бы вы ни говорили, Дистейн написал правду. Мы на другой планете.
гиперболической формы. Вы видите его именно таким? А меня вы изобразили
слишком худой и высокой. Опять-таки потому, что вы меня такой и увидели?
мир. А вас... вас я нарисовал такой, какой вы были тогда. Мы же
встретились далеко на север от Города. А теперь... Нет, этого не объяснишь
- слишком сложно.
обычным, круглым, сферическим - выберите термин по вкусу. Разве вам
невдомек, что наш мир таков, каким мы его воспринимаем? Ваши органы чувств
обманывают вас. Не знаю почему, но обманывают... и с Дистейном было то же
самое.
- я _ж_и_л_ в этом мире. Как бы вы ни разуверяли меня, для меня он реален.
И я не один. Большинство жителей города знают то же, что знаю я. Наши
знания восходят к Дистейну, потому что он был здесь с самого начала. И
если мы не погибли за столько лет, то лишь благодаря этим знаниям. Эти
знания - опора всему, они сохраняют нам жизнь, без них мы не понимали бы,
что Город должен перемещаться...
поехал на север, еще дальше на север. И обнаружил такое... такую преграду,
такой вызов нашей способности уцелеть в этом мире, с каким мы не
сталкивались никогда прежде. Встреча с вами была - не умею выразить -
подарком, какого я не ожидал. Но она косвенно повлекла за собой открытие
еще большего значения.
наложили пока запрет на распространение информации. Если новость станет
всеобщим достоянием, не миновать беды.
остановиться. Если новость дойдет до них, поднимется страшная кутерьма.
Город только-только оправился после тяжких потрясений, и навигаторы отнюдь
не жаждут нового кризиса.
увидела себя и всю ситуацию в новом свете. Судьба поставила ее как бы на
стыке двух реальностей: ее собственной, привычной с детства, и реальности
Гельварда. И как бы ни сблизились эти две реальности, им не сомкнуться.
Подобно кривой, что вычертил Дистейн, выражая свое восприятие мира: чем
ближе Элизабет подступала к Гельварду, тем стремительнее от него
удалялась. Угораздило же ее впутаться в трагедию, где одна логика пасовала
перед лицом другой, - и найти выход оказывалось ей не по силам.
обитателей совершенно неоспорим, но теории, на которых они строили всю
свою жизнь, более чем странны, и главное - непреодолимым оставалось
основное противоречие: Город и горожане никогда не покидали Землю.
Элизабет видела одно, Гельвард утверждал другое, и переубедить его было
невозможно. А стать на его точку зрения тем более. Любая попытка сомкнуть
реальности, совместить несовместимое вела в тупик.
коллег, вступивших в переговоры с селянами. Хотелось выяснить, что
происходит. Лучше бы я не ввязывалась в эту историю. Честно говоря, я и
сейчас вас боюсь.
прибыла в Город.
как само собой разумеющееся, здесь, в Городе, выглядит иначе. И не мелочи,
а самые важные понятия, например, цель жизни. Вы все здесь такие
целеустремленные, словно Город - средоточие всей человеческой цивилизации.
А это не так. Для человека на свете есть множество дел, и стремление
выжить - не единственная цель существования, и даже не главная. Вы
поставили себе задачей выжит любой ценой. Мне же, Гельвард, довелось
побывать во многих других местах, кроме Города, во многих-многих других.
Что бы вы ни думали, ваш Город вовсе не центр Вселенной.
мы все умрем.
Элизабет. Вместе с Гельвардом и еще одним мужчиной по имени Блейн они
спустились на конюшню, оседлали трех лошадей и двинулись в направлении,
которое Гельвард упорно называл северным. Вновь, в который уже раз, она
спросила себя, что стряслось с его чувством ориентации, - судя по солнцу,
они ехали на юго-запад, - но вслух ни каких вопросов не задала. Пожалуй,
она уже привыкла к тому, что логика Гельварда противоречит здравому
смыслу, но предпочла не подчеркивать этого лишний раз. А может, вынужденно
научилась считаться с мнением горожан, даже не разделяя его.
стальные колеса, и добавил, что колеса вращаются, только почти неразличимо
медленно. Тем не менее, по его словам, Город перемещается на милю каждые
десять дней. На север или на юго-запад - смотря по тому, захочет она
руководствоваться городскими или собственными представлениями.
обращались к ней, хотя подчас она понимала их с трудом. Она чувствовала,
что перегружена впечатлениями до предела и попросту не способна усвоить
что-либо еще.
Элизабет сообщила Гельварду, что пора расставаться.
помочь.
может быть, подскажете...
Оставалось диву даваться, как быстро и в общем-то охотно она дала себя
вовлечь в чуждые ей заботы. То ли эти люди чем-то привлекли ее, то ли
растормошили: обычаи Города при всей их странности подчинялись
определенной логике, создавая подобие цивилизации, - и это в стране,
которую на протяжении многих десятилетий раздирала анархия! За считанные
недели, проведенные в селении, Элизабет стала ощущать, что повадки
крестьян этой местности, их хроническая летаргия, неспособность справиться
даже с пустяшными житейскими проблемами истощили ее волю, почти исчерпали
ее профессиональную готовность служить интересам других. Горожане были
людьми иной породы: очевидно, потомками какой-то группы, уцелевшей в дни
катастрофы и продолжавшей жить по законам прошлого. В Городе сохранились
все признаки организованного общества: дисциплина, чувство цели,
безусловное, присущее каждому самосознание - все это не могло не
привлекать, несмотря на заведомый оттенок анахронизма, невзирая на явные
несоответствия между формой и содержанием.
поддержал его, она не нашла в себе сил сопротивляться. В конце концов, ее
никто не тянул в Город на аркане, она влезла в эту кашу по доброй воле.
Она бросила порученных ее попечению селян, - ну, допустим, это можно
оправдать беспокойством за судьбу женщин, - и теперь хочешь не хочешь
обязана довести свою затею до развязки. Рано или поздно отыщется
какое-нибудь учреждение, которое возьмется перевоспитывать горожан,
приспосабливать их к современной жизни, но пока что она как бы приняла их
под личную ответственность...
галантно уступили одну Элизабет, но сначала до полусмерти замучили ее
разговорами. По-видимому, Гельвард рассказал своему коллеге, и довольно
подробно, о том, как встретился с ней и как поразился ее несходству ни с
туземными женщинами, ни с горожанками. И сейчас Блейн обращался к ней
напрямую, а Гельвард держался в тени и лишь время от времени поддакивал,
подтверждая слова товарища.