Чтение 6–й страницы книги ~Испанский вариант~

дверь, ведшую во внутренние комнаты, крикнул: - Ильза, тебе придется самой
повести катафалк.

- У меня разваливается голова, - ответил женский голос. - Я работаю
вторые сутки. Я не могу, милый, моя голова...

- Твоя голова развалится после того, как мы кончим работу. - Хозяин
похоронного бюро рассмеялся. Вдруг он оборвал себя, вероятно, смутившись
перед вошедшими, и сказал скорбным голосом: - Да, господин, катафалк будет
у вас вечером, я записываю адрес.

Положив трубку, он поднялся навстречу Вольфу и Яну, но в это время
снова зазвонил телефон.

- Пошли, - сказал Пальма, - тут ничего не получится.

- Минуту, - остановил его Вольф, - погоди.

Они дождались, пока хозяин кончил разговаривать с клиентом - на этот
раз его просили о конном катафалке.

- Нам нужны две машины, - сказал Вольф.

- Когда похороны, господин?

- Хоть сейчас.

- Увы... Вы же видели мой объем работ... Если бы не хорошая
организация похоронного дела, у нас бы обязательно вспыхнули эпидемии...
Сколько трупов... Я могу похоронить ваших...

- Друзей...

- Друзей... Какое горе, какое горе... Я могу похоронить их завтра -
между тремя и пятью пополудни.

- Мы хорошо заплатим, если вы поможете нам сейчас, - сказал Пальма.

- Очень сожалею, сударь, очень сожалею...

Они шли по совершенно пустой улице, когда их остановили трое
патрульных. Старший, очень высокий человек со шрамом на щеке, картинно
козырнув, приказал спутникам:

- Проверьте документы.

- Слушаюсь, господин Лерст!

Пальма достал свой паспорт. Лерст увидел латышский герб, снова
козырнул - ему, видимо, нравилось это - и спросил Вольфа:

- Вы тоже иностранец?

- Да.

- Можете идти. Только осторожнее. Здесь еще стреляют бандиты.

Когда патруль отошел, Пальма спросил:

- Какой у вас паспорт?

- У меня вовсе нет паспорта, - ответил Вольф. - Давайте завернем
налево, там, кажется, таксомоторный парк.

- Ничего себе нервы, - ухмыльнулся Пальма.

- А у меня их нет, - тоже улыбнулся Вольф, - как и документов.

"Ц е н т р. ...После того как он достал грузовик в латышском

посольстве и лично провез семьи восставших через нацистские патрули в

лес, я обратился к нему с предложением отправиться в Прагу для

встречи с Борцовым, который доставил деньги, собранные МОПРом, столь

необходимые для спасения наиболее активных шуцбундовцев. Он принял

это предложение, спросив меня, кто я на самом деле. Понимая, что

встреча с Борцовым у него неминуема, я сказал ему, что являюсь

представителем МОПРа. Он долго раздумывал, видимо, колебался, прежде

чем подтвердил свое согласие отправиться в Прагу и провезти через

границу чемодан с деньгами, чтобы обеспечить спасение шуцбундовцев.

В о л ь ф".

Шифровка Вольфа была доложена руководству. В тот же день, двумя
часами позже, в Ригу ушло задание: срочно установить личность журналиста
Яна Пальма, сына известного дипломата и разведчика, работающего ныне
послом на Востоке.

Бургос, 1938, 6 августа, 9 час. 27 мин.
__________________________________________________________________________

- Ну, а из отеля, как мне помнится, - продолжал Пальма, наблюдая за
тем, как торопливо записывал его слова Хаген, - я сразу же уехал на
вокзал, купил билет и отправился в горы - отдыхать и кататься на лыжах.

- В горы?

- В горы.

- В какое именно место?

- Суходревина, по-моему. Это между Братиславой и Веной. Так мне
сейчас кажется.

- И вы категорически утверждаете, что с Уго Лерстом в Вене не
встречались?

