Чтение 51–й страницы книги ~Артания~

- Если пройдем через Желтый Лес, - говорила она возбужденно, - мы попадем в другую деревню. Так сказал мой дед, а он знал многое... Никто не верит, что есть еще деревни, но ты вон есть?.. А ты не наш. Хоть и говорят, что ты сын бабы Перепугицы, тайком где-то прятался, а ночами приходил и воровал еду, но мне лучше верить, что еще есть люди...

- Есть, - заверил он. - есть! Но что за Желтый Лес? Она удивилась:

- Так мы ж по нему идем!

Он на ходу огляделся. Лес как Лес, больше зеленый, чем желтый, и деревья такие же: с влажной корой, неимоверно толстые, приземистые, ветви чересчур низко, будто каждое растет на просторе, хотя им так тесно, а в тесноте деревья тянутся вверх, ветки выбрасывают только у самой вершинки...

Он не поверил глазам: в сторонке за деревьями блеснуло небольшое озеро, совсем крохотное, но вода прозрачная, чистая, не болотная. Деревья склоняли над ним кроны. Повеяло прохладой. Ноги подгибались, он заспешил, уже представив, как погрузится раскаленной глыбой железа в прохладную воду, начнет остывать, впитывать ее всеми порами тела...

С дерева сорвался желтый лист, красиво опускался прямо над озерцом, покачиваясь из стороны в сторону, словно дергали за кончики невидимые комарики. Он коснулся поверхности озера, исчез. Придон тут же застыл на месте, нога остановилась в воздухе, не касаясь воды. Она чуть подернута рябью, это дует легкий ветерок, листок должен был встопорщиться и резво побежать по воде к берегу. Или не резво, но он должен остаться на поверхности!

Задержав дыхание, он отступил на шаг. Потом еще. Третий шаг сделать не успел, вода разом исчезла. Среди заросшей темно-зеленой травой полянки поднялся безобразный раструб, похожий на цветок колокольчика, только размером с закрученные спиралью бараньи рога.

Из раструба выметнулся длинный гибкий язык, похожий на увеличенный во много раз язык жабы. Придон пытался отпрыгнуть, но язык петлей обвился вокруг лодыжки. Сдавило сильно, он услышал свой вскрик, тут же мелькнуло гибкое женское тело.

- Ну что же ты... - донесся горестный вскрик.

Он сопротивлялся молча, обеими руками ухватился за дерево, мышцы трещали от натуги. Цветок часто вскрикивала, за ногу дергало больно, он слышал глухие удары. Наконец ногу отпустило, он торопливо извернулся, схватил палку.

Гибкий язык уже спрятался под прочный костяной панцирь, а тот основанием врос в землю. Придон подумал устрашенно, что там, в глубинах, этот зверь может быть в десятки раз крупнее. А то и в сотни.

- Давай убираться отсюда, - прохрипел он.

- Сиди, - велела она. - Дай осмотрю ногу... Если содрал кожу до крови...

- То что? - спросил он настороженно.

Цветок всматривалась долго, он чувствовал на лодыжке ее прохладные пальцы, наконец с облегчением опустила ему штанину.

- Крепкая на тебе одежда, - сообщила она. - Вроде бы шкура, но не шкура. Что это? Он заставил себя подняться.

- Пойдем. Скоро ты увидишь такие диковинки, что эти шкуры замечать не будешь.

Россыпь болот осталась позади, но у многих деревьев между темными корнями тускло блестела совсем черная вода. Дважды он видел, как оттуда высовываются круглые блестящие головы и смотрят ему вслед. С деревьев свисали неопрятные комья, похожие на опутанную паутиной омелу, воздух показался ему несколько суше. Сперва решил, что почудилось, но чем Цветок карабкалась выше, тем листья становились суше, под ногами не чавкало, пружинил толстый роскошный мох: с кроваво-красными и фиолетовыми пятнами, похожими на трупные.

