друзей-торговцев, он обнаружил, что дух оптимизма, казалось, овладел
караваном, что было более чем странно в таких обстоятельствах. Хотя и
ворчания было не меньше, и ругательства были такими же громкими и пылкими.
Мужчины и женщины укладывали свое имущество, потирая потрескавшиеся от
холода и сырости руки, в обжигающем холоде, они шли, торопясь, бранились и
дрались друг с другом, но что-то все же изменилось. Исчезло горькое
отчаяние. Какая-то надежда, которой не ощущалось раньше, чувствовалась в
слепящем воздухе.
расстоянии одного броска до Убежища.
Алвира тащат полурассыпавшийся корпус повозки вверх по извилистой тропе, -
он может сделать из Минальды и Тира мишень, но сейчас это лучше, чем риск
потерять их в снегу. Что до вас обоих... - он повернулся к ним и положил
руки им на плечи, - что бы вы ни делали, стойте рядом с этой повозкой; это
ваш единственный шанс дойти до Убежища живыми. Я буду двигаться вдоль
каравана и, может, не увижу вас. Понимаю, что ничто из этого вас не
касается, вы были вовлечены в это против воли, и никто из вас мне ничего
не должен. Но, пожалуйста, последите, чтобы Альда с ребенком достигли
Убежища невредимыми.
и на плаще. В падающем свете Джил показалось, что он выглядит уставшим.
Неудивительно, подумала она. Джил сама едва держалась на ногах - так
сказывалось нервное напряжение. - Берегите себя, дети мои. Я же, в свою
очередь, позабочусь о вашей безопасности.
на ветру.
когда снежные сумерки поглотили старика. - У вас было тяжелое путешествие.
людей следовать за собой в таких мажорных ситуациях, как эта.
сумасшествием, но я почему-то верил _е_м_у_. Да. Мне пришлось.
было объяснить, как удалось увлечь беспутного бродягу-мотоциклиста в огонь
из мрака или то, что заставило слабую, боящуюся высоты Джил, кандидата на
степень доктора философии, последовать за ним по горным кручам, чтобы
сражаться с бестелесными смертоносными врагами.
обессилевших, замерзших до полусмерти, заставило сделать пятнадцатимильный
марш-бросок через бурю и мрак, чтобы найти, наконец, Убежище, которого они
никогда раньше не видели.
все равно пронизывал ее насквозь, как терзал ее уже весь день. Джил
чувствовала страшную усталость. Ночь, она знала, будет тяжелой. Джил
отправилась на поиски стражников, потом остановилась.
них знает, и уж тем более, что она их поймет. Руди вдоволь насмотрелся на
бессердечных женщин типа Джил с холодными глазами классной дамы.
ничего. Сойдешь для чучела, - добавил он с усмешкой, на которую она
ответила тем же.
флиртует с дешевым панком, жокеем - распылителем краски, но это ее дело.
Пока, увидимся в Убежище.
единственную уцелевшую повозку. Сама она укладывала внутрь свернутые
постели; Медда, будь она жива, умерла бы от негодования при виде этого. Он
нежно поцеловал ее.
что Алвир потерпит это.
не следовало называть их дураками. Ни Алвира, ни, конечно, мою госпожу
аббатису. Это было по меньшей мере грубо.
ты добилась-таки своего.
мы думаем.
расширенными отчаянными глазами, словно бы не желая, чтобы это мгновение
прошло. Но шум из повозки заставил ее отстраниться и склониться, чтобы
вернуть на место своего любимого сына в его маленьком гнездышке в одеялах.
Руди услышал ее шепот:
ползать, - заметил Руди.
обрушиваясь на путников железными когтями. Руди, спотыкаясь, брел за
повозкой, ослепленный снегопадом, его пальцы в перчатках окоченели. Дорога
тут была заброшенной, но в лучшем состоянии, чем дорога у Карста, с
твердым покрытием ближе к середине, где оно еще не было взломано корнями
деревьев. Все-таки из-за разъезжающегося снега идти было трудно, но Руди
знал, что те, кто движется в хвосте конвоя, будут скользить по реке жидкой
грязи.
окружавших повозку, маячили тускло и хаотически, как призрачные тени в
страшном сне.
удалось создать большой рыхлый сияющий шар футах в трех перед собой, чтобы
осветить путь. Но это усилие потребовало полного сосредоточения, и когда
он скользил в снегу или шатался под зверским порывом ветра, свет
становился тусклым и рассеивался.
него, кроме того места, где он пролетал, не тая, через колдовской свет,
превращавший его в маленькую ревущую бурю алмазов, от которых у него
болели глаза. Отсыревшие плащ и ботинки хлопали его по ногам, руки быстро
переходили от нечувствительности к боли. В один момент, когда ветер ослаб,
он услышал из повозки голос Минальды, ласково певшей своему сыну:
слепящую массу снега, Руди не знал, не мог даже представить. Казалось,
прошло много часов с тех пор, как они разобрали лагерь, земля все время
шла на подъем под его разъезжающимися ногами, ветер терзал его, как зверь
свою добычу. Он крепко схватился одной рукой за повозку, другой держался
за посох, временами казалось, будто это было единственное, что удерживало
его на ногах. Он знал, что погибнет, если упадет.
как это ее еще не сдуло ветром. Она прокричала ему через бурю:
ветру с отчаянной настойчивостью. Он видел старика из Карста с
притороченной к его согнутой спине корзиной цыплят, завернутой в одеяло и
теперь утяжеленной фунтами попавшего туда снега. Кучка обозных сирот была
обвязана веревкой, как гусята, пробивающиеся за своей предводительницей.
Мимо них прошла толстая женщина с козой на поводке; чуть позже Руди увидел
эту женщину, уткнувшуюся в снег, коза жалко стояла у ее безжизненного
тела...
настолько онемело, что он еле почувствовал удар о землю. Кто-то наклонился
над ним, поставил его на ноги и встряхнул, выводя из оцепенения, с
удивительной силой - призрачная темная фигура в развевающейся мантии с
бело-голубым светом, сияющим на конце его посоха.
ее веревки для поддержки, и фигура растаяла во мраке. В темном хаосе он
видел другие фигуры, двигающиеся, поднимавшие на ноги упавших, подгонявшие
их словами, ругательствами или ударами. Он крепко схватился за веревки,
напоминая себе, что обещал доставить Альду в Убежище, повторяя, что это
была цель где-то в этом черном мире бесконечного холода. Его потянуло в