Чтение 51–й страницы книги ~Встреча с Хичи~

- Например, - я помолчал, - человек глубоко любит жену. Он узнает,
что у нее связь с его близким другом. - Я почувствовал, как Эсси сжала мне
руку. Я ее не обидел: она просто подбадривала меня.

- Вы смешиваете побуждения и эмоции, Робин, но это неважно. К чему вы
ведете?

Я не позволил ему торопить себя.

- Или другой пример, - сказал я, - религиозный. Человек, искренне
верующий, обнаруживает, что Бога нет. Ты следишь за мной, Зигфрид? Он
искренне верил, хотя знал, что многие умные люди не разделяют его веру, и
вот понемногу он начинает убеждаться, что они правы, и наконец эти
доказательства становятся настолько убедительны...

Он вежливо кивнул, слушая, но пальцы его снова начали извиваться.

- ...что он наконец принимает квантовую механику, - сказал я.

Это второй момент, когда вся игра могла провалиться. И, мне кажется,
едва не провалилась. Голограмма сильно замерцала, и выражение лица
Зигфрида изменилось. Не могу сказать, каким оно стало. Я не узнал его,
лицо словно смягчилось и потеряло четкость.

Но когда он заговорил, голос его звучал устойчиво.

- Говоря о побуждениях и фуге, Робин, - сказал он, - вы говорите о
людях. Допустим, интересующий нас пациент не человек. - Он помолчал, потом
добавил: - Совсем. - Я подбадривающе кашлянул, потому что не понимал, что
последует дальше. - Допустим, эти побуждения и эмоции... гм...
запрограммированы в нем, примерно так, как программируется человек, когда
ему, уже взрослому, нужно изучить иностранный язык. Он изучил язык, он его
знает, но усвоил не очень хорошо. Говорит с акцентом. - Он помолчал. - Мы
не люди, - сказал он.

Эсси еще сильнее сжала мне руку. Предупреждение.

- Альберт запрограммирован, как человеческая личность, - сказал я.

- Да. Насколько возможно. Очень во многом, - согласился Зигфрид, но
лицо его оставалось серьезным. - Но Альберт все же не человек: ни одна
компьютерная программа не может стать человеком. Например, никто из нас не
испытывает воздействия ТПП. Когда все человечество сходит с ума от
чьего-то безумия, мы ничего не чувствуем.

Почва стала очень скользкой, над трясиной похрустывал ледок; если я
сделаю неверный шаг, куда мы все провалимся? Эсси крепко сжимала мне руку,
остальные затаили дыхание. Я сказал:

- Зигфрид, люди все отличаются друг от друга. Но ты часто говорил
мне, что это не имеет особого значения. Ты говорил, что проблемы сознания
заключены в сознании, и средство для решения этих проблем там же. А ты
лишь помогал пациентам вынести эти проблемы на поверхность, где они могут
справиться с ними, покончить с одержимостью, неврозами... и фугой.

- Да, я так говорил, Робин.

- Ты просто пинал старую машину, Зигфрид. И она от толчка снова
начинала действовать.

Он улыбнулся - вымученная улыбка, но все же улыбка.

- Достаточно близко, я думаю.

- Хорошо. Позволь мне изложить свою теорию. Позволь предположить, что
у этого моего друга, - я не смел тогда снова назвать его по имени, - у
моего друга конфликт, который он не может разрешить. Мой друг очень умен и
исключительно хорошо информирован. У него доступ к самым свежим
достижениям науки, ко всем отраслям науки, и особенно к физике,
астрофизике и космологии. Поскольку квантовая механика составляет основу
этих наук, он принимает квантовую механику; без этого он не мог бы
выполнять работу, для которой запрограммирован. Она является основой
его... программы. - Я чуть не сказал "личности".

Теперь в его улыбке было больше боли, чем веселья, но он по-прежнему
слушал.

- В то же время, Зигфрид, у него есть другой слой программирования.
Его научили думать и вести себя, как - вообще быть, насколько он может, -
как очень образованный и мудрый человек, который умер уже давно и который
очень сильно верил, что квантовая механика неверна. Не знаю, достаточно ли
такого конфликта, чтобы повредить человеку, - сказал я, - но он может
причинить большой ущерб... гм... компьютерной программе.

На лице Зигфрида выступили настоящие капли пота. Он молча кивнул, и
передо мной встала картина прошлого: неужели Зигфрид выглядит сейчас так,
как выглядел я когда-то, во время сеансов с ним?

- Возможно ли это? - спросил я.

- Это серьезное противоречие, - прошептал он.

И тут я провалился.

Лед треснул. Я по колено погрузился в трясину. Я еще не тонул, но
застрял. Не знал, что делать дальше.