Потом он услышал надсадный рев, а чуть позже с холодком по спине понял, что по их следам ломится большой и могучий зверь. Однажды попутный ветер даже донес его смрадное дыхание. Мороз пошел по всему телу Придона: как воочию, увидел куски гниющего мяса, застрявшие между зубов чудовища. Но крупному зверю тяжело ломиться сквозь заросли, где тонкие человеческие тела проскальзывают между массивных стволов, он иногда глухо ревел, однажды вскрикнул от боли, будто наступил на что-то острое или сдуру напоролся на острый сук.

Совершенно неожиданно впереди открылось болото со стоячей водой, странно неподвижной, что не переливалась через низкие края, не стекала вниз, в нижнее болото, настоящее, большое. Здесь из воды торчали коряги, корни затонувших деревьев, поднимались белесые, как утренний туман, высокие растения, похожие на упавшие в снег кверху острием сосульки.

Цветок прыгала по кочкам и корягам очень ловко, непривычно ловко для вообще-то медлительных и неуклюжих жителей деревни. Во все стороны летели брызги, коряги под ее весом погружались, но она успевала скакнуть на следующую, наконец погрузилась до пояса, но все же быстро добралась до исполинского выворотня: мокрые, осклизлые корни упавшего дерева торчат как страшные когтистые лапы паука, все черные, покрытые гнилью, а снизу из тухлой воды вылезают безглазые мелкие животные, карабкаются, слабые и беспомощные... с виду слабые и беспомощные.

- Бери левее! - прокричала она с выворотня. - Там под водой ствол... По нему и добежишь!

Придон прыгнул в вонючую воду, от смрада перехватило дыхание. С берега начали сигать в болото мелкие зверьки, похожие на лягушек, но с гребнями на спинах, а он с тоской пытался увидеть в мутной жиже этот ствол, ведь справа и слева бездна, наконец Цветок, сообразив, вытянула руку, он сдвинулся левее, под ноги попалось твердое, округлое, склизкое.

Он вспомнил, как ребятней вскакивали на бочки и гоняли по двору на спор: кто дольше удержится, надо было только быстро-быстро перебирать ногами и держать равновесие, но сейчас под ним не сухой бок бочки, а нечто осклизлое, невидимое в тухлой смердящей воде.

Сцепив зубы, он бежал, воды сперва по колено, потом ствол начал приподниматься, но, когда мутной жижи было по щиколотку, подошва соскользнула. Он взмахнул руками и обрушился в болото, руки раскинул, стремясь за что-то, да ухватиться. Грязь залепила глаза, но пальцы ухватились за толстое, скользкое, он с усилием встянул себя на этот полузатопленный ствол, даже пошел на четвереньках, уже не стыдясь своего негероического облика.

Полуослепший, он ткнулся лицом в переплетение корней, даже не понял, что это не хищные лапы зверя, но Цветок ухватила за волосы. Он кое-как поднялся на ноги, хотел оглянуться, держась за корни. Цветок с неожиданной силой удержала.

- Не оглядывайся! - сказала она настойчиво.

- А что там?

- Не оглядывайся, - повторила она сдавленным голосом. - Ни в коем случае не оглядывайся!

Он ощутил странное чувство, как будто кто-то огромный и чудовищно сильный пристально смотрит ему в спину, взгляд проникает через плотную одежду из лыка, продавливается сквозь кожу, просачивается в плоть, достигает внутренних органов...

Сердце кольнуло. В груди начал нарастать холод. Настоящий холод, которому не место в этой влажной бане.

Цветок соскользнула с выворотня, пошла наискось к противоположному берегу. Вода поднялась ей до середины груди. Придон поспешно слез, холод из груди словно бы переместился на шею, замерзло ухо, словно прихваченное морозом, но вскоре ощущение холода опустилось снова до уровня лопаток.

Охваченный паникой, он понесся за нею, как обезумевший лось. Цветок шла быстро, за нею, как за плывущей уткой, расходились клином тяжелые коричневые волны, непроницаемые, теплые, наполненные останками болотных растений и животных. Запах тоже был омерзительный, болотный.

