Чтение 6–й страницы книги ~Игра теней~

распятой на нем форвалакой. Через некоторое время он зябко поежился, и мысли
его обратились к настоящему.

- Ладно. Теперь это уже неважно. Было это, если и недалеко, то давно... А
мы, если нам удастся выбраться отсюда, будем очень далеко.

Он сдвинул свою черную мягкую шляпу на глаза, чтобы не мешало солнце, и
поднял глаза на Башню. За нами наблюдали.

- С чего это она желает идти с нами? Вот что не дает мне покоя. Ей-то это
зачем? - С этими словами он как-то странно поглядел на меня, затем, сдвинув
шляпу на затылок и уперши руки в бока, продолжал: - Знаешь, Костоправ,
иногда смотрю на тебя и глазам своим не верю. Какого черта ты здесь ее
дожидаешься, когда мы могли быть уже далеко отсюда?

Хорош был вопрос. Сколько думал над этим - стесняюсь как-то отвечать на
него.

- Ну, пожалуй, она мне вроде как нравится. Я считаю, она заслуживает
некоторой толики обыкновенной жизни. Да она, в общем-то, ничего. Правда.

Одноглазый, выдав мимолетную дурацкую усмешку, отвернулся к ничем не
отмеченной могиле.

- Да, Костоправ, с тобой не соскучишься. Смотреть, как ты тут
колбасишься, само по себе поучительно. Так скоро мы сможем отправляться? Мне
здесь совсем не нравится.

- Не знаю. Этак еще через несколько дней. Ей прежде надо кое-что утрясти.

- Это ты так...

Тут я, боюсь, рыкнул на него:

- Когда будем отправляться - я тебя извещу!

***

Однако это самое "когда" все не наступало. Дни шли, а Госпожа никак не
могла выпутаться из паутины административных забот.

Затем - в ответ на эдикты Башни - повалили вести из провинций. И каждая
требовала первоочередного разбора.

Словом, мы провели в этом ужасном месте целые две недели.

- Костоправ, да вытащи же нас отсюда! - потребовал Одноглазый. - Нервы
больше не выдерживают!

- Но пойми, у нее ведь дела...

- У нас тоже дела, ты сам говорил. Кто сказал, что наше дело - ждать,
пока она со своими разделается?

Тут на меня наехал Гоблин. Обеими ногами.

- Костоправ, мы двадцать лет уже терпим твои завихи! - заорал он. -
Потому, что было интересно! Когда становилось скучно, было над кем
поиздеваться! Но смерти своей я не желаю, это я распроабсолютнейше точно
тебе говорю! Если даже она нас всех в маршалы произведет!

Я подавил вспышку гнева. Конечно, сдержаться было тяжело, но Гоблин был
совершенно прав. Зачем торчать здесь, подвергая людей величайшему риску? Чем
дольше мы ждем, тем больше вероятности, что что-нибудь сквасится. Нам
достаточно хлопот со Стражей Башни, весьма обиженной нашей близостью к
хозяйке после того, как мы столько лет воевали против нее.

- Мы выходим завтра утром, - сказал я. - Извините, ребята. Я - не просто
предоставленный сам себе Костоправ, а человек, выбранный вами главным.
Простите, что я забыл об этом.

Ай да Капитан! Одноглазый с Гоблином были полностью сконфужены. А я
усмехнулся:

- Так что - пакуйтесь и увязывайтесь! Выезжаем с рассветом.

***

Она разбудила меня среди ночи. Я было даже подумал...

Затем я увидел ее лицо. Она все слышала.

Она упрашивала меня остаться еще - всего лишь на денек! Самое большее, на
два. Ей ведь не больше нашего нравится пребывать здесь, в окружении всего
того, что потеряла, что теперь терзает ее самолюбие. Она хочет уехать
отсюда, с нами, со мной, с единственным другом всей ее жизни...

Мое сердце рвалось на куски.

На бумаге все это выглядит - глупее некуда, но что сказано, то сказано. Я
даже гордился собой. Я не поддался ни на дюйм.

- Всему этому не будет конца, - сказал я. - Всегда будет оставаться еще
одно дело, которое надо закончить. Пока мы ждем, Хатовар не становится
ближе. Приближается только смерть. Да, ты дорога мне. Я не хочу уезжать...
Но смерть здесь прячется за каждым углом, в каждой Тени. Она вписана в
сердце каждого, кто обижен и возмущен моей близостью к тебе. А в Империи оно
всегда так, и за последние дни множество старых имперцев получили повод для
глубочайшей ненависти ко мне.

- Ты обещал мне ужин в Садах Опала. Да я тебе все, что хочешь, пообещаю,
сказало мое сердце. А вслух я отвечал:

- Я и не отказываюсь. Обещание в силе. - Однако я должен вывести отсюда
ребят.

