Чтение 51–й страницы книги ~Искушение Фраги~

* * *

Именно тогда, в 1149 году, в походе против Изяслава II Мстиславича, Андрей
Боголюбский впервые вошел в большую русскую историю, проявив удивительную
доблесть. До этой поры Андрей безвыездно находился в далекой суздальской
стороне, не принимая участия в междоусобиях князей и даже никогда не выезжая
на юг.

Храбрость Андрея проявилась, когда с отцовскими отрядами он приближался к
Луцку, в котором затворился брат Изяславов, Владимир. Внезапно союзные
половцы, сопровождавшие князя, отхлынули назад. Из городских же ворот
показался сильный отряд пехоты и стал перестреливаться с дружиной.

Никто из Юрьевичей не ожидал, что Андрей захочет ударить по этой пехоте,
так как и стяг его не был поднят и отряды не подтянуты к городу. Однако, с
восхищением говорит летописец, "не величав был Андрей на ратный чин, искал он
похвалы от одного Бога".

Внезапно хлестнув коня, Андрей прежде всех въехал в неприятельское войско
и вступил в жаркую схватку. Конь его прорвался слишком далеко во вражеские
ряды, и дружина, устремившаяся за князем, не могла пробиться к нему. Копье
Андрея, ударив в чей-то щит, сломалось у древка. Неприятельские ратники
окружили его со всех сторон. Лошадь князя ранена была двумя копьями, третье
копье попало в седло.

С городских стен на витязя, как дождь, сыпались камни. Уже один немец,
пишет летописец, хотел проткнуть Андрея рогатиной, когда конь князя,
рванувшись, вынес его из сечи к своим.

Отец, дядя и братья обрадовались, увидев его живым, а бояре отцовские
осыпали его похвалами, потому что он дрался храбрее всех в том бою. Раненый
конь Андреев, спасший ему жизнь ценой своей, пал в тот же час. Андрей,
заплакав, велел погрести его над рекой Стрыем.

В другой раз безудержная отвага Андреева проявилась в битве у реки Руты,
когда Изяслав Мстиславич, в очередной раз собрав рати, нанес Юрию Долгорукому
тяжкое поражение. Лишь только дружины стали сходиться для битвы, как Андрей,
выставив копье, поехал впер„д и прежде всех столкнулся с неприятелем,
пробившись в самую его гущу. Когда замешавшаяся и в этот раз дружина
прорубилась к своему князю, копье его уже было изломано, щит сорван, шлем спал
с головы, а конь, раненный в ноздри, от боли метался, не слушаясь поводьев.

Так, в беспрестанных бранях, закалялся характер будущего
ростово-суздальского князя.

Историк Татищев так описывает характер Андрея: "Мужественен был в брани,
любитель правды, храбрости его ради все князья его боялись и почитали, хотя
часто и с женами и дружиной веселился, но жены и вино им не обладали. Он
всегда к расправе и распорядку был готов, для того мало спал, но много книг
читал, и в советах и в расправе земской с вельможи упражнялся, и детей своих
прилежно тому учил, сказуя им, что честь и польза состоит в правосудии,
расправе и храбрости".

"ЧТО ЭТО? КАК БУДТО КТО МЕНЯ УДАРИЛ ПО ПЛЕЧУ!"

Война с Изяславом Мстиславичем закончилась для Юрия Долгорукого неудачно.
Юрий с сыновьями отступил в Ростово-Суздальские земли, не оставив, впрочем,
надежды занять в будущем Киевский стол.

Один же из союзников Юрьевых - Владимирко Галицкий, "многолаголивый и
лукавый", как отзывается о нем летопись, был сурово наказан небом за
совершенное им клятвопреступление.

Случилось это так. Будучи разбит Изяславом и венграми в решающем бою,
хитрый Владимирко прикинулся изнывающим от ран и стал просить у венгерского
короля Гейзы мира, одновременно подкупая его бояр.

"Немощен я ныне и изнемогаю. Дай мне мира и не воюй меня!" - обращался он
к Гейзе, думая после, как венгр уйдет, накопить сил и расквитаться с
Изяславом.

Гейза, которого со своей стороны уговаривали подкупленные Владимирком
бояре, послал сказать Владимирку:

"Будь по воле твоей. Дам тебе мир. Только поклянись, что вернешь Изяславу
все захваченные города и всегда будешь с ним в союзе в счастии и несчастии".

Отправляя послов своих с этими требованиями к Владимирку, король передал
им и крест святого Стефана с частицей животворящего креста Господня.

"Это тот самый крест, на котором был распят Христос Бог наш; Богу было
угодно, чтобы он достался предку моему, святому Стефану. Поцелуй его в
утверждение своей клятвы, что отдашь ты Изяславу города."

Владимирко, продолжавший притворяться больным, поцеловал крест лежа и
замирился на том с Гейзой.

Едва же войска Гейзы вышли из его удела, как Владимирко мигом выздоровел и
отказался отдавать Изяславу города.