Перед самым берегом он обогнал женщину, вломился в заросли болотных растений, непривычно жестких и острых. Ощущение тяжелого взгляда ослабело, холод в груди начал размываться.

А когда он выбрался на твердое, чувствовал в груди только острый осколочек, словно туда попала мелкая заноза. Цветок выбралась легко, грациозная, как молодой олененок.

- Не садись, - предупредила она, - здесь плохой мох... И туда не садись, посмотри, что над головой!.. Нельзя под деревом ложиться, нельзя!.. С ума сошел?

Хрипя и задыхаясь, он позволил увлечь себя вверх по тропе, Цветок называла это тропой, хотя он не видел даже звериных следов, там ее пальцы разжались, он рухнул на сравнительно твердую и почти сухую землю, только ухватился за приглашающе свесившуюся ветку, подтянулся, но Цветок вскрикнула в ужасе и негодовании:

- Ты что же...

Он не успел ничего понять, как она прыгнула, послышался хруст. Она переломила ветку намного выше, а он повалился на спину. Обломанная ветка осталась в его руках.

- Ты чего? - спросил он.

- Это ты чего, - ответила она зло. - Как будто в вашем лесу не растут эти липалы!

Придон попытался выбросить ветку, но она намертво прилипла к ладоням. Цветок, ворча, набрала в руки травы и, обхватив ветку, обломала концы. На ладони Придона остался прилипший обломок чуть длиннее самой ладони. Он ужасно мешал, Придон сперва злился, потом со страхом понял, что теперь, даже попадись ему на дороге топор, не сможет ухватить за рукоять...

- Чего это они, - сказал он с неловкостью. Глаза отводил, но и не рассказывать же, что есть края, где таких деревьев нет.

- Они людей не едят, - сообщила Цветок. Он удивился, она добавила: - Но приходят звери и... едят. А кровь и кости зачем-то дереву. Не знаю почему, но эти деревья и звери давно в таком сговоре.

- Подлый сговор, - прохрипел он.

- Почему? - удивилась она.

- Просто подлый...

- А, тогда ладно. Ну, отдохнул? Сколько в тебя влазит? Вон уже зеленушка подбирается.

Придон со стоном подхватился, рукоять меча больно стукнула по затылку. И снова бежали между огромными, покрытыми толстым зеленым мхом скалами, что не скалы, а всего лишь стволы деревьев... там, под толстым жирным слоем живого хищного мха, что уже и не мох, а что-то злое, ненасытное, страшное...

Женщина легко скользила между деревьями, иногда падала на четвереньки, он обычно не успевал, его стегали жгучие нити, он вламывался в липкую ядовитую паутину, на голову сыпались влажные комья и, быстро-быстро двигая слабыми лапками, заползали под лыковую одежду. Он падал и катался, давил, как его учили в деревне, Цветок испуганно вскрикивала и оборачивалась, он поспешно вскакивал, чтобы она не возвращалась, несся к ней.

Справа земля пошла настолько сухая, что у него сердце заныло, словно встретил давно забытое, родное, ноги сами понесли в ту сторону. Он услышал предостерегающий крик. Цветок размахивала руками, указывала вверх.

Он похолодел: над головой в зелени просвечивают раздутые лиловые гроздья, похожие на слипшуюся икру крупных рыб или жаб. На глазах разбухали, в них пульсировало, он видел, как за тонкой оболочкой двигаются маленькие темные тела.

- Уходи! - донесся крик.

Опомнившись, отпрыгнул, и почти сразу на то место, где он стоял, посыпались мелкие черные черви. Твердая как камень земля расступалась, словно жидкая глина. Через мгновение упавший первым зарылся полностью. Придон едва не выблевал, представил, как его крепкие плечи пропустили бы эту мерзость вот так же...

Цветок остановилась в десятке шагов впереди, махала рукой.

