Чтение 6–й страницы книги ~Бергомистр города Верне~

племяннику и племяннице, жившим в Брюсселе и дважды в год наезжавшим со
всеми детьми в Верне обхаживать тетку.

Самое любопытное состояло в том, что г-жа де Гроте, которой всегда
было жарко, умерла от воспаления легких как раз тогда, когда Тереса за-
беременела снова.

Завещание вскрыли. Племянник с племянницей угрожали судом, но их ад-
вокат отсоветовал им.

Тереса, вместо того чтобы радоваться, вздыхала:

- Вот увидите, это принесет нам несчастье.

К тому времени они с мужем перешли на "вы".

С тех пор было уже невозможно выбить у нее из головы, что ненор-
мальный ребенок, произведенный ею на свет, - это кара небесная!

Стоило ли Терлинку всю жизнь втолковывать жене, что тут нет никакой
связи? Тереса не хотела слушать никаких резонов.

Пришлось приучиться видеть ее плачущей по пустякам и бродящей по дому
с неизбывным ужасом в глазах.

Говорила она мало, а когда говорила, это выглядело как итог долгого
внутреннего диалога. Осторожно подвинув к Терлинку салатницу с голубыми
цветочками, она сказала только:

- Малыш родится без отца...

Муж не посмотрел на нее. Он накладывал себе салат рапуецель, по при-
вычке наполнив им тарелку доверху. И так как он знал все, что она пере-
думала, прежде чем произнести эту обрывочную фразу, возразил:

- Во время войны такие тоже рождались.

Почувствовав, что за спиной у него стоит служанка, он повернулся:

- Чего вы ждете, Мария?

- Ничего, баас.

Бывали моменты, когда его раздражало все, особенно эти две женщины -
одна, что вечно плакала или горестно вперялась в скатерть, и другая, что
стояла позади него, всячески готовая, разумеется, ему услужить, но также
постоянно пытавшаяся угадать, о чем он думает.

Он это знал! Его не проведешь! За ним с утра до вечера шпионили, и он
догадывался, какими взглядами они обмениваются за его спиной, какие воп-
росы задают тебе о нем, как только он уходит наконец из дому.

Они ведь дышат полной грудью, лишь когда его нет. Даже сидя у себя в
кабинете за запертой дверью, он стеснял их до такой степени, что они
считали себя обязанными говорить шепотом, как в церкви.

Что в нем было особенного? Сын торговки "креветками из Коксейде, жен-
щины, еще более бедной, чем мать Жефа Клааса, он стал одним из самых бо-
гатых жителей Верне, богаче даже, чем Леонард ван Хамме, у которого еще
дед был пивоваром.

Его сигарная фабрика процветала. У него были собственные табачные
плантации на берегах Лейе, фермы на лучших польдерах.

Он был бургомистром, баасом.

И никто не осмелился бы намекнуть, даже вполголоса, что первые свои
деньги он получил от Берты де Троте.

А если дочь у него идиотка, которая в двадцать восемь лет не встает с
постели и ходит под себя, как грудной младенец, так это не его Вина: он
нанимал лучших врачей, вызывал их из Брюсселя. И разве не он сам трижды
в день носит ей еду?

Не для нее ли он каждый вечер покупает у ван Мелле то цыпленка, то
куропатку, то дроздов, то паштет?

А что касается Марии, то да, она уже долгие годы была его любовницей,
и он никогда не пытался лгать жене на этот счет.

- Раз уж этого не избежать, пусть это происходит дома.

У Марии родился ребенок. Терлинк не стремился к этому сознательно. Не
шевельнул он пальцем и для того, чтобы помешать ему появиться на свет,
но он его не признал. На воспитание малыша отправили в деревню, что было
вполне естественно. Затем, избегая встреч с мальчиком, чтобы тот не до-
гадался, чей он сын, Терлинк отдал его учиться ремеслу в Ньивпорте.

Так что же на уме у этих женщин сейчас, почему они переглядываются и
шушукаются за его спиной?

Терлинк ничего им не говорил. Но их поведение раздражало его, и ради
того чтобы сломить их, он готов был выложить на стол миллион, два милли-
она, добыть себе редкий орден, стать сенатором, сделать все, что угодно,
в обмен на возможность бросить им: "Ну, что теперь скажете?

Они обе знали, что накануне приходил Жеф. Догадывались, о чем он про-
сил. Может быть, Мария даже подслушивала под дверями. И они пользовались
этим, чтобы вздыхать, разглядывать его с боязливым осуждением и, конеч-
но, молиться за него.

Он редко сообщал им, куда идет. Однако на этот раз, встав из-за сто-
ла, почувствовал потребность объявить:

- Я еду в Коксейде.