Возмущенный столь явным клятвопреступлением и не веря даже, что такое
возможно, негодующий Изяслав Мстиславич послал в Галич своего боярина Петра
Бериславича:

- Петр, ты был свидетель того крестного целования! Устыди же его, коли же
не устыдится, то пусть Бог рассудит нас.

Вскоре Петр Бериславич предстал перед Владимирком, напоминая ему о клятве.

- Устыдись, княже: ты же крест целовал на том, что вернешь города и будешь
союзником Изяславу в счастии и несчастии. Не людей обманываешь, но Господа
нашего.

Посмеявшись над Петром, Владимирко сказал ему:

- Вот еще! Что мне этот маленький крестик! Ступай от меня, боярин, ныне же
с позором. Не дам тебе ни повозки, ни корма для лошадей твоих.

Заявив так, Владимирко выгнал Петра Бериславича, сам же с чистой совестью
пошел на вечерню и отстоял всю службу.

Возвращаясь же со службы и дойдя до ступеней, по которым несли некогда
крест Стефанов, Владимирко Галицкий вдруг остановился и, обернувшись, сказал
удивленно:

"Что это? Как будто кто меня ударил по плечу?"

Произнеся это, Владимирко вдруг свалился с ног, и в тот же вечер умер.

Так "многоглаголивый и лукавый" князь Галицкий наказан был небом за ложное
крестоцелование.

ЗАСТУПНИЦА СЕВЕРНЫХ ЗЕМЕЛЬ

Несмотря на многое мужество свое, проявленное в боях и сечах и
прославившее его среди дружины, князю Андрею Юрьевичу не нравилось в южной
Руси, наполненной постоянными раздорами и изменами. Уже зрелым мужем прибыв в
Киевскую землю, мечтой и сердцем он продолжал оставаться в молодой Суздальской
земле, где прошли годы юности его.

"Не люб мне Киев. Суетно тут, лживо. Устами одно говорят, сердцами же
иного желают. Была бы на то воля отцова, вернулся бы я назад в край свой", -
писал он жене Улите.

Улита, жена Андрея, была дочерью того самого казненного боярина Кучки,
которому принадлежала Москва до Юрия Долгорукого.

Не знал Андрей, что нескоро еще суждено будет оставить ему нелюбимую
киевскую землю и вернуться в родные суздальские края.

* * *

Южная Русь между тем переживала пору тяжелых испытаний, не ведая, что
близится для нее час суровый, перед которым померкнет все, бывшее ранее.

Не успел великий князь Изяслав Мстиславич, расправившись со всеми своими
недругами, утвердиться на Киевском столе, как, расхворавшись, умер, оплаканный
сыном Мстиславом, духовенством и всем людом киевским. Даже черные клобуки
искренно сожалели о его кончине. После Изяслава осталась молодая жена,
грузинская царевна, на которой он женился в том же 1154 году.

Летописи называют князя Изяслава честным, благоверным, христолюбивым. Из
всех внуков Мономаховых отвагой, воинским искусством и неустрашимостью более
других напоминал он своего великого деда, хотя, подобно ему, не отказывался
никогда от уделов своих и корыстей земли Русской ради.

После Изяслава Мстиславича остался в Киеве соправителем старый дядя его
Вячеслав, позвавший к себе на сокняжение миролюбивого Ростислава Мстиславича.

Киевляне искренно рады были двум этим добрым князьям, от которых нельзя
было ожидать ни корысти, ни суровости, но, к несчастью, правление их было
недолгим. Вскоре после того старый Вячеслав умер, и старшим в Мономаховом роде
стал Юрий Долгорукий.

Не мешкая, ростово-суздальский князь с большой ратью подступил к Киеву и
изгнал из него успевшего уже сесть на золотом столе Изяслава Давидовича
Черниговского.

* * *

Пишет летопись: "В лето 1155 Юрий вошел в Киев. Ему навстречу вышло
множество народа, и сел он на столе отцов своих и дедов, и приняла его с
радостью вся земля Русская".

Утвердившись на старшем столе, Юрий Долгорукий пересадил своего сына
Андрея Юрьевича поближе к себе - в Вышгород. Вышгородский стол был наиболее
близким столом к киевскому, и, безусловно, сажая туда Андрея, Юрий
рассчитывал, что после его смерти старший сын станет его преемником.

Однако тяга Андрея к родной суздальской земле и нелюбовь его к землям
южным, заставили его пойти вопреки отцовской воле, тем более, что вышгородское
княжение казалось ему шатким, ибо находилось в самой сердцевине княжеского
раздора.

Зная, что отец никогда добровольно не отпустит его, втайне от Юрия Андрей
задумал уйти в Суздаль, куда давно приглашали его суздальские бояре.

Уходя в северные земли и желая передать им навек благословение Господне,
Андрей решился на похищение из Вышгорода находившейся там чудотворной иконы
Богородицы.