- Как ты бежишь, - прохрипел он. - Как ты бежишь... В ее коричневых глазах мелькнуло изумление.

- Бегу?.. По Лесу иначе нельзя. Если медленно, то обязательно что-то успеет прицепиться... Вон к тебе уже...

Она деловито поотрывала от него крупные желтые семена, что уже сменили цвет под его кожу, начали буравить, запускать мелкие, пока еще мелкие корешки. Он покорно терпел, хотя боли не было. От семян, что внедрялись, даже приятно, а вот эта грубая женщина-полузверь совершает почти убийство...

Он всхрапнул, кровь пошла по телу, разгоняя сладкий яд, он взглянул на девушку уже с благодарностью.

- Спасибо. Я бы не выжил без тебя и суток.

В ее глазах цвета древесной коры мелькнуло смущение.

- Еще неизвестно, доживем ли до рассвета сами. Пойдем, здесь нельзя останавливаться.

Спина его отклеилась от ствола дерева с трудом. Не из-за клея, ноги дрожали, легкие пошли пузырями и лопались, а весь мир он видел сквозь завесу горько-соленого пота.

Но дорожка медленно вела вверх, вверх. Воздух из мокрого стал просто влажным. Прекратился постоянный шум падающих капель. Стало так непривычно тихо, что Придон жадно вертел головой во все стороны. Обострившийся слух приносил звуки, которые раньше не слыхал.

Толстый слой мха истончился настолько, что голые подошвы наконец-то ощутили твердое. Еще дальше проступила в разрывы настоящая земля: красная, глинистая, без травы.

Цветок вскрикнула тонко и жалобно. Придон метнулся к ней, руки сжались в кулаки. В глазах девушки блестели слезы. Губы дрожали, он едва услышал ее лепет:

- Я не верила... Я шла с тобой, но не верила... Я говорила, что еще есть люди, но не верила!

Дрожащий палец указал Придону на ближайшее дерево. На грязно-серой коре белела затеска. Обычная затесь, которую оставляют охотники походя, чтобы пометить хороший участок для себя или дать знать другим, где их искать. Даже как будто значок вырублен в самой середке, но уже не разглядеть: здешние деревья, что умеют вырастать из семечка за неделю во взрослое дерево, умеют и раны заживлять неимоверно быстро.

- Кто-то прошел совсем недавно, - прошептал Придон. - Здесь есть люди... Это не камнем стесали, не камнем! Цветок смотрела непонимающе.

- А чем?

- Узнаешь, - пообещал он.

Затесь уже затянуло блестящей пеленой древесного клейкого сока. Придон зачарованно смотрел, как со всех сторон медленно наползает кора, толстая и грубая, а очищенный участок сокращается со всех сторон.

Он потянул за тонкую, но такую сильную женскую руку.

- Пойдем. Уже темнеет.

В этом мире Леса он не видел смены дня и ночи, только полсуток здесь как в сумерках, а вторую половину хоть глаза выколи за ненадобностью. Но воздух становится плотнее, в нем появились первые тяжелые жуки, что охотятся, как он помнил, только в полной темноте.

Болото осталось далеко позади, деревья стали выше, ровнее. Ветки поднялись так, что не приходилось становиться на четвереньки. Но теперь, с поредевшим мхом, у самых корней деревьев обнажились лужи темной воды. От них тянуло холодом, Придону представились такие глубины, что всего осыпало морозом.

Болото не исчезло, понял он, просто на время накрылось слоем земли, достаточно толстым, чтобы держать деревья, даже дома, если такие попадутся, но все равно этот мир принадлежит ему, болоту, большому и могучему Болоту.

Земля стала твердой и сухой. Мох исчез, деревья вытянулись, ветви поднимаются все выше, а сами стволы деревьев почти здоровые, без жутких наростов, трещин и покрученных страшными болезнями ветвей...

Деревья расступились как-то сразу, неожиданно, как стражи покоев тцара перед господином. Он на бегу ухватился за ствол, удержался на месте, страшась выбежать на пугающее открытое пространство.

