божественному началу, отказывался от себя ради какой-то высокой и
неизменной истины, перед которой все его порывы и взлеты не более чем
песчинка у подножия сфинкса.
падет она каплей росы на души других людей. Я хочу умереть, чтобы слиться
с тобой. Дай мне стать искупительной жертвой. Светлой кровью сродниться с
тернистой тропой.
власть, ни познание. Причастность к божеству, слитность с ним, полное
растворение в нем и этот экстаз и слезы с улыбкой - вот она, его настоящая
цель.
направляла меня. Я пришел сюда совсем за другим... А зачем я пришел
сюда?.. Зачем я пришел?! - Он закричал, как раненый зверь, и гулкое эхо
прокатилось по каменным галереям.
религиозного экстаза> - основное условие духовного порабощения целых
народов. Только в атмосфере такой мистической истерии может быть выполнен
<любой приказ> (запись на полях лабораторной тетради).
слезами лицо.
тебя. - Он беззвучно шевелил губами, но ему казалось, что он кричит и боги
в дальних пределах отвечают ему хохотом. Он оторвал руки от лица, развел
их в стороны, зашатался и упал на шершавый гранит ступеней.
ванну, пустили кремневым скальпелем кровь, растерли благовонными
эссенциями и отнесли в келью.
рассказать.
его у ворот храма.
астрономы могут видеть ее из колодца даже днем. Близится миг, когда Изида
приоткроет свое покрывало. Ты вступишь в общение с посвященными. Чистота
помыслов, стремление к истине и сила отречения дали тебе это высокое
право. Но никто не переступал порога Озириса, не пройдя через смерть и
воскресение. Следуй за мной, брат. Тебе предстоит пройти через это.
четырьмя укрепленными на сфинксах колоннами стоял открытый саркофаг из
черного мрамора.
не всем дано воскреснуть в свете Озириса. Ты же пройдешь через могилу
живым и увидишь неземное сияние еще на земле. Ты останешься в этом
саркофаге до появления света. Преодолев ужас, ты обретешь волю.
вздрогнуть. Ему хотелось закричать от охватившей его тоски. Громко и
страшно, чтоб лопнули уши и разорвалось горло.
другим погасили факелы. Тени четырех сфинксов сгустились и шарахнулись в
наступившую ночь. Орфей остался один. А тоска все нарастала. Она переросла
в отчаяние и ужас. Будто неотвратимо рушился мир и все распылялось на
первозданные элементы.
хуже. Непонятная слабость накатывала неожиданно, он начинал терять силы.
Они опоили его отравой. Недаром вода, которую он пил в эти дни, имела
странный горьковатый привкус. Наверное, это был медленный яд. Но зачем и
за что?
последнее испытание перед посвящением. Тело не слушалось рассудка. Оно
трепетало каждой жилкой, и будило, и подгоняло, и сгущало какой-то
животный ужас.
спустившийся в подземное царство, трепетал теперь, как выброшенная на
берег рыба.
него уходила воля. Ему обещали всесокрушающую небесную волю, а пока
отнимали земную, без которой человек перестает быть самим собой. Или это
медленный яд отравлял его кровь, убивая все то, без чего нельзя жить на
этой земле?
громко, как только вы в силах...
нота:
один>.
разбегающаяся неутолимой тоской волна. Вступил хор плакальщиц:
как скоро тебя отнимают от нас!
отпевают в этот ночной час. Потом вдруг понял. Отпевали его. Живого.
Постепенно стынущего в холодном саркофаге.
заволокли глаза. Они терзали их и никак не могли пролиться.
один мужской хор.
отозвались плакальщицы.
когда настанет день вечности, ибо идешь ты в страну, единящую всех людей
друг с другом.
превратилась в самостоятельное средство психологического воздействия на
отступников и колеблющихся (запись на полях лабораторной тетради).
в летаргию. Его жизнь последовательно развертывалась перед ним в
удивительно ярких картинах. Он все более и более смутно сознавал, где
находится сейчас и что с ним происходит. И когда замерли звуки
погребальных гимнов, он уже не знал, что лежит в склепе.
внимание Орфея, и он не мог больше отвести от нее глаз. Она росла,
приближалась к нему, становилась ярче, но не освещала окружающую мглу.
Наконец она придвинулась совсем близко. Превратилась в большую звезду,
переливающуюся всеми цветами радуги и разбрызгивающую капли магнетического
света. Потом она стала солнцем, ослепившим Орфея. И он понял, что видит
Розу мудрости, бессмертный цветок Изиды.
увидел то, что выбросило его из саркофага и швырнуло на гранит стены. Он
ударился об эту стену, как бабочка о хрустальный шар лампы, и медленно
сполз вниз, обдирая о шершавый камень лицо и куда-то устремленные руки.
Вароэс спрятал мутно-блестящий шарик, достал из-под плаща странной формы
неровный жезл и заключил им Орфея в круг. Потом отбросил жезл прямо под
ноги верховным жрецам храмов с Нопри во главе. Жезл ожил и превратился в
разъяренного шипящего урея. Жрецы подались назад. Вароэс свистнул, змея
свернулась клубком, молниеносно взвилась в воздух и исчезла в складках
черного, забрызганного звездами плаща. Ропот восхищения прошел среди
жрецов. Со времен жреца Озириса по имени Месу никто не проделывал фокус с
каталепсированной змеей так изящно и непринужденно. Вароэс между тем
начертил в магическом круге тайные знаки и возвел длани свои и поднял
голову к настороженной темноте потолка.
могучий, призываю вас и заклинаю... Явитесь мне, послушные, во имя Айе,
Сарайе, Айе, Сарайе.
пространственно-временных континуумов.)
вонь его услышал, нестерпимую страшную вонь. Живых скелетов, сотрясаемых
на колючей проволоке, увидел. Горы башмаков. Тюки женских волос.
Высушенные головы и свежесрезанные головы в железных банках увидел. Голых
людей, бьющихся в низком подвале, запертых голых увидел, мечущихся,
раздирающих грудь, царапающих горло и падающих на пол с синими высунутыми
языками, с безумным оскалом искалеченных ртов. Сожженные кости и пепел в
печах увидел и груды выдранных золотых зубов. И не вспомнил походы царя
ассирийского, посаженных на кол не вспомнил. Отрубленные головы и
отрезанные уши, по которым считали убитых врагов. Все потонуло в грудах до
самого неба стоптанных башмаков и в волосах, слежавшихся, как пакля. А
главное, в жутком том дыме, тяжелом и сладком.
Лукин Евгений
Якубенко Николай
Маккарти Кормак
Корнев Павел
Посняков Андрей
Прозоров Александр