Это нарушило мою сосредоточенность. Я беспомощно взглянул на Эсси и
остальных, чувствуя себя очень старым и уставшим - и не очень здоровым к
тому же. Я так погрузился в специальные проблемы психоанализа моего
собственного психоаналитика, что забыл о боли в животе и об онемении рук;
но теперь все это напомнило мне о себе. Не получается. Я ничего не знаю. Я
был абсолютно уверен, что вскрыл основную проблему, приведшую Альберта к
фуге, - и ничего не случилось!

Не знаю, долго ли сидел бы я, как дурак, если бы не получил помощь.
Она пришла одновременно от двоих.

"Взрывай", - настойчиво прошептала мне на ухо Эсси, и в тот же самый
момент Джейни Джи-ксинг пошевелилась и осторожно сказала:

- Но должно было еще что-то неожиданно случиться, верно?

Лицо Зигфрида застыло. Попадание. Явное попадание.

- Что это было, Зигфрид? - спросил я. Никакого ответа. - Послушай,
Зигфрид, старина, выкладывай. Что заставило Альберта броситься в пропасть?

Он посмотрел мне прямо в глаза, но я не мог понять их выражения,
потому что лицо его начало расплываться. Как изображение на ПВ, когда
что-то неисправно и картинка расплывается.

Расплывается? Или убегает? Опять фуга?

- Зигфрид, - закричал я, - пожалуйста! Скажи мне, от чего бежал
Альберт! Или если не можешь, сделай так, чтобы мы могли поговорить с ним!

Еще больше неясности. Я даже не мог определить, на что он смотрит.

- Скажи мне! - приказал я, и расплывчатая голографическая тень
ответила:

- Кугельблитц [Шаровая молния (нем.)].

- Что? Что такое кугельблитц? - Я раздраженно оглянулся. - Черт
побери, давай его сюда, пусть он сам скажет!

- Он здесь, Робин, - прошептала мне на ухо Эсси.

Изображение прояснилось, но это уже был не Зигфрид. Аккуратное лицо
Фрейда смягчилось и расширилось, превратившись в лицо дирижера немецкого
оркестра, седые волосы падали на печальные глаза моего лучшего и
ближайшего друга.

- Я здесь, Робин, - печально сказал Альберт Эйнштейн. - Спасибо за
помощь. Не знаю, однако, будете ли благодарить меня вы.

Альберт оказался прав. Я его не поблагодарил.

Но Альберт оказался и неправ, или прав, но не по тем причинам:
причина того, что я его не поблагодарил, не в том, что он сказал нам нечто
очень страшное, нечто непредставимое, но потому, что, когда он кончил, я
был не в состоянии благодарить его.

Мое положение, когда он начал, было немногим лучше, потому что его
появление очень сильно на меня подействовало. Я был истощен. Так и должно
быть, говорил я себе, потому что Бог знает, давно я не испытывал такого
напряжения, но мне было хуже, чем просто от перенапряжения. Я чувствовал,
что приближается конец. И дело не только в животе, или руках, или голове.
Как будто все мои батареи одновременно разрядились, и мне приходилось
собирать все силы, чтобы сосредоточиться и услышать, что он говорит.

- То, что я испытал, не совсем фуга, как вы назвали, - говорил он,
вертя в руках трубку. Он не потрудился выглядеть комично. На нем был
свитер и брюки, но на ногах ботинки, и шнурки завязаны. - Правда, что
такое противоречие возникло и сделало меня уязвимым - вы поймете, миссис
Броадхед, это противоречие в программе; я обнаружил, что запутался. И так
как вы придали мне особенности гомеостата [Система, способная
саморегулироваться, приспосабливаясь к изменениям окружающей среды], - у
меня возникло непреодолимое побуждение: преодолеть неисправность.

Эсси с сожалением кивнула.

- Гомеостат, да. Но самовосстановление включает и способность
самодиагностирования. Ты мог посоветоваться со мной.

- Нет, миссис Броадхед, - ответил он. - Со всем уважением, но
трудность заключена в области, в которой я разбираюсь гораздо лучше вас.

- Космология, ха!

Я пошевелился, собираясь заговорить - это нелегко, потому что моя
летаргия усиливалась.

- Пожалуйста, Альберт, просто скажи, что ты сделал.

Он медленно ответил:

- Очень просто, Робин. Я захотел разрешить противоречие. Я знаю: мне
это кажется более важным, чем вам; вы можете быть счастливы без решения
космологических проблем, но я не могу. Все больше и больше своих
возможностей я уделял этой проблеме. Как вы знаете, я могу использовать на
этом корабле множество информационных вееров хичи. Некоторые из них
никогда основательно не изучались. Очень трудная задача. В то же время я
вел собственные наблюдения.

- Что ты сделал, Альберт? - взмолился я.

- Именно это я и сделал. В записях хичи я нашел много упоминаний
того, что мы называем проблемой недостающей массы. Вы помните, Робин.
Масса, которой должна обладать вселенная для объяснения ее гравитационного