Поляна страшила огромностью. Дальние края тонут в нездоровом белесом тумане, а в самой середине прямо из земли торчат коричневые домики. Земля тоже вся коричневая, словно истоптанная стотысячным табуном так, что не осталось травы, истоптанная даже не до голой земли, а до самой глины, вязкой, коричневой, мертвой, из которой только кувшины да кирпичи на обжиг...

А вверху, Придон боялся поверить своим глазам, настоящее небо. С низкими тучами, серое, грязное, вот-вот прольется мелким гадким дождем, но все же не осточертевшее переплетение зеленых веток, откуда сыплется всякая гадость.

Цветок налетела, боднула в спину. Он слышал ее тоненький вскрик.

- Придон, - прошептала она ему прямо в ухо. - Это что?

- Люди, - ответил он. - Деревня.

- Но как...

- Здесь живут в глине, - ответил он. - Понимаешь? Вы живете в дереве... в дуплах или в шалашах из веток, а эти живут в дуплах из глины. Не поняла?.. Люди вообще везде и во всем живут. В каменных пещерах, на судах...

Он прикусил язык, Цветок или не поверит, или замучит расспросами об этих таинственных и непонятных пещерах или судах. Сердце колотится, в голове накалилось, как железо в горящем горне.

- Ну, - выдохнул он. - Пойдем, не бойся! Ты не поверишь, но я родился на поляне, что в сто тысяч раз больше этой...

Ее пальцы дрожали в его ладони. Он почти тащил ее, замирающую от ужаса. Не верит, успел подумать, что на свете могут быть поляны, подобные этой. Эх, увидела бы его бескрайнюю Степь!

Земля непривычно больно стучала в голые пятки. Твердая как камень, она показалась Придону чересчур теплой. А чем ближе подходили к домикам, тем земля становилась суше и горячее. От ступней начал разлетаться странный белесый пух. Ноздри уловили давно забытый запах. Придон готов был поклясться, что это пепел.

- Я боюсь, - неожиданно сказала за его спиной Цветок. - Я боюсь.

- Не бойся, - ответил он и осекся.

Издали, когда видишь деревню, сразу замечаешь и стада, повозки, гусей на лугу, работающих людей, а когда еще ближе, в ушах начинает звенеть от звонкого гвалта детворы. Эти звереныши носятся, визжат, кувыркаются, вопят, ездят друг на друге, дерутся, хохочут, лезут во все дыры...

От этой деревни веет могильным покоем. Мертвая тишина.

ГЛАВА 7

Он приблизился, шел настороженно, оглядывался на каждом шагу. Странные дома - без ограды, без сараев, конюшен, амбаров, курятников. Ладно, пусть кто-то учинил набег, все угнал и всех перебил, но где же поля, колодцы, огороды? Где неизбежные загоны для скота?

Цветок шла притихшая. Она не знала, что такое загоны для скота, но и ей, как видел Придон, было не по себе. Очень не по себе.

Медленно темнело. Сквозь такие тучи луна не пробьется, Придон ускорил шаг. Ноги от усталости стали тяжелыми, как две колоды, живот прилип к спине. Цветок тихонько поскуливала сзади.

Окна первого дома зияли пустотой. Придон заглянул, крикнул дважды, есть ли кто живой, и, не дожидаясь отклика, поспешил к другому. Снова покричал, толкнул дверь. Не заперто, отворилась с приятно скрежещущим сухим звуком.

Пусто, глаза к полумраку привыкают медленно, он едва-едва различал перевернутые лавки, сдвинутый к стене стол. Очаг разрушен грубо и бессмысленно, тяжелые камни исчезли, осталась только скрепляющая их глина... Ах да, камни здесь редкость, потому - ценность... Даже если простой гранит или песчаник.

В третьем доме ему почудилось движение. Осторожно заглянул. В совершенно пустой комнате: ни стола, ни лавок, ни даже паутины на поперечной балке - на плотно утоптанном глиняном полу лежал вниз лицом человек.