Что означало для домашних: "Еду навестить мать".

Не для того чтобы бросить вызов им или своей бедной старухе матери, а
для того чтобы бросить его самому себе, чтобы утвердиться в мысли, что
прав он и ему не страшны их причитания.

Из гаража, устроенного за домом и выходившего в проулок, он вывел ма-
шину. Это был старый буржуазный автомобиль, высокий и комфортабельный,
на котором еще сохранились надраенные до блеска медные украшения.

Терлинк, конечно, мог бы, как ван Хамме и многие другие, купить себе
новую машину, побыстроходней. Он мог позволить себе самый красивый авто-
мобиль в Верне и даже во всей Фландрии.

Но эту он приобрел тогда, когда другие еще ни разу не садились за
руль. Она со своими фонарями от фиакра выглядела благородней, чем их се-
рийные авто. И велика ли важность, что ему каждый раз приходится по чет-
верть часа крутить заводную ручку?

Ехать было всего ничего, едва ли пятнадцать километров. На краю де-
ревни, откуда уже были видны дюны и зеленая морская вода, выстроились в
линию одноэтажные домики с оградой перед каждым. Ограды были выкрашены в
голубой, белый, зеленый цвет. У матери его она была бледно-зеленая.

Он знал, что сквозь каждую занавеску на него смотрят соседи. Знал,
что они говорят:

- Это бургомистр Верне.

А соседи знали, что старый Йорис, его отец, до последнего дня ловил
креветок с берега, погоняя лошадь, тащившую сеть во время отлива.

Кому в квартале низеньких домиков было не известно, что он предлагал
матери поселиться в Верне или любом другом месте по ее выбору и платить
ей пенсию?

Но она была упряма. Вечно ему приходилось иметь дело с упрямицами!
Сейчас ее не было дома - Терлинк понял это с первого же взгляда: занаве-
си задернуты, калитка на засове.

Стоя подле машины, он подождал, пока на него обратят внимание;
действительно, вскоре одна из дверей открылась, и бледная девушка с гла-
зами альбиноски, державшая на руках грудного ребенка, объявила:

- Госпожа Иорис у Крамсов. Я схожу позову.

Чуть наклонясь из-за малыша, она быстро зашагала по кирпичной дорож-
ке, разделявшей надвое грязь тротуара. Потом постучала в крашеную корич-
невую дверь. Небо было низкое, еще ниже, чем в Верне. С моря шквалами
налетал свежий ветер. Перед домами сушились сети на креветку.

Появилась совсем дряхлая старушка в звонко постукивающих сабо и белом
чепце.

- Это ты! - сказала она, вытаскивая ключ из внутреннего кармана юбки.
И отнюдь не обрадованно добавила: - Чего тебе еще?

Она открыла калитку, отперла дверь. Лицо у нее было морщинистое, гла-
за мутные. В домике было душно, слишком душно, как в коробке, и стоял
запах, какого Терлинк нигде больше не встречал.

- Входи.

Машинально она поставила кофейник на огонь, достала из буфета чашки.

- Я была у Крамсов. Их сын сильно расхворался.

- Что с ним?

- Доктор не знает.

Терлинк, побуждаемый все той же потребностью, отозвался:

- Значит, не хочет сказать.

Мать метнула на него недобрый взгляд:

- Не может же он сказать, чего не знает.

- Послушай, мать, это который из сыновей? Высокий, худой, тот, что
все лето ходил с палкой?

- Да, Фернанд.

- Он же в последнем градусе чахотки. До Рождества не дотянет.

- Послушать тебя, так это тебе удовольствие доставляет.

- Это не доставляет мне удовольствия, я просто констатирую факт. Его
лучше бы поместить в больницу, пока он сестер и братьев не перезаразил.

- В больницу! В больницу! А если бы тебя самого туда? Ты бы и мать в
больницу сплавил, верно? Или жену.

- Но мать...

- Пей кофе, пока горячий... Ты как все богатей. Как только бедняки
заболевают, вы от них избавляетесь.

Старуха ненавидела богачей. Может быть, ненавидела и сына с тех пор,
как у него завелись деньги. Она поторопилась сварить ему кофе, но всего
лишь как гостю. Ступила ему лучшее кресло - свое собственное, плетеное,
с красной подушкой, подвешенной к спинке, а сама осталась на ногах и
расхаживала по дому.

Держались они, словно два чужих человека.

- Как Тереса?

- Хорошо.

- А Эмилия? Вот уж ее-то лучше бы отправить в больницу. Так нет:
больница - это хорошо для бедняков...

В старухе явно таился давний запас неутоленной злобы, поднимавшейся
на поверхность при каждом появлении сына. Один вид машины, окруженной