Амирхан Даутович, отдавая должное полиграфии, вкусу, изыску, с которым
подавалась в зарубежных изданиях керамика со всего света, все же больше
любил альбомы, изданные дома, в Москве.
дома -- того самого, где он прожил с Ларисой десять счастливых лет.
все-таки достал для жены, на низкой дубовой подставке лежал глиняный сосуд
для воды -- хум; раньше такой имелся в любом дворе -- ведь не только
водопровод, но и колодец в этих краях был редкостью. Сосуд из красноватой
глины литров на пятьдесят -- шестьдесят потерял от времени первоначальный
цвет, но на фотографии смотрелся хорошо, выцветшие краски говорили о
возрасте. В нескольких местах сосуд был умело залатан, медные скобы успели
покрыться зеленоватым налетом.
Лариса задумала и начала осуществлять свой план музея в саду. За это время
экспозиция менялась десятки раз. Когда Лариса привозила из дальних поездок
какую-нибудь интересную вещь, все в саду начинало двигаться, перемещаться,
но, надо признать, от каждой перестановки, замены экспонатов общий вид,
панорама улучшались несомненно. За пять лет подросла и голубая ель, которую
они наряжали для окрестной детворы на Новый год, укрепились карликовые
деревья. Лариса отыскивала их у садоводов-любителей по всей Средней Азии,
когда ездила на поиски керамики, и по весне во дворе розово цвело деревце
фейхоа, наполняя воздух тонким ароматом. Исчез розарий, но отдельные кусты
роз -- алой, багряно-красной, белой, желтой -- росли, по замыслу Ларисы, в
соседстве с редкими карликовыми деревьями. Перестроили они и свой крошечный
бассейн: отодвинули в глубь сада, эмалированную ванну сменили на бетонную,
выложенную голубым кафелем, но все это делалось не только для собственного
удовольствия -- рядом с водой керамика смотрелась совсем иначе.
искусствоведы, ему удалось побывать с женой на двух из трех ее зарубежных
выставках -- в Цюрихе и Стокгольме. Конечно, он ездил туда по туристической
путевке, но главное, он был рядом, мог помочь, поддержать, он был свидетелем
ее успеха, видел ее необыкновенно счастливой, и позже не раз благодарил
судьбу за то, что она предоставила ему такую возможность.
потому, что хоть и приезжала съемочная группа с осветителями, с десятком
чемоданов всякой аппаратуры, лучшие снимки все-таки были сделаны самой
Ларисой. Когда она стала бывать за границей, обзавелась и японской и
западногерманской камерами, и все деньги в поездках тратила на фотобумагу и
реактивы. Снимков она делала много: снимала и на рассвете, и на закате, и в
ослепляющий полдень, и никогда не снимала дома без него, -- помогая, он
понимал ее без слов. Оттого ему была дорога каждая фотография в альбоме, он
помнил, как они рождались.
вещи, что дарили ему лично, зная, что жена, да и сам прокурор увлечены столь
странным, на местный взгляд, делом, как собирание керамики. Понятно бы --
старинное серебро, хрусталь, бронза, ковры ручной работы, все то, что
имеет, так сказать, материальную ценность, а тут -- черепки... Дарили часто
от сердца, объясняя этот жест своим долгом помочь популяризации
национальной керамики. Отказывался принять -- обижались: на что, мол,
человеку один-единственный кумган, даже если он сохранился от дедов, когда
рядом живет собиратель, у которого к этому кумгану уже есть пара, да и чаша
похожая найдется.
крепко, особенно имея в виду свое служебное положение, но, увлеченный
азартом коллекционера, не отнес ее на счет простой дешевой керамики, а зря.
Хотя "даров не принимай" он не забывал и не раз заворачивал доброхотов,
пытавшихся поднести ему огромные напольные китайские вазы, двухведерные
медные кувшины и сосуды для воды. Может, и тут были люди, дарившие от души,
но Амирхан Даутович спокойно объяснял, что все это уже, так сказать, из
другой оперы, и китайский фарфор, даже ручной работы, его не интересует.
Китайский фарфор ему пытались дарить не один год, чего только не приносили,
особенно поражали метрового диаметра тарелки, очень похожие на восточные
ляганы. Амирхан Даутович поражался количеству фарфора в этих краях, хотя
знал, что здесь проходили древние караванные пути из Китая.
когда Амирхан Даутович уже не был областным прокурором, а работал там же в
прокуратуре, в следственном отделе, но уже на небольшой должности, ниже той,
с которой некогда начинал в этих стенах, попадались ему дела так называемых
"коллекционеров". А ведь он точно помнил, поскольку его жена проработала три
года искусствоведом в местном музее, что еще десять лет назад даже понятия
такого -- "частная коллекция" -- в этих краях не знали, не говоря уже о
самих коллекциях. А тут, в конце семидесятых -- начале восьмидесятых годов,
враз расплодились владельцы частных коллекций, и вряд ли тому примером
послужило собрание керамики его жены, хотя областная печать не раз писала о
выставке в их саду. Коллекции эти были, конечно, иные: они представляли
художественную ценность, и зачастую немалую, порой приходилось обращаться к
признанным экспертам, но главным мерилом коллекций считалась их
материальная стоимость, и "коллекционерами" чаще всего руководило желание
вкладывать добытые неправедным путем деньги в антиквариат, который, по их
твердому убеждению, дорожал день ото дня.
