сатисфакцию.
штаны - на легкие, слепящей белизны, брюки. Когда он подбежал, я усаживал
Коляна, поэтому, кроме ног, ничего не видел. Золотая пряжка размахнулась,
намереваясь врезаться мне в живот, но замерла и медленно опустилась.
Куцапов-старший прислонился к поцарапанному крылу и открыл глаза.
что их отличало. Не считая двадцати пяти лет, прожитых в оккупации.
вопросов, словно эти люди каждый день с кем-то прощались и знали цену
последним секундам.
свернувшейся крови, обратилось во что-то больничное, равнодушное к чужому
страданию.
собой - самый важный разговор из всех, что выдаются в жизни.
возле двери с намерением продержать меня здесь столько, сколько потребуется.
В одном из них я узнал Кешу, медлительного увальня, выводившего Коляна из
кафе. Возможно, именно ему я был обязан тем, что на моем животе не дырка, а
всего лишь царапина, но сам спаситель меня не вспомнил.
этой истории не установлены, никакого контакта не состоится. Мне оставалось
надеяться, что исповедь Куцапова будет истолкована правильно и меня не
вынесут из квартиры в четырех сумках.
так и убийцами - в этом вывихнутом мире ни за что нельзя было поручиться.
Прежде мы ходили по разным улицам, отоваривались в разных магазинах,
смотрели разные фильмы - наши планеты летели рядом, но их орбиты никогда не
сходились слишком близко. Теперь же я сидел в обществе этих мордоворотов и
мучился предчувствием, что мне придется как-то налаживать с ними отношения,
ведь я здесь остался совершенно один.
заказ. Дикторша с пронзительными, чуть раскосыми глазами что-то старательно
выговаривала, однако что именно, было неизвестно, поскольку телевизор
работал без звука.
современных зданий. Оторвавшись от барельефа на стене, камера дала панораму:
люди с булыжниками и лениво надвигающиеся на них танки.
- наши родные "тэшки", радующие глаз приземистой посадкой и фрейдистски
поднятыми орудиями. Люк на одной из башен открылся, и из него показалась
голова в мягком шлеме. Оператор взял лицо крупным планом, и танкист, будто
догадавшись, что его видит вся страна, помахал рукой. Это был молодой
человек лет двадцати, обычный срочник, считающий дни до дембеля.
Наклонившись, он что-то крикнул экипажу, и ему передали короткий обрезок
трубы, похожий на тубус.
ленились, их вполне устраивало и немое кино - лишь бы было весело.
одноразовый гранатомет. Солдат направил его на камеру, и изображение
задрожало.
следующую секунду, не раздумывая и особо не целясь, он выстрелил по толпе. И
снова посмотрел в объектив, и опять улыбнулся: здорово у меня получилось?
благодарные зрители.
им запендюрил". Словно плохо воспитанные дети, бранились, толкались и
спорили, как надо садануть из "шмеля", чтобы уложить побольше.
тридцатилетнего Куцапова пролегло несколько морщин: от переживаний, от
скорби, и самая глубокая, резко очерченная - от гнева.
заразительно.
руки в карманы и негромко проронил:
он мне.
видно не было - кожа на его месте оказалась содранной.
прерывая процедуры, посмотрел мне в глаза - никакой иронии, только боль и
решимость. - Он сказал, что ты сможешь найти этого Тихона. Найди его, Миша.
Ты не пожалеешь.
что-то изменить.
Озолочу, Миша. И то, что он с тобой сделал... я этого не повторю.
страна. Не представляю, как это.
которых вы считаете быдлом. От всех.
его дружки подписали России смертный приговор - только лишь тем, что, увидев
беззаконие, остались сидеть у телевизора. На том вердикте есть и моя подпись
- я оставлял ее в каждой версии, прибавляя к тремстам миллионов уже
существующих.
может получиться... в общем, что он воскреснет.
какой-никакой шанс. С того дня, как мы с Ксенией впервые попытались что-то
изменить, я постоянно дрейфовал между победой и поражением. Ни одно дело не
было доведено до конца, но и гибельный крест на этой истории пока не
вырисовывался. В две тысячи первом находилась еще одна машинка, а значит, и
возможность все исправить. Но для этого придется начинать с нуля.
обыденном.
спустились к автомобилю. На царапину он даже не посмотрел, лишь проверил,
закрывается ли дверь, и уселся за руль.
Куцаповым-старшим.
тачка, да и та - в общественном пользовании.
жизни.
подъем - и я снова оказался у той самой двери. Я не рассчитывал, что
вернусь, я вообще многого не предполагал. Сколько же прошло времени? Здесь,
в две тысячи первом, нисколько. А по моим внутренним часам? Восемь-девять
дней, где-то так. Самая длинная неделя в жизни. Впечатлений хватит до
старости, если, конечно, мне суждено ее встретить.
Адамов Григорий
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Муркок Майкл
Шилова Юлия
Прозоров Александр