сказал шоферу:
группа? Что тогда нам с ним делать?
каждой
если те нападут.
цветисто сказал шофер, включая мотор.
черным от крови.
Максимом: они промышляли белку. В тот год было хорошее белковье - в тайгу
ушли целые деревни, а в домах остались только глубокие старики и
школьники. Малышей родители тоже забрали в тайгу, и поэтому поселки были
тихие-тихие, будто военные.
шаманом. К нему перестали ходить люди, потому что приехала девушка-врач. И
старик, чтобы не голодать, начал охотиться за волками. Он брал на фактории
стрихнин и выслеживал волков - они очень много задирали оленей. Он на это
жил: за каждого волка ему давали пятьдесят рублей и двух оленей. Он даже
по этому поводу выступил во время предвыборной кампании: рассказал
жителям, как он плохо жил раньше и как хорошо ему жить теперь, когда он не
эксплуатирует суеверия, а зарабатывает себе пропитание собственным трудом.
сидел на крыльце и грелся под последним осенним солнцем. Оно уже было не
теплым, но все равно старик считал его целебным, потому что раньше он
поклонялся солнцу и думал, что оно только и может вылечить либо навлечь
болезнь.
шаман. Зубы у него были желтые, стертые.
был старый, плохо точенный, но тяжелый. Старик обвязал ноги оленю,
которого ему привели утром за убитого волка, и присел на крыльцо -
отдышаться. Потом он взял топор и, долго прицеливаясь, ударил оленя обухом
по голове. Олень дрогнул, но не упал, и только в его старых, замшелых,
серых глазах высверкнуло черно-красное. Старик ударил его еще и еще раз, и
олень упал. Старик вытер с лица пот, ушел в дом и принес большой таз. Он
приподнял голову оленя и подсунул под его шею таз. Олень плакал. Старик
взрезал ему шею, и дымная кровь полилась в таз, и он пил ее из таза,
пачкая лицо. Он долго пил дымную кровь оленя - это самое ценное лекарство
здесь от всех болезней и от старости тоже. А потом, шатаясь как пьяный,
ушел в дом, повалился на лавку и уснул.
совсем уж и не сгорбленный, легко ходил по комнате, мурлыкая что-то под
нос, укладывал рюкзак: видно, он собрался в тайгу.
доктор меня за это не ругает. Молодец, старый, говорит, до ста, говорит,
доживешь. А мне уже сто три, - засмеялся он.
ручью, в скалах наши пещеры.
взять запасное колесо. И шоферу хоть часок поспать: дальше самая опасная
дорога через равнину...
ярко высвеченной сцене.
месте".
улыбаться, - сказал он Саре.
закрывать глаза от страсти.
была хорошо вышколена антрепренером, месье Жюльеном, и поэтому она начала
закатывать глаза, кусать губы и стонать.
столику? Она часто подходит ко мне и садится рядом, мы беседуем с ней о
литературе - как это ни смешно...
разглядывала зал.
начался крах?"
которая субсидировала его поездку, цикл очерков.
не дает делать ненависть и подозрительность, оставшаяся в наследство от
уходящего поколения.
выстроивших курс и ставших после рабами этого курса. Стране угрожает
бюрократическая олигархия. Если не разрушить замкнутый круг
правительственных бюрократов, связанных с интересами монополий, и не
соединить президента и конгресс напрямую с народом, то наша великая
демократия может вскорости вылиться в диктатуру плутократии. Политику
следует строить, базируясь на Институте Гэллопа, который держит руку на
пульсе общественного мнения. Болтать о демократии - еще не значит быть
демократом. Наша страна имеет все шансы вскорости сделаться жупелом ужаса.
Нами будут пугать детей, господин президент. Ревизия нашей политики
необходима. Назад, к Рузвельту - означает вперед, к истинной демократии.
Твердость курса хороша только в том случае, если наша программа лучше всех
остальных в мире. В противном случае "твердость курса" может означать
только одно: трусливое своеволие бездарных плутократов!"
мило похохатывая. Он то и дело гладил свой живот нежным движением руки
слева направо. Ему объяснили врачи, что это - прекрасный способ помогать
пищеварительному процессу, не истощая себя диетой.
ваши опусы. Но это написано для "Дейли уоркер". Это не для нас, ведь мы -
серьезное издание.
Липпмана, - это одно, а вы - совсем другое.
живота, - не сердитесь на меня, но я скажу вам правду. Вы - н и ч т о.
Пока - ничто. Каждый человек может написать пару книжек про то, как он
ложился в постель со своей первой женщиной. Это даже могу написать я.
Когда нашего президента и наш курс бранит Липпман - он выдвигает
альтернативу, призванную укрепить н а ш и позиции. Наши, малыш, наши! А
не и х! Состоявшийся человек - будь он писателем, бизнесменом или врачом
- всегда будет отстаивать н а ш и позиции. Бунтарство - удел параноиков,
экспансивных бездарей или умных авантюристов, которые поняли, что
н а ш и м и благами они смогут воспользоваться, лишь сбросив нас, а отнюдь
Андреев Николай
Мурич Виктор
Володихин Дмитрий
Глуховский Дмитрий
Куликов Роман
Прозоров Александр