будет ждать Юсуф.
аплодисментов с идеологического пленума. В тот день Шарофат никак не могла
настроиться на серьезный лад, все говорила: "Без тебя пройдет такое важное
мероприятие", на что он снисходительно ответил: "Ну и что, Цезарь позволял
себе и не такое, а я чем хуже его, да и резолюция уже неделю назад готова".
К прениям он успел и даже выступил страстно на тему о моральном облике
коммуниста.
Шарофат, принимая в прихожей тонкий летний пиджак Анвара Абидовича -- к
одежде он был неравнодушен и шутил, что заразился от нее вещизмом.
обеду уж точно испортит настроение, -- разошелся сразу Наполеон. -- Ты,
конечно, слыхала про Махмудова Пулата Муминовича, в области самый известный
район...
уважаемый человек...
вот, твой Пулат-Купыр или как там его, оказывается, сын чуждого нам
элемента, скрыл от партии свое социальное происхождение, столько лет
прятался... Ну и люди пошли, так и норовят к партии примазаться...
что Анвар Абидович не шутит, начала так смеяться, что выронила из рук
пиджак.
полы разъезжавшегося атласного китайского халата. Смех хозяйки дома сбил
его с толку, и он, внезапно успокоившись, спросил мирно:
переходы.
со смеху, -- ты пылал таким праведным гневом, никакому Смоктуновскому такое
не удалось бы...
место в наших рядах, -- завелся он вновь.
классового врага, но ведь и ты не прост происхождением -- об этом все знают.
Тилляходжаевы -- знатный род, белая кость, дворяне, так сказать, князья --
только за родословную я полюбила тебя девчонкой.
тут же нашелся: -- Но я ведь специально не скрывал от партии своего
происхождения, и моего отца не расстреляли как врага народа, слава Аллаху,
умер в прошлом году в своей постели. И вообще -- Тилляходжаевы есть
Тилляходжаевы, нашла с кем сравнивать, не Махмудовы же должны править в
Заркенте.
вновь обняла его и стала целовать -- она знала, как его отвлечь, чувствовала
свою силу.
показались мелкими, несущественными, у него вырвался стон, очень похожий на
звериный рык, и он, не владея собой, легко поднял Шарофат на руки и понес
через просторный зал в спальню.
остывая, на веранде, но хлопковый Наполеон ничего не слышал.
на веранде. Шарофат легко спрыгнула с высокой кровати красного дерева, очень
похожей на корабль, -- они и называли его шутя "наш корвет". Сбитые
простыни, белые подушки, легкое стеганое одеяло из белого атласа издали
впрямь напоминали опавшие паруса старинного корвета.
чувствуя, что он ею любуется, чуть задержалась у трельяжа, поправляя
волосы, потом вернулась и, поцеловав его в щеку, сказала:
знаешь: у нас, бедных, только одна ванная...
современный, комфортабельный, такой, в котором он жил сам. "Если я имею две
ванных, то у меня шестеро детей и твои родители живут со мной", -- хотел
взорваться от несправедливости Наполеон, но сдержался, потому что посмотрел
вслед Шарофат...
знала, как сохранить себя, не переедала, частенько сидела на диете, порою
даже голодала, устраивала разгрузочные дни. Занималась гимнастикой, а вот
теперь увлеклась еще аэробикой. Отчего бы не заниматься собой -- временем
она располагала: я творческий работник, поэтесса, на вольных хлебах,
говорила она новым знакомым гордо. Лихо водила машину, смущая местное
бесправное ГАИ. В Москве ей однажды пришлось сделать от него аборт,
оперировали поспешно, на дому, и детей у нее не было. Но о давнем аборте
никто не знал.
догадывавшаяся о связи сестры с мужем. С годами семья, быт, дети, давнее
отчуждение мужа стушевали боль Халимы -- она махнула на него рукой и жила
только детьми.
навязывались ему в постоянные любовницы и молодые карьеристки из комсомола,
облисполкома, профсоюзов, но он знал их мысли наперед. Чувствовал он и тягу
к себе Шарофат -- с ним она была счастлива, он доставлял ей наслаждение,
его не обманешь. Он понимал, что в их страсти таилось что-то патологическое,
обоюдно патологическое, как объяснил ему один известный врач-психиатр,
которому Анвар Абидович очень доверял и к которому время от времени
обращался за помощью, хотя тот и жил в Ленинграде. Наверное, и впрямь
патология; однажды Шарофат рассказывала, что еще сопливой школьницей, в
неполных четырнадцать лет, когда ночевала у них в доме, прокрадывалась по
ночам к порогу их спальни, и как волновал ее каждый вздох, каждый шорох
из-за двери...
спальне у Шарофат и ее мужа, Хакима Нурматова, у каждого -- свой личный
гардероб. Четырехстворчатый полированный шкаф Хакима занимал стену слева; по
мусульманским обычаям, предписанным шариатом, именно с этой стороны должен
спать муж. Вспомнил он из шариата еще одну любопытную заповедь: если
простолюдин женится на женщине из рода ходжа, что бывает крайне редко, что
называется, в экстремальных условиях, то каждую ночь он должен проползти
под одеялом под ногами жены, и только тогда имел право лечь рядом с ней. Вот
что значит принадлежать к роду ходжа!
какой-нибудь халат, и от удивления присвистнул.
дела, дела, комиссии, командировки.
Шарофат, только золотые драконы паслись на черном атласе; особенно
понравился ему тяжелый, витой, шелковый пояс -- словно золотой цепью
опоясывал.
А сколько их сложено где-нибудь в углу -- сотни! Так же, как и у него дома.
А куда деться? По народной традиции везде, куда ни попадешь, норовят на тебя
надеть чапан или халат, а уж начальника ОБХСС области порою в день в три
халата облачают.
свое изображение в трельяже и, довольный, засунул руки в карманы и тут же
моментально вынул их -- в каждой руке у него поблескивала золотая монета,
царский червонец; он знал, что по нынешнему курсу цена монетки -- тысяча
рублей.
неожиданно вспыхнул. -- А что же он мне, своему родственнику и покровителю,
носит грязные бумажки? Приедет, разберусь...
оставить их в кармане, он и не помыслил. И вдруг, улыбнувшись, по дороге в
ванную заглянул на кухню, где Шарофат уже начинала хлопотать насчет обеда.
понимающей Шарофат пухлую ладошку.
сам, насвистывая песенку, довольный, что отделался за счет ее мужа,
направился принимать душ.
муж Шарофат, Хаким Нурматов.
Почему посмел так своевольничать, не поставил в известность, не
согласовал?"
лейтенантика районной милиции, сделал своим родственником, доверенным лицом.
Теперь этот мерзавец, заполучив полковничьи погоны, тайком от него собирал
золото, которое по праву должно принадлежать только ему.
Абидович настоял, чтобы она задержалась еще на два года в столице --
оставляли ее на кафедре, и появилась возможность защитить кандидатскую
диссертацию по творчеству поэтессы прошлого века Надиры Бегим. Так надо,
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур
Вронский Константин
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Андреев Николай