его всегда поджидают у перрона вокзала... Ну что ж, будем надеяться, что мой
ангел-хранитель купил себе новый кусок замши, чтобы начистить мою путеводную
звезду!
заказав стакан вина "Нешатель", бутерброд с сыром, и, раскрыв одну
газетенку, содержание которой мне было совершенно безразлично, заставил себя
читать фельетон.
девочке, найденной на паперти церкви лейтенантом-кавалеристом. Лейтенант
поручил девочку своей бабушке, чтобы она ее вырастила. На настоящий момент
крошка выросла. Она только что сдала экзамены на бакалавра, а лейтенант
вернулся из колоний, где он открыл большие залежи жевательной резинки. Она
стала столь хороша, что экс-лейтенант, еще молодой для своих лет, хоть и
вернулся издалека, не мог опомниться от этого. Это мужчина тридцати пяти
лет, у которого было состояние, светлые усы, военные медали и упорство в
достижении своей цели. Он был потрясен агрессивным бюстом молоденькой
девушки, и все идет к тому, что он на ней женится, если только у автора не
случится приступа печени при окончании романа, или в потайном кармане
галстука офицера не обнаружится документа о том, что малышка не кто иная,
как его незаконная сестра...
внимательным взглядом вокруг себя. Кажется, все спокойно. Официант, который
меня обслуживал и, как мне показалось, принадлежал к гомосе-кам, застыл в
экстазе перед фото на обложке самого красивого в мире атлета.
вино веселило, как детский хоровод*. Мне необходимо было отсидеться в
буфете. Надо было выбросить из памяти ошалелый взгляд бедняги Влефты, когда
он покосился на мою хлопушку...
Старика, органы, всякие задания... Но стоит голосу разума возопить об этом,
как пальцы моего безрассудства тотчас затыкают мои граммофоны.
меня внимания. Я пытаюсь прочитать новости. Буквы прыгают перед глазами...
Нервы напряжены до предела. Как говорит один из моих друзей, Фернан-Горячка,
когда появляется фединг в спинном мозгу, неплохо осознать, что ты
существуешь потому, что думаешь.
слишком крепко скроенных парней вошли в буфет. Этим малышам, верьте мне,
больше всего подходила каторга.
оказываешься в роли дичи и пробираешься в вокзальный буфет, стараясь не
очень-то высовываться, то поневоле выпускаешь большой перископ, чтобы никого
не прозевать.
это требовало от них особого внимания. Я сделал знак гарсону. Он подошел,
закрыв меня как ширмой. Я рассчитался, болтая, чтобы выиграть время. Справа
я увидел дверь, ведущую в туалеты. У меня оставалось ровно столько времени,
чтоб уйти туда, пока стрелки не обернулись.
уединенных мест, которые увековечили славу императора Веспасиана.
дней в этих кафельных стенах. Я сел на откидную крышку и, чтобы как-то
рассеять свое нетерпение, открыл кожаный портфель, раздобытый с колен моей
жертвы.
не мог разобрать, не являясь полиглотом. Во-вторых, карта Северной Африки,
испещренная голубыми карандашными крестами с красными буквами. В-третьих,
чек на миллион швейцарских франков, выписанный неким Магибом на Федеральный
банк в Берне. Чек находился в конверте из бристольского картона, на котором
ничего не было написано. Он был выписан "на предъявителя", что потрясло, как
вы догадываетесь, все мое банковское мировоззрение, ибо один миллион
швейцарских франков равен примерно ста миллионам французских. Можно,
конечно, оплакивать девальвацию наших бумажек, но надо признать и то, что с
такими бабками можно позволить себе хорошее жаркое с корнишонами вокруг!
я, например, может взять и получить! У меня закружилась голова. Нет, я не
жадный, это не в моем духе. Я из тех, кто считает, что не надо иметь много
денег, но важно, чтоб их было достаточно. Лично мне их всегда хватало для
приличного существования, накормить Фелиси и оплатить кофе со сливками и
рогаликом для женщин, которые были добры ко мне.
