показывал, что на него напали с умыслом). И третье серьезное преступление,
в котором обвиняемый сознался сам, без какого-либо давления (что, конечно,
могло привести к некоторому смягчению наказания - не очень значительному,
впрочем), - третье преступление заключалось в том, что он, вкупе с лицом,
пока не установленным, нарушал закон о регулировании прироста населения;
судя по всему, происходило это уже давно, однако по этому преступлению
срока давности не существовало, и оно должно было караться сегодня не
менее строго, чем в самый день совершения. Собственно, судья сначала не
собирался докладывать о третьем преступлении, но как-то так получилось,
что доложил.
Уровня - тогда обвинение пошло бы в собрание по охране Уровня, - или
основным почитать покушение - и тогда дело пошло бы совсем по другим
каналам и совсем к другим людям. В первом случае оно обязательно дошло бы
до какого-то из Хранителей, а во втором - скорее всего, не дошло бы. Об
этом и разгорелись среди судей прения, продолжавшиеся целый день. Суть
споров заключалась в том, что, хотя нарушение Уровня являлось, безусловно,
преступлением более опасным, зато покушение на убийство было, во-первых,
значительно более сенсационным (давно уже, не случалось такого, очень
давно), и, во-вторых, сохранить случившееся в тайне было невозможно, да
никто и не старался сделать это, и население о происшествии знало, и
необходим был суд, и необходим был приговор.
основу дела надо все-таки положить покушение, а остальное пойдет уже в
дополнение и по совокупности. А это означало, что если кто-то из
Хранителей должен будет ознакомиться с делом, то не раньше, чем надо будет
рассматривать просьбу о помиловании.
назначением на работу в Горячие пески ограничиться было нельзя и речь
могла идти только о посылке преступника к самому экватору - туда, где
разворачивали полотнища. Для человека в возрасте Шувалова такой приговор
был равносилен смертному, и все знали это, и заранее жалели его, но
пренебречь законом не могли.
подозревал и, понервничав немного по поводу непонятного и неприятного
промедления, привел свои нервы в порядок и стал снова размышлять о
странном начале и невеселом (возможном) конце культуры Даль.
земли. Он ехал не в ту сторону, где должна была находиться столица, а в
противоположную - к лесу, если только полоса действительно уводила в конце
концов в лес.
десятины раскидывались плодовые сады. Попадались речки в обрамлении
широких лугов. Иеромонах пил прозрачную воду, крякал, рукавом вытирал
губы, радостно вздыхал.
правду говорят, не посмеиваются над забредшим простаком.
что же покупаете?
чего-то недоставало. За все время ни одной чреватой бабы Иеромонах так и
не увидел; прячут их, что ли, от сглаза? И детишек совсем малых не было.
Побольше - были, годочков с трех, а совсем малых - нет.
верно, все понял бы. Но были они другие: почернявее, в общем, и склада не
совсем такого. И говорили все же не по-русски, а на том языке, на каком
все и на корабле говорили - на всеобщем. Так, верно, говорили люди, пока
не рассыпалась Вавилонская башня волею господней...
уже".
смутная, зареванная. Стонала тихо.
показали рукой и прикрикнули, посторонись, мол.
никому и не в радость.
перемежались длинными клиньями целины. Больше стало деревьев. Вспугнутые,
убегали зверюшки вроде зайцев, высоко подпрыгивая.
любопытство. Иеромонах погонял лошадь. В меру, правда: берег. Этому его
учить не надо было.
Привык. И ног своих - голых, волосатых, как у беса - стыдиться перестал; а
сперва стыдился. Здесь это не было зазорно.
огляделся - а уже кругом деревья, и за спину зашли, опушку и не
разглядеть.
поедем дальше.
встретится, или лихой человек (в разбойников, правда, уже и не верил)...
Вез дубинку поперек седла.
корабельных припасов порошком, что силу множил. Вздыхал: выпил бы квасу.
Много, много лет уже не пил квасу. Эти люди в нем не понимали. Никто.
Капитан, правда, еще помнил: да, была такая благодать господня - квас.
Хлебный. Настоящий.
аналитом. Разговаривает про себя с машиной, нажимает клавиши, вводит
программу, проверив предварительно. И, пока жужжит машина, как пчела в
колоде, снова будто сам напрягается, закрыв глаза, словно лошади помогают
вытянуть воз из колдобины.
живут, любят друг друга, гневаются, сходятся, расходятся, порой идут
стенкой друг на друга. Умирают и воскресают - прости, конечно, Господи.
Весело живут цифры, деятельно. А он за ними следит и при нужде помогает.
Интере-есно-то как!
по лесу - до новой воды.
сторонам, чтобы тут, на теплом, спать.
ней ухода не было - заросла. В лесу недолго. И однако отличить ее можно
было сразу: деревья были помоложе, не вековые, как вокруг.
а по кругу, все приближаясь, понемногу, к середине. Систематически. Пришло
такое слово на ум - а уж совсем было стал забывать машинные слова.
жужжало - знал, что простое что-нибудь. Пчелы. Или еще что. А вот на
корабле когда жужжит - и не сообразишь. И вычислитель, работая, жужжит, и
у инженера приборы порой жужжат, у Гибкой Руки (тьфу, тьфу имя какое!), и
наверху, у ученых... Вот и тут так: жужжит, а что - непонятно.
нарушать. Его дело - рассказать, а там, как решат.
Орлов Алекс
Круз Андрей
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Сертаков Виталий