной было двое мужчин. Один сидел в кресле,
ему брили шею, а другой читал газету. Читающий был немолодым и полным, в
коричневом пиджаке из верблюжьей шерсти. На его щеках и на носу были
красные прожилки.

Когда мимо парикмахерской прошла Люси, он торопливо встал, надел
засаленную панаму и вышел на улицу. Я подождал и последовал за ним.

- Но вы же следующий, сэр! - крикнул мне вслед парикмахер. Я
оглянулся с другой стороны улицы. Он все еще стоял у окна, делая
зазывающие жесты зажатой в руке бритвой. Человек с прожилками на носу был
на полпути к следующему углу, почти возле Люси.

Она снова привела нас на станцию. Когда она подошла к ней,
пассажирский поезд на север как раз отходил от платформы. Люси встала, как
вкопанная, на платформе и стояла до тех пор, пока его дым не рассеялся
среди холмов. Человек в пиджаке из верблюжьей шерсти наблюдал за ней,
пригнувшись бесформенной глыбой за штабелем упаковочных клетей под навесом
багажного отделения.

Люси повернулась и вошла в здание станции. Узкое окно под аркой
позволило мне лишь частично видеть комнату ожидания. Я перешел к другому
окну, игнорируя человека за штабелем упаковочных клетей и не пытаясь
поставить его в своей памяти на нужное место. Люси стояла у билетной кассы
с зеленой банкнотой в руке.

Мужчина направился ко мне, прижимаясь тучным телом к стене, будто
ветер мешал ему двигаться нормально. Он положил на мою руку два мягких
белых пальца.

- Лю Арчер, не так ли?

Его речь был намеренно шутовской и сопровождалась самодовольной
улыбкой.

- Что еще за игру вы затеяли?

Я стряхнул с руки его пальцы.

- Ты меня, мальчик, не проведешь. Я хорошо тебя помню. Ты был
свидетелем по делу Сэллера, и работу ты проделал неплохую. Присяжные
побили защиту. Макс Хэйс, - представился он.

Он снял свою панаму, и над его лбом вздыбился хохолок рыжеватых
волос. Под ним, как вишни, живо сверкали умные темные глаза. Его легкая
улыбка хранила скромное обаяние и говорила о том, что он сделал прыжок в
мужественность и зрелость в сорок и сорок пять лет, не прилагая к этому
никаких усилий.

- Хэйс, - повторил он, словно уговаривая. - Максфилд Хэйс.

Я вспомнил его на процессе Сэллера. Вспомнил также, что он лишился
своей лицензии за сговор с членом суда на другом процессе по делу об
убийстве.

- Я знаю тебя, Макс. Так что тебе надо?

- Давай прошвырнемся через улицу, я поставлю тебе выпивку и мы
вспомним старые времена и все прочее.

Он говорил мягко, но настойчиво, и слова выкатывались из его губ
легко, как пузыри. Его дыхание было таким сильным, что к нему можно было
прислониться.

Я посмотрел на Люси. Она стояла в телефонной будке на дальнем конце
комнаты ожидания. Ее губы были плотно прижаты к микрофону и шевелились.

- Спасибо, не сейчас. Мне нужно сесть на поезд.

- Опять ты надо мной шутишь. В ближайшие два часа не будет никаких
поездов в любом направлении. Значит, тебе можно не беспокоиться о том, что
девчонка удерет, не так ли? Она сможет воспользоваться своим билетом не
раньше, чем через два часа.

Его лицо засветилось усмешкой любителя пошутить, как будто он
умудрился подсунуть мне сигару со взрывчаткой.