Придон вошел осторожно. Сердце колотится так, как не стучало даже в часы самых жарких схваток. Человек не двигается, хотя, как почему-то решил Придон, не спит. Не мертв, не спит, даже бока не раздуваются, как у любого живого, но жив, каким-то образом следит за ними...

- Я зашел с миром, - еле выговорил он. - Со мной женщина... Мы устали и просим ночлега.

Человек не шевелился. Лица Придон не видел, но не проходило ощущение, что за ним наблюдают. Когда он отвел взгляд и оглядел стены, показалось, что человек бросил на него быстрый взгляд, хотя краем глаза не уловил ни малейшего движения.

Цветок сказала с порога дрожащим голосом:

- Уйдем отсюда. Мне страшно. Мне очень страшно. Знала бы ты, подумал он зло, как трясет меня от макушки до пяток, но ответил хрипловатым мужественным голосом:

- Пожалуй, заглянем к его соседям.

В следующем доме оказалось так же пусто. Цветок уже не поскуливала, а тихонько подвывала. Придон переходил от дома к дому. Еще в двух обнаружил людей, но все спали мертвым сном. Осмелев, он пробовал трясти, будил, но ни один не шелохнулся.

- Колдовство, - проговорил он сдавленным голосом. - Черт, как я не люблю колдовство!

- Что такое... Он отмахнулся.

- Похоже, придется ночевать без ужина.

- Я смогу, - пообещала она. - Я поела, когда пошла за тобой.

Последний дом выглядел смятым, словно с небес дотянулся огромный кулак и легонько стукнул по крыше. Дом из мокрой глины перекосило, изогнуло, стены в складках, сейчас уже твердых, застывших.

Придон обошел опасливо, дальше ровная твердая земля, а вдали осточертевшая зеленая стена. Цветок легонько вскрикнула, Придон проследил за ее взглядом.

В трех шагах от дома лежал на спине и смотрел в небо лохматый человек. Длинная борода и волосы не просто касаются земли, а словно вросли в нее. Холодок пробежал по спине Придона: пальцы лежащего до половины в земле. Но не видно валиков вокруг пальцев, когда вот так втыкаешь в песок или мягкую землю. Да и пятки погрузились в землю...

Цветок вздрагивала, но послушно шла следом. В самом крайнем доме, что без крыши, Придон заметил еще одного лежащего, обошел со всех сторон. Этот тоже лицом вверх, хотя, правда, глаза невидящие, вроде бы и не смотрит, а если и видит что, то небо, только небо. Хмурое, в тучах, зависло на вершинах деревьев, вот даже верхушки тонут в серо-грязном тумане. Но все же там небо.

- Ты не спишь, - определил Придон. - Если слышишь меня, кивни... Ладно, не можешь кивнуть, моргни. Или у тебя глаза как у рыбы? У ящериц тоже не закрываются... Нет, закрываются. Скажи, где здесь можно перебыть ночь под крышей. Хорошо бы еще и поесть.

Он говорил и говорил, стараясь держать голос дружелюбным и беззаботным. Человек оставался таким же неподвижным, но, когда Придон, потеряв терпение, собрался уходить, вдруг сказал слабым голосом:

- Такой чужой запах... Вы не из Леса?

- А чужаков на ночлег не пускаете? - спросил Придон. - И не кормите? Пойдем, Цветок.

Цветок ухватилась за его руку. Человек сказал тем же ясным, но монотонным голосом без всякого выражения:

- Ночуйте здесь... Но ваш запах...

- Мы шли через болото, - объяснил Придон.

- Что такое болото?.. У вас запах тел... Цветок оттащила Придона за руку, его ухо чуть не обожгло ее горячим шепотом:

- Ты что? Он же безволосый!

Придон только сейчас заметил, что голова человека блестит, как обглоданный мосол, лицо не только без бороды, но и без бровей, даже, если присмотреться, без ресниц. Тело гладкое, ровное, без привычных волос на груди или ногах, похожее чем-то на жабье, у тех тоже мышцы неровными квадратами, или даже на тело барсука... если, конечно, с барсука снять всю шерсть.