для кого - и чек такого достоинства впечатляет так же, как Ниагарский
водопад.
ложи дергали. Возможно, кому-то очень приспичило. Я свернул бумаги и сунул
их во внутренний карман, сложил карту вдвое и пристроил ее в недрах моей
куртки... Чек я положил в свой бумажник.
ассигнованную делу египетским толстосумом. Все будет шито-крыто, если мне
удастся получить монеты! Они из меня сделают бездельника, эти парни!
царит угнетающая "персиле-вая" белизна. Перед дверью меня поджидал субъект.
Старый посеревший обломок с глазами в форме запятой. Он приплясывал на месте
в ожидании, пока я освобожу место. Едва я вышел, как он ворвался в кабину.
зеркалу, которым я умело воспользовался, смог оглядеть весь зал. Парнишки
исчезли...
направился, прыгнул в вагон второго класса, бросил пустой портфель в сетку и
по коридору направился в вагон первого класса.
коридор, прижавшись спиной к спинке дивана. Мне было достаточно задвинуть
штору из массивного драпа, закрывавшую стекло, чтобы стать невидимым из
прохода. Если ищейки будут прочесывать поезд, останется пятнадцать шансов
против одного, что они ограничатся просто заглядыванием снаружи...
внутренний метроном, который начинает функционировать в мозгу, как только
появляется чувство опасности.
инстинкт выл сиреной в мои веера: атас!
устраивались в соседнем купе и чирикали на швейцарско-немецком. Где-то
заплакал малыш (тоже по-швейцарско-немецки). Толчки... Крики... Прерывистое
дыхание... Короче, прекрасные звуки вокзала. Прекрасные, потому что это
звуки жизни! Звуки, которые опьяняют.
внутренний холод стянул мне лицо. Я ждал... Я бросил косой взгляд на часы.
Они, хоть и не швейцарские, но все-таки показывают время.
надеяться, что это число не преподнесет мне сюрприза... Заранее предвкушаю
вздох облегчения, который я испущу после пересечения границы.
конце концов, за последние двадцать четыре года мне не пришлось слишком
много отдыхать! Меня травили и заточали... Я убил человека, спровоцировав
перед этим автокатастрофу... Я... Я поднес руку к бумажнику. Я не только
выполнил мой долг, но и похитил сто миллионов у наших врагов...
заведения есть полное мое описание. С каждым часом они уточняют мой портрет.
Свидетелей убийства полно: сдающие на прокат машины; служащие в отеле, где я
снимал каморку, которой не воспользовался; официантка в баре аэропорта, -
все они составят мой словесный портрет лучше, чем он существует в природе.
останавливались у каждого купе... Я слышал, как открываются и закрываются в
полной тишине двери. Сомнений нет... это патруль... Я постарался сделаться
совсем маленьким! Если так будет продолжаться, я превращусь в обивку дивана.
В настоящий момент это была моя голубая мечта.
потянула ее назад и дверь резко открылась. Я закрыл глаза и сделал вид, что
сплю... Сквозь опущенные ресницы я разглядел два суровых лица. Это были два
полицейских, замеченные мною в буфете.
Тот, что вошел, дотронулся до моей руки, что-то говоря по-немецки. Я
вздрогнул, как только что проснувшийся человек. Я ему выдал очаровательную
улыбку девять на двенадцать. Затем, вернувшись к суровой действительности, я
вытащил мой билет и протянул его ему, вроде бы не понимая его требований.
невооруженным взглядом, что он не из тех, кто забывает. Он спросил мнение
своего коллеги, который был посообразительнее. Тот закивал головой, что
оказалось для меня фатальным...
начало конца. Со всем тем, что у меня есть, я без сомнения прямиком
проследую в дом со множеством дверей.
удостоверением личности. Но в этот момент я об этом пожалел, так как если бы
я им предъявил свой мандат о принадлежности к тем же органам, они стали бы
мне товарищами, бернскими коллегами.