"Что он пристал ко мне с Веной? Я ведь действительно не встречал там
Лерста. А если встречал, то, значит, все эти годы он держал меня под
колпаком, - быстро думал Пальма, пока Хаген записывал свой вопрос. - Нет,
я Лерста там не видел, это точно. Я видел там тысячу лерстов - это было
самое страшное".

Он вспомнил, как лерсты, похожие на него лерстенята и лерствятники
ворвались в подвал, где прятались женщины и дети, и как они врезались в
толпу со своими дубинками, и как в первое мгновение ему показалось, что
это все спектакль, что это все в шутку - и быстрые взмахи рук, и крики, и
тела на полу, и сладкий запах крови, и сухие выстрелы, почти неслышные в
этом вопле. Только когда он увидел, как женщина вытащила за ноги трупик
ребенка и стала играть с ним, будто с куклой, - только тогда Ян понял, что
все это значит...

- Повторяю: впервые с Лерстом я встретился значительно позже.

- И в Прагу вы из Вены не ездили?

- Значит, Прага вас тоже интересует?

- Интересует, Пальма, интересует.

Прага, 1934
__________________________________________________________________________

Пражский отель "Амбассадор" был забит журналистами в тот солнечный,
теплый, совсем не февральский день. Здесь проходила пресс-конференция
советского писателя Борцова. Маленький черноволосый человек в
профессорских очках, весело щурясь, оглядывал зал и рассеянно
прислушивался к очередному вопросу корреспондента "Фигаро" из Парижа.

- Вы прибыли сюда только с одной целью, мсье Борцов? - спрашивал
журналист. - Только с целью встретиться с вашими издателями? Или у вас
есть какие-то иные задачи?

- Задач у меня много, а цель одна: встретиться с издателями моих книг
в Чехословакии. Вы информированы совершенно правильно.

- Испытывают ли писатели в России гнет со стороны режима? - спросил
журналист из Швейцарии.

- Писатели фашистского, порнографического или расистского толка в
нашей стране испытывали, испытывают и будут испытывать гнет со стороны
пролетарской диктатуры.

- Я представляю "Тан", мсье Борцов. Скажите, пожалуйста, что вас
больше всего волнует в литературе?

- А вас? - улыбнулся Борцов.

- Меня волнуют в литературе вопросы любви и ненависти, террора и
свободы, младенчества и старости!

- Здорово! Вы помогли мне ответить. Считайте эти слова моим ответом
на ваш вопрос. Вы, видимо, писали в юности новеллы, не так ли?

- Я не писал новелл в юности. Просто, как мне кажется, эти темы в
сегодняшней России запрещены, ибо существуют, насколько мне известно, лишь
две темы, санкционированные Кремлем: коллективизация и индустриализация.

Борцов ответил, по-прежнему снисходительно посмеиваясь:

- И коллективизация и индустриализация невозможны без столкновения
любви и ненависти, юности и дряхлости, террора и принуждения. Кстати,
какие книги советских писателей вы читали?

- Кто кого интервьюирует, мистер Борцов? - спросил журналист из
"Вашингтон пост". - Мы вас или вы нас?

- Демократия предполагает взаимность вопроса и ответа.

- Вы женаты?

- Я женат, но правильнее было бы спросить: "Вы влюблены?"

- Вы влюблены, мсье Борцов?

- Я отвечаю на свои же вопросы лишь самому себе.

- У вас есть дети?

- Нет.

- Какое человеческое качество вы цените превыше других?

- Талантливость.

- Ваш самый любимый писатель?

- Вопрос деспотичен. У меня много любимых писателей. Одного писателя
любить невозможно - это свидетельствует о вашей малой начитанности.

- Правда ли, что вы являетесь резидентом Коминтерна в Европе? -
спросил корреспондент "Берлинер цайт".

- Лично мне об этом неизвестно.

- Я представляю здесь газету "Жице Варшавы", - сказал молодой
журналист, поднимаясь. - Пан Борцов, вы утверждаете, что представляете
свободную литературу демократического государства. Не видите ли вы
парадокса в том, что утверждаете себя свободной личностью, в то время как