- Да, - пробормотал он, - безволосый... Тот был волосатый, как... а это что-то вроде тритона.

Она толкнула его и потащила прочь с неожиданной силой.

- Ты чего разговариваешь с безволосым?

Придон оглянулся. Человек по-прежнему в той же позе, но ему чудилось, что безволосый слышит их, понимает, но не может или не хочет выбираться из своего чародейского сна.

Когда покинули деревню, а могучая стена деревьев замаячила совсем близко, Придон без сил опустился на землю.

- Извини, - сказал он честно, - вымотался. Ты просто двужильная, хоть и цветок. А что насчет безволосых?

Она осторожно присела рядом, осмотрелась, прихлопнула ладошкой то, что показалось пробивающимся сквозь глину ростком, но это оказался всего лишь мелкий камешек.

- Ты не знаешь?

- Я многого не знаю, - сообщил он. - Ну и что? Скажи, буду знать.

- Есть безволосые, - прошептала она жарким шепотом, - есть, наоборот, с корой вместо волос... Есть с черной шерстью на груди, эти вообще по ночам обертываются волками...

- А безволосые?

- Безволосые уходят в озера, - сказала она, сильно вздрогнув. - А те, что с корой, пускают на ночь корни. Когда стареют, так и остаются, понял? Постепенно превращаются в деревья. Мы таких уже встречали, ты не замечал...

Он запоздало вспомнил, что от некоторых деревьев она шарахалась в непритворном испуге, кивнул, стараясь не выглядеть слишком уж испуганным, сказал негромко, голос держал ровным:

- Раньше только слышал, а теперь встретил. То-то дубину о них изломал, а им хоть бы хны!.. А безволосые, понятно, превращаются в озерных и болотных чудищ?

- Да. А говорил, что не знаешь! Он зябко передернул плечами.

- Теперь знаю. Спи.

Утром Цветок хотела вернуться в деревню, попросить еды, но Придон потащил дальше. Днем сквозь тучи иногда просвечивало мутное пятно солнца, и, хоть карта потеряна, он помнил, что если держать солнце справа, то через два-три дня подойдут к Черному Капищу. Если очень хочется есть, то по дороге что-то да удастся изловить или пришибить камнем или палкой.

Шли до полудня, измучились, даже Цветок устала от непривычки: под ногами вместо мягкого пружинящего мха твердая земля, больно бьет в подошвы. Зверьки шныряют очень быстрые, юркие, удалось поймать и съесть несколько гусениц, кузнечиков да жуков. Еще Придон обнаружил в кустах птичьи гнезда с яйцами, напились вдоволь, сразу ощутили, как откуда ни возьмись хлынула сила, наполнила мышцы.

Теперь без остановок шли, почти бежали, до заката. В лесу темнеет быстро, потому Придон, чтобы впотьмах не искать место для ночлега, выбрал посреди полянки широкий пень, словно срезанный пилой, опустился со вздохом облегчения... пень с готовностью развалился. Придон провалился в коричневую влажную труху. Тысячи огромных красных муравьев тут же набросились, как на большого жирного червяка.

Он в панике вскочил, отбежал, отряхивался, забыв про смертельную усталость. К счастью, муравьи, отогнав зверя, бросились спешно уносить в подземелья нежные белые личинки и куколки, иначе быть бы ему позорно загрызенным не драконом, а крохотными муравьями!

Оглянулся, таких крупных никогда в Артании не видел, там муравьи и помельче, и посуше, носятся как стремительные молнии, а здесь быки, а не муравьи...

Следующую валежину выбирать сил не было, присмотрел рядом место, вроде бы чистое, опустился прямо на землю. Снизу тянуло холодным и влажным. Когда оперся локтем о землю, там сразу образовалась ямка и выступила гнилая, дурно пахнущая жижа.