Я впал в задумчивость, а она, кажется, начала нервничать, что ей обычно
не свойственно. В глазах ее после отказа заплясали искорки - она явно что-то
замышляла. Мной тоже можно управлять, и оба мы это понимали. Но она никогда
не действовала личными путями в делах политических. По крайней мере, со
мной.

Я думаю, каждый когда-нибудь находит человека, с которым он может быть
совершенно честен, чье доброе мнение заменяет мнение всего мира. И это
доброе мнение становится важнее всех подлых, скользких замыслов, алчности,
похоти, самовозвеличения - всего, что мы творим втихаря, тем временем
убеждая мир в том, что мы - всего лишь простые, душевные люди. Так вот, я
был ее объектом честности, а она - моим.

Одно лишь мы скрывали друг от друга - и только из-за боязни: а вдруг оно,
будучи раскрытым, изменит все остальное и, быть может, вдребезги разобьет
откровенность во всем остальном.

Да бывают ли любящие когда-нибудь до конца честны?

- По моим прикидкам, мы доберемся до Опала недели за три. Еще неделя,
чтобы подыскать достойного доверия корабельщика и заставить Одноглазого
согласиться пересечь Море Мук. Значит, через двадцать пять дней, считая от
сегодняшнего, я буду в Садах. И закажу ужин в Камелиевом Гроте.

Я погладил шишку совсем рядом с сердцем. Шишка представляла собою
прекрасно выделанный кожаный бумажник, в коем содержались грамоты,
удостоверяющие, что я, генерал вооруженных сил Империи, являюсь полномочным
легатом, подчиненным лично Госпоже.

Именно так, а не иначе. Замечательный повод для ненависти со стороны тех,
кто служит Империи всю жизнь.

Я и сам не слишком хорошо понял, как до этого дошло. Какой-то шутливый
треп в один из тех редчайших часов, когда она не занималась изданием
декретов и рассылкой воззваний. А затем я вдруг обнаружил, что осажден тучей
портных. Оказался при полном имперском гардеробе. Наверное, никогда не
разобраться мне, что означают все эти бесчисленные канты, кокарды, пуговицы,
медали и прочие побрякушки. Словом, в этой одежде я чувствовал себя крайне
глупо.

Однако совсем скоро я понял некоторые выгоды, извлеченные из того, что
попервости показалось просто тонкой, затейливой шуткой.

У нее есть чувство юмора в этих делах, она не всегда относится серьезно к
такой ужасающе серьезной штуке, как Империя.

И выгоды эти, я уверен, увидела задолго до меня.

Словом, мы беседовали о Камелиевом Гроте в Садах Опала, излюбленном в
высшем обществе месте для обозрения людей и показа себя.

- Я каждый вечер буду ужинать там. Ты можешь присоединиться в любой
момент.

В лице ее мелькнуло тщательно скрываемое напряжение.

- Хорошо, - отвечала она. - Если буду поблизости.

Вот в такие минуты мне становится очень неуютно. Что бы ни сказал в
ответ, все выйдет не так. И тут я не нашел ничего лучше классического
подхода Костоправа.

Просто-повернулся и пошел.

Вот так я управляюсь со своими женщинами. Если они в расстроенных
чувствах, - немедля ищи укрытие.

Я почти дошел до двери.

Когда ей было нужно, она могла двигаться очень быстро и, преодолев
дистанцию, обняла меня, прижавшись щекой к моей груди.

Вот так они управляют мной, дурнем чувствительным. Романтиком занюханным.
Я хочу сказать, мне даже не нужно понимать их. Но на меня безотказно
действует одно - если они распускают нюни.

Так я держал ее, пока было нужно. Мы и не взглянули друг на друга, когда
я уходил. Тяжелая артиллерия ей не понадобилась.

Как правило, она играла по-честному. Этого у нее не отнять. Даже когда
была Госпожой. Скользкой, хитрой, но более-менее честной.

Всякий приличный легат наделен кучей прав, вроде жалования поместий и
перераспределения казенных денег. Я вызвал тех самых портных и спустил их на
своих ребят. Роздал должности. Взмахом магического жезла я обратил
Одноглазого с Гоблином в полковников. Ведьмак и Масло превратились в
капитанов. Я даже не пожалел кое-каких чар на Мургена, и тот стал выглядеть
совсем как настоящий лейтенант. Я выплатил всем нам жалованье за три месяца
вперед. Всех прочих здорово передернуло, Хотя бы по этой причине Одноглазый
еще больше возжелал поскорее оказаться где-нибудь, где можно от души
злоупотребить новообретенными привилегиями. Но в тот момент он, в основном,
препирался с Гоблином насчет того, чья должность выше. Эти двое всегда
принимали везение как обязаловку.

Самый смех наступил, когда она призвала меня для вступления в должность и
настояла на внесение в документы настоящего имени. Я это самое имя не сразу
вспомнил.