него Маяковский - символ революции, и нечего болтать про половые инстинкты
и распущенность! Для вас футуризм так же страшен, как и большевизм! Вы
хотите растить из детей беленьких херувимчиков? Не позволим! Основа
развития - борьба, и мы должны воспитывать подрастающее поколение
солдатами, ибо история человечества - это история войн! Так было, так
есть, так будет! А сладенький пацифизм Широких идет совсем от другого! Это
он сейчас пацифист, а завтра он станет учить детей белогвардейским гимнам!
И я этого господинчика за его речи, в порядке профилактического
предохранения, предлагаю изолировать к чертовой матери! Меньше двоек
пролетарскому элементу всадит!
долго откашливался, а потом заговорил - глуховато, по-волжски окая:
его молодым оппонентом, который, по-видимому в силу юного возраста, вообще
к учительству относится как к сплошному классовому врагу. (Смех.) Молодой
товарищ, как я заметил, увлечен теорией профессора Леера, который
утверждал, что война есть главный импульс продолжения жизни на земле. Леер
приводил одним из главных доводов в защиту своей теории тот факт, что
война началась с появлением человека, ибо мужчины дрались друг с другом за
женщину - не за прекрасную возлюбленную, а за ту, что приносит потомство,
только лишь. Однако дальнейшую эволюцию человечества Леер опускал, потому
что она против него. Действительно, примитивное проламывание черепов
сменилось рыцарскими турнирами. Но и это прошло. Турниры и дуэли сменились
маскарадами, а за женщину воюют прекрасной строкой Пушкина. (Аплодисменты
учителей.) Иные причины порождали и порождают войны. История человечества,
молодой мой товарищ, есть все-таки история мира, но не история войн. А с
учителями следует вам уважительно говорить, право слово... Не надо так.
Обвинения клеить - последнее дело. Вот так-то. А вы, учителя, обязаны
растить молодежь широко и всесторонне образованной, понимающей истинные
причины войны и мира, добра и зла. Отвечаем за детей мы, большевики. Мы
доверили вам, учителям, воспитание новых ч е л о в е к о в. Но мы,
гражданин Широких, можем вас из школы изгнать, если вы не приемлете нас.
Если вы против нас - боритесь! Я уважаю открытый бой. Но не все идут на
открытый бой. Большинство шушукается. Деритесь, но не шушукайтесь! Нет
ничего страшнее учителя-двурушника, который исповедует в душе одно, а
вслух проповедует обратное. (Овация галерки и амфитеатра). Что-то, правда,
учительство со мной не очень соглашается? Или молчание в данном случае
синоним согласия? (Смех на галерке и в амфитеатре.) Я думаю, это проявится
при голосовании за резолюцию в целом. Повторяю: вы можете любить или не
любить Маяковского - это дело ваших личных вкусов, но вот свободы учить
чему заблагорассудится одному лишь Широких - такой свободы мы вам не
давали и не дадим!
поднявшись со своих мест, аплодировали. Партер - островками.
Председательствующий поднялся и несколько растерянно провозгласил:
за Постышевым, который шел к выходу.
жаркую, шумную толпу.
Широких, - просто-напросто интеллигентный.
резкость, ежели была. Но искренне говорю вам: учительство считаю нашим
цветом и надеждой нашей. А с надежды особый спрос. Вот так-то. Всего вам
наилучшего.
Комиссарово худое лицо.
он мыслит! Неужели мужик пробуждается? Неужели жизнь не зря прожита?!
их по ночам зубрит. Глаза у него оловянные. Или не заметили?
аргумент в споре. Комиссар - фанатик, но он умеет логично мыслить.
женской гимназии грассирующим басом.
воздержусь...
ему Постышевым. Павел Петрович, вернувшись из театра, подивился тому, как
гладко причесан его гость; лицо свежее, будто спал он не два часа, а
добрых десять; щеки лоснятся после бритья, и в прокуренном кабинете легко
пахнет довоенным сухим одеколоном.
думал, вы часика три-четыре на ухо надавите. До восьми еще времени хватит.
благоглупостей и сплетен. Пишут, например, что Меркуловы - болваны и
кретины, Гиацинтов - глупый трус, японцы - хуже баранов, американские
резиденты - доживающие последний день кровавые империалисты. Если
Меркуловы - кретины, то мы, следовательно, еще большие кретины: кому
проиграли, кому Владивосток отдали?! Если полковник Гиацинтов трусливый
болван, то почему все-таки наши люди взяты его контрразведкой? Что за
манера у нас такая появилась идиотская - безответственно болтать о враге
все, что угодно, только потому, что он враг?! Как тут не вспомнить про
услужливого дурака! Простите, Павел Петрович, - оборвал себя Владимиров, -
просто я очень зло принимаю фанфаронство и комчванскую благоглупость.
по ночам в кабинете ору - стены звоном дрожат. Помогает. Теперь я хочу вам
кое-что порассказать. Сейчас во Владивостоке было несколько очень
подозрительных арестов в большевистском подполье: по-видимому, в
организацию проник провокатор. Поэтому вам придется работать пока что
автономно. Вас найдут, когда в этом появится необходимость, вы сами никого
не ищите. Связь у вас будет идти через товарища Чена. Это Марейкис,
бухарец, опытный чекист. На корейца похож, поэтому - Чен. У него налажена
почта через торговцев наркотиками, которые ездят в Харбин. Но это, как
говорится, его дело. Ваше определено для вас Феликсом Эдмундовичем
достаточно точно. Предпринимать что-либо вы можете только в экстреннейших
случаях. По обычным делам не надо, сдерживайте себя, как ни горько порой
может быть. Теперь еще вот что: во Владивосток приехал из Дайрена ваш
знакомый - Ванюшин, редактор "Ночного вестника".
сразу же за Меркуловыми.
поэтому мы только самую малость для вас приготовили.
связи. Пароль... Хотя, пожалуй, пароль там не нужен. Чена вы по фотографии
узнаете, слова тут ни к чему. Встретит вас на вокзале Васильев, он легал,
руководитель профсоюза грузчиков, это - вторая, запасная ваша связь.
Парень он обаятельный, добрый парень. Любимец рабочего Владивостока. Если,
не дай бог, какие-нибудь неожиданности - Чена найдете в кафе "Банзай".
Ванюшина - в ресторане "Версаль".
приеду на допрос.
в неподвижности, он рывком поднялся, сказав:
Серышев - великолепный человечина. Пошли.
плечо, заметив:
спокойней как-никак...
свет из окон то выплескивал на них солнце, то - в простенках - мрак
поглощал их. Но когда их поглощал мрак, все равно был слышен глуховатый
бас Постышева и низкий широкий смех Владимирова. Так шли они рядом, а
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Корнев Павел
Пехов Алексей
Афанасьев Роман