с отцом, вот как они считают.
постараюсь и впредь блюсти закон и порядок, но ручаться теперь ни за что
не могу.
уляжется, заройся поглубже в какую-нибудь нору и даже носу не высовывай.
меня и оттолкнул.
еще вам сцепиться.
не дам, - злобно сказал Хигги. Без тебя тут не обошлось. Люди живо
смекнут..
чинно-благородно, так что я тебе больше не нужен. Я пошел.
светились, но у входа не осталось ни души.
помочь Эвансу урезонить Хигги - как бы тот не наломал дров?
советовать? В голове хоть шаром покати) - ко всему отнесутся с
подозрением. Видно, теперь уж мне никакого доверия не будет. Хайрам с
Томом Престоном, конечно, целый день без роздыха внушали милвиллцам -
дескать, во всем виноват Брэдшоу Картер и давайте с ним поквитаемся.
летний ветерок, покачиваются подвешенные на длинных кронштейнах уличные
фонари, и от этого на перекрестках и на газонах вздрагивают косые тени. В
комнатах жарко и душно - окна всюду распахнуты настежь; мягко светятся
огни, урывками доносится бормотанье телевизора или радиоприемника.
довольно одного слова, неосторожного шага - и все это вырвется наружу, и
начнется всеобщее буйное помешательство.
заперты в загоне, точно бессловесная скотина, когда все на свете свободны
и живут, как хотят? Возмутительно, несправедливо, бесконечно
несправедливо: почему загнали, заперли, обездолили не кого-то другого, а
нас? Пожалуй, еще и тревожно, неприятно ощущать, что все на нас глазеют,
только о нас и говорят, будто мы и не люди вовсе, а какие-то чудища,
уроды. И еще, пожалуй, всех точит стыд и страх, а вдруг весь мир
вообразит, что мы сами повинны в своей беде, что это плоды одичания и
вырождения или кара за какие-то грехи?
объяснение, лишь бы восстановить свое доброе имя, вновь подняться не
только в собственных глазах, но и в глазах всего человечества и в глазах
пришельцев; не диво, если они поверят чему угодно, и хорошему и плохому,
любым слухам и сплетням, самой несусветной нелепице, лишь бы все
окрасилось в ясные и определенные света: вот черное, а вот белое (хоть в
душе каждый знает - все сплошь серо!). Ведь там, где есть белое и черное,
там найдешь желанную простоту, тогда все легче понять и со всем удобней
примириться.
оно им не по плечу. Долгие-долгие годы они существовали скромно и
неприметно в тихой заводи, вдалеке от широкого русла, где неслась и
бурлила жизнь большого мира. Крохотные событьица милвиллского житья-бытия
непомерно разрастались в их глазах, становились историческими вехами: кто
же не помнит, как сумасбродный мальчишка, младший из Джонсонов, врезался
на ветхом семейном фордике в дерево на Улице Вязов? Или тот день, когда
вызывали пожарную команду, чтоб снять кошку мамаши Джоунс с крыши
пресвитерианской церкви (никто и по сей день не понимает, как угораздило
кошку туда забраться)? Или случай, когда дядюшка Эндрюс с удочкой в руках
заснул на берегу реки - и бултых в воду! Спасибо, мимо проходил Лен
Стритер и вытащил его; тут уж сон со старика слетел, он так наглотался
воды, что на силу отдышался (и пошли рассуждения: а что понадобилось там
Лену Стритеру, с чего это его понесло на реку?). Из таких крупиц и
складывалась жизнь со всеми ее треволнениями.
не в силах его постичь; то, что произошло, пока еще слишком огромно и
непостижимо не только для них, но для всего человечества. Все слишком
сложно, тут не отделаешься праздным любопытством, недоумением зеваки перед
кошкой, бог весть как забравшейся на верхотуру, - вот почему им тягостно,
неспокойно, в них разгорается досада и злость, того гляди - вспыхнет,
прорвется открытой враждебностью, а тогда недалеко и до насилия... был бы
повод для насилия, было бы на кого наброситься. Что ж, если придет минута,
когда их ярость вырвется наружу, мишень готова - об этом постарались
Хайрам Мартин и Том Престон.
Виллоуби - этакая огромная скучная махина из кирпича, с первого взгляда
всякий догадается, что в таком доме может жить только тип вроде Дэниела
Виллоуби. Напротив, на углу, дом старика Перкинса. С неделю назад сюда
въехали новые жильцы. Это один из немногих домов у нас, в Милвилле,
которые сдаются внаем, и обитатели его меняются чуть не каждый год. Никто
даже не дает себе труда с ними знакомиться - охота время тратить! А
дальше, в конце улицы, живет доктор Фабиан.
насквозь крышей, в пустых гулких комнатах, наедине с вопросом, на который
нет ответа, а за оградой будут меня подстерегать подозрительность и
ненависть всего Милвилла.
веранде. И тотчас раздался крик:
или на низко, у самой земли, расставленном шезлонге, я и не видал его,
пока он не вскинулся на крик.
По телевизору!
- ноги сами несли меня.
я, что слух разнесется так быстро.
что могут бомбить... говорят, что в самом крайнем случае на Милвилл, может
быть, сбросят бомбу... Но для нас тут разницы нет. Милвиллцам все едино,
они не станут разбирать, где слухи, а где факты.
обрушится на меня да, пожалуй, на Джералда Шервуда... будь сейчас в
Милвилле Шкалик, досталось бы и ему.
гору, к сырой низине, где росли долларовые кустики. И уже на полпути
спохватился: а Хайрам? Днем он сторожил эти кусты, вдруг он и сейчас там?
С разгону я насилу остановился, пригнулся к самой земле. Наскоро окинул
взглядом склон холма и низину, потом снова, уже медленно, стал
всматриваться в каждую тень, подстерегая малейшее движение, которое выдало
бы засаду.
тяжелые башмаки. Хлопнула дверь, где-то, за несколько кварталов, взревел
мотор и рванула с места машина. Из открытого окна слабо донесся
взволнованный голос комментатора последних известий, но слов я не
разобрал.
напрямик. Впереди уже темнеют старые теплицы и знакомый вяз на углу, тот
самый, что поднялся из давнего тоненького побега.
крадется ли за мною Хайрам, - и двинулся было дальше. Но тут я услышал
голос, он позвал меня - и я оцепенел.
Воздух полон им - и вдруг резко, отчетливо вспоминается: так было там, у
шалаша Таппера Тайлера, когда Нечто ждало на склоне холма и потом
проводило меня домой, на Землю.
было качнуть такое дерево.
этой минуты, ждал, когда смогу с тобой заговорить."