булавки, брелоки -- разумеется, только золотые; правда, один из "знатоков"
презрел золото и успел собрать шестнадцать платиновых шкатулок и табакерок;
попался и рекордсмен по серебряным работам, из его "коллекции" московские
эксперты отобрали для музея четыре неизвестных ранее работы Фаберже.
Поразила прокурора еще одна разновидность "коллекционеров", едва ли
известная даже искусствоведам: у них в области наравне с золотом
"коллекционировали" жемчуг, но эти, не в пример собирателям антиквариата,
знали о жемчуге действительно много, поболее искусствоведов. Амирхан
Даутович благодаря своей работе видел жемчуг из стран Ближнего Востока, из
Африки и Австралии, с Филиппин и новейший японский с океанских ферм,
иранский и иракский; владей он сколько-нибудь пером, думал он, обязательно
написал бы роман о путях жемчуга, который стекался в эти края со всего
света, -- наверное, это был бы детектив из детективов, настоящий
бестселлер. Вот с такими "коллекционерами" приходилось иметь дело Амирхану
Даутовичу, и те, зная об увлечении бывшего областного прокурора, иногда
говорили ему: вы должны понять меня как коллекционер коллекционера, хотя ни
один из них не мог сказать ничего вразумительного о художественной ценности
своего собрания.
наиболее ценной -- в тот раз Лариса выставляла в Цюрихе только керамику
начала века. Неожиданно для себя она отыскала в архивах Ферганской долины
документы, свидетельствующие о том, что в русском поселении Горчакове в
1898 году были открыты по приказу генерала Скобелева две керамические
мастерские, где работали местные умельцы. Мастерские просуществовали
шестнадцать лет, вплоть до начала первой мировой войны. Лариса затратила
долгие месяцы, пытаясь найти среди долгожителей хотя бы одного человека,
работавшего там, но безуспешно. Однако керамики из этих мастерских
сохранилось достаточно, изделия надолго пережили своих безымянных творцов.
Кроме серийной продукции -- ляганов, чайников, пиал, -- наверное,
предназначавшейся для солдат, расквартированных в долине, выпускались в
мастерской и особые партии дорогой посуды -- видимо, для дома губернатора,
для офицерского собрания и даже для наместника, великого князя Михаила
Алексеевича. Вот эта керамика, сделанная на заказ, представляла интерес,
особенно та, что имела формы и пропорции, традиционные для Востока,
отличаясь притом неожиданной росписью и цветовой гаммой.
поселенцы в Туркестане, был посвящен альбом, изданный в Швейцарии.
в дальнейшем прокурору большие неприятности. Сняты они были в доме на
Лахути. Низкий стол покрывала крупная, хорошо выделанная волчья шкура.
Плотный мех гиссарского волка вряд ли напоминал бы о грозном хищнике, если б
не старинное кремневое ружье тут же. Кто бы мог подумать тогда, что волчья
шкура да кремневое ружье для фона -- символы грядущих бед!
саду у них уже буйно цвела сирень, и газоны, еще ни разу не стриженные с
осени, скорее походили на лесные лужайки. Кое-где в углах двора еще цвели
подснежники и одинокие тюльпаны, а в тени деревьев -- голубые крокусы.
Зима выдалась снежная, холодная, долгая и продержалась до середины февраля
-- редкость для здешних мест. И оттого приход весны в том году воспринимался
острее обычного. Пьянил воздух, пьянили запахи согревающейся земли, тонкий
аромат молодой зелени и цветов. В тот день, впервые весной, они собирались
завтракать на открытой веранде. Амирхан Даутович выносил стулья из дома,
когда у зеленой калитки раздался звонок. Лариса хлопотала у плиты, а Амирхан
Даутович пошел открывать.
поодаль -- светлая служебная "Волга" с областным номером. Шофер, выйдя из
кабины, протирал и без того сверкающий капот -- наверное, хозяин был большой
аккуратист. Незнакомец поздоровался, назвав прокурора по имени-отчеству, а
на приглашение войти отказался, объяснил, что очень спешит. Сказал, что
коллеги Амирхана Даутовича из районной прокуратуру передали два керамических
сосуда, и он с удовольствием выполняет их поручение, тем более что наслышан
о деятельности жены хозяина и желает ей всяческих успехов. И добавил еще
несколько слов о том, как важно пропагандировать искусство края в стране и
тем более за рубежом. Держался гость с достоинством, говорил вполне
Зыков Виталий
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Махров Алексей
Афанасьев Роман
Шилова Юлия