разбежались, а я не тратя времени на разговоры, быстро схватил девушку и
посадил ее на крышу овчарни. Я мог бы и сам забраться туда и избежать
опасности, но мной владело радостное возбуждение. Я хотел закончить дело
на глазах у незнакомой девушки, чьи глаза вселяли в меня мужество. И я
повернулся к четырем собакам, которые уже готовились к новому нападению.
Но я не стал ждать их. Я напал сам.
Шерсть вздыбилась у них на холках. Но это не устрашило меня. Первая собака
прыгнула на меня, но я не успел перехватить ей горло и зажав туловище
между колен повернул голову так, что у нее хрустнули шейные позвонки.
за другой я хватал их могучими руками и сильно размахнувшись швырял
подальше. Вскоре их осталось только две, но и с ними я быстро расправился
голыми руками, не желая пачкать в их крови свой нож.
стороны домов, другой. Первым был Джим, который услышал крик девушки и рев
собак, другим был мой отец. Они оба видели только последнюю фазу боя, но
не могли поверить, что я, Юлиан, смог сделать такое. Отец был очень горд
мною, и Джим тоже. У него не было сына, поэтому он считал меня своим
сыном.
подходила к нам. Она двигалась с такой же грацией, как у моей матери. В
ней не было ни капли той неуклюжести, что отличала Калькаров. Она подошла
ко мне и положила руку мне на плечо.
отважный мужчина мог сделать то, что сделал ты.
тупо смотреть в землю. Но заговорил мой отец, и это позволило мне кое-как
побороть смущение.
которая бродит по ночам, но еще страннее то, что она упоминает
запрещенного бога.
осознал это, я с беспокойством посмотрел по сторонам: не слышит ли
кто-нибудь нас.
дружбой и еженедельно мы совершали тайные религиозные обряды. С того
самого дня, как все служители церкви были зверски убиты, нам под страхом
смерти было запрещено упоминать имя Бога, или же справлять церковные
обряды.
более звероподобным, чем сделала его природа. И он в своем угаре заявил,
что служители церкви стараются подменить собой государство, что в своих
церквях и соборах они призывают людей к восстанию. Правда в последнем была
доля истины. И оставалось только жалеть, что церкви не дали возможность
выполнить то, что она задумала.
прекрасна, она обняла ее. Девушка тут же прижалась к ее груди и заплакала.
Она долго не могла придти в себя. Я мог наконец рассмотреть ее. Я вообще
мало видел девушек, но эта, так таинственно появившаяся здесь, была
воистину прекрасна.
было ни слабости ни изнеженности. Огромные жизненные силы проявлялись в
каждом ее движении, жесте, выражении лица, звуках голоса. Она была еще
молода, но в ней чувствовался большой интеллект. Хотя длительное
воздействие солнечных лучей сделало кожу темной, она осталась чистой,
почти прозрачной.
то, как она носила все это, делало одежду красивой. Лента на лбу,
стягивающая волосы, была чуть шире, чем обычно, и расшита мелкими
ракушками, образующими причудливый орнамент. И это было тоже странно: ведь
в этом ужасном мире женщины прятали свою красоту, старались обезобразить
себя, а некоторые матери даже убивали своих новорожденных детей, если
вдруг рождалась девочка. Молли делала это уже два раза. Неудивительно, что
взрослые у нас редко улыбались и никогда не смеялись.
сказала, что девушка очень устала, что ей необходимо выспаться. Спросишь
утром, сказала она.
лечь с матерью, а он переночует в гостиной со мной. Джим предложил девушке
пойти с ними, ведь в их доме тоже три комнаты и в гостиной никто не спит.
Так и порешили, хотя мне очень хотелось, чтобы она осталась у нас.
хорошие люди и она будет с ними в такой же безопасности, как со своими
родителями. При упоминании о родителях слезы брызнули из глаз девушки, она
припала к груди матери, пылко расцеловала ее и сказала, что готова идти с
Молли и Джимом.
мой язык развязался и я сказал, что провожу их до дома Джима. Кажется это
ей понравилось и мы пошли. Джим шел впереди, а я с девушкой за ним. И все
время мною владело странное чувство. Отец однажды показал мне магнит,
который притягивал к себе металлические предметы.
странное дело, меня все время притягивало к ней. Мы шли почти касаясь
плечами друг друга, хотя дорога была широкой. А однажды наши пальцы
соприкоснулись и задержались на мгновение. Сладостный трепет пробежал по
моему телу. Впервые я испытывал такое чувство.
особенно, когда тащил туда что-то тяжелое. Но сегодня дом как будто
приблизился. Всего несколько мгновений потребовалось для того, чтобы дойти
до дома.
когда она увидела девушку, услышала часть нашего рассказа, она прижала
девушку к груди совсем как моя мать. Затем девушка повернулась ко мне и
протянула мне руку.
благословит тебя.
подставляя разгоряченное лицо ночному ветру.
разрешена мелкая торговля и не в базарные дни, но мы должны были
докладывать о своем торговом обороте. Затем я понес молоко к дому Молли.
Обычно я ставил бидон с молоком в глубокий источник во дворе Молли. Там
оно оставалось свежим и холодным. Но сегодня, к моему удивлению, в доме
уже не спали, хотя было раннее утро. Меня встретила сама Молли, причем
глаза ее были заплаканы. И это весьма удивило меня.
услышала, что я здесь, она вышла, чтобы поздороваться со мной. Теперь мне
наконец удалось рассмотреть ее. Если она была хороша вечером при свечах,
то теперь при дневном свете она была просто великолепна. У меня не было
слов, чтобы выразить свое восхищение ею. Она была... впрочем у меня нет
слов...
равно показалось, что прошло мало времени. Пока она хлопала дверцами
шкафов, мы познакомились. Она спросила как зовут моих родителей. А когда я
назвал ей свое имя, она повторила его несколько раз, прислушиваясь к
своему голосу.
Мне оно нравится.
конечно глупый разговор, и я понимал это. Однако она не подала виду, что
заметила мою глупость. Я мало знал девушек, но они всегда казались мне
глупыми. Красивых девушек родители вообще старались не пускать на рынок.
Калькары же напротив пускали своих детей куда угодно, ибо понимали, что
никто на них не польстится. Дочери Калькаров даже от американских женщин
были грубы, крикливы, неотесаны, неуклюжи. Да, даже люди, которые были
более развиты, чем Калькары, не смогли улучшить их породу.
был буквально потрясен. Я даже не мог вообразить, что может существовать
столь совершенная красота. Я хотел знать о ней все. Я не мог понять, как я
мог жить так долго на свете, не зная, что где-то живет она, что она дышит
земным воздухом, ест земную пищу. Я считал это величайшей
несправедливостью по отношению к себе. И сейчас я хотел как-то восполнить
этот пробел и расспрашивал ее обо всем.
Тевиос занимает громадную территорию, где живет совсем немного людей и
фермы встречаются крайне редко.
- говорила она. - Наш дом был одним из немногих, что остались от старых