не настоящим) опал, красовавшийся на среднем пальце правой руки.
неподдельная злость. - Каждый раз, как кто-то проткнет в вашей аккуратной
историйке дырку, вы просто возвращаетесь к своему говенному "все это мне
мерещится". Нужно поумнеть, 'Детта.
визгливо, что Эдди отшатнулся.
я не в неглиже, я одета. И настоящая причина этого в том, что какой-то
толстопузый, безмозглый полисмен-южанин ударил меня дубинкой по голове,
вот и все!
Эдди.
понимала, но не желала понимать. Как с кольцами.
этом не обрываются?
виски. - А теперь, Эдди, если вы не возражаете, я охотно закончила бы
разговор. У меня опять начинается мигрень. И довольно сильная.
хотите верить. Я видел вас в Мэйси, Одетта. Я видел, что вы крали. Вы
говорите, что не делаете таких вещей - но ведь вы сказали и другое: "я не
ношу бижутерию". Сказали, хотя за время нашего разговора несколько раз
посмотрели себе на руки. Кольца были там - но вы словно бы не могли их
видеть, пока я не обратил на них ваше внимание, не заставил увидеть.
было это не в Оксфорде.
бурдюками - один был обвязан вокруг талии, другой взвален на плечи. Вид у
Роланда был очень усталый.
я должен быть настоящим.
безостановочно массировала виски кончиками пальцев.
и кивнул.
по микробам ты вдарил, но на цикл не хватило. У Балазара было слишком мало
кефлекса.
инфекция не дохнет. Ты просто загоняешь ее в подполье. Проходит несколько
дней, и она возвращается. Нам понадобится еще кефлекс; впрочем, здесь по
крайней мере есть дверь, через которую можно за ним сходить. В нужный
момент от тебя потребуется только одно: не психовать. - Но при этом Эдди
печально размышлял о том, что у Одетты нет ног, а переходы, которые
приходится совершать в поисках воды, становятся все более долгими.
Интересно, задумался он, мог ли Роланд выбрать более неподходящий момент,
чтобы заболеть снова? Такую возможность Эдди допускал; он просто не
понимал, как.
не так уж чудесно. Ей кажется, будто она не здесь.
галлюцинацией". - Вслух он этого не сказал, только кивнул.
это не та женщина, которую я перенес сюда. Вовсе не та.
Смазанный промельк в зеркале... то оскаленное лицо... Роланд прав. Господи
Иисусе, конечно, он прав! Это была вовсе не Одетта!
небрежно взявшиеся набивать большую дамскую сумочку блестящим хламом...
почти как если бы женщине хотелось попасться.
он в исступлении, однако эта мысль задержалась всего на миг. Во время
спора с Одеттой Эдди успел внимательно рассмотреть ее руки. Это были те
самые руки - нежные, с длинными пальцами.
изучали Эдди.
этого зависят наши жизни - моя, поскольку мной вновь овладевает недуг, и
твоя, поскольку ты влюбился в эту женщину.
вошел в нее, и другой, когда я вернулся сюда.
то ли понял, но оно ускользнуло от меня. Мне это показалось важным.
выброшенное на мель суденышко, одиноко стояло на морском берегу, там, где
обрывался его короткий след, тянувшийся из ниоткуда. Потом стрелок опять
посмотрел на Эдди.
должен быть начеку. Понимаешь?
крайней мере, в доступном заядлому кинозрителю объеме), о какого рода
вещах говорит стрелок, но на объяснения ему не хватало воздуха. Пока не
хватало. Словно Роланд пнул его так, что дух вон.
двери, была так же страшна, как омарообразные твари, что выползают по
ночам.
стрелок знал, что Эдди не понимает, о чем речь; дальняя, невредимая
половина сознания Эдди, в которой бывает заложено или не заложено
выживание, не получила сигнала.
света и ясного ума.
как дразнили и обзывали: сука черномазая, сука черномазая.
убил одного из них. Парень помоложе развел костер и занялся готовкой, а
потом с ухмылочкой протянул ей нанизанное на палочку дымящееся мясо
морского урода. Она вспомнила, что плюнула в белое рыло этого сопляка, и
ухмылочка превратилась в злобную, сердитую гримасу. Беложопый саданул ее
снизу в челюсть и сказал: "Ну, ничего, еще передумаешь, стерва ты черная.
Погоди, вот увидишь". Потом они с Настоящим Гадом расхохотались. Настоящий
Гад показал ей кусок говядины, насадил на вертел и принялся не спеша печь
над костром, пылавшим на чужом, враждебном берегу, куда ее завезли.
соблазнительный запах, но она не подавала виду. Даже когда молодой замахал
у нее перед лицом ломтем мяса, выпевая ну, кусни, сука черномазая,
давай-давай, кусни, Детта сдержалась и сидела, как каменная.
ее связали, исчезли. Она больше не сидела в кресле - она лежала на одном
одеяле, укрытая другим; лежала намного выше линии прилива, у которой все
еще бродили, о чем-то спрашивая и порой выхватывая из воздуха невезучую
чайку, омарообразные твари.
одеял. Ближе лежал тот, что помоложе. А Настоящий Гад снял портупеи и
положил рядом с собой.
бок. Зернистый хруст и скрип песка под ее телом не были слышны в хоре