Чтение 51–й страницы книги ~Тени Санктуария~

Он бежал, подгоняемый волнами охватившего его ужаса, в пустоте, куда
с трудом проникали другие звуки, в этой пустоте дыхание отдавалось
громоподобно и раздражающе резко, а сердце громко стучало в ушах. Он
бежал, оборачиваясь назад, через плечо, и ему показалось, как какой-то
призрак, одетый в леопардовую шкуру, с тугим луком в руке соскользнул со
стены сторожевой башни. Он бежал до тех пор, пока не достиг конюшни и не
споткнулся о мертвого голубого дьявола, и тут он услышал все, что до этого
было безгласно - какофония скрежета мечей, грохота доспехов, глухого стука
падающих тел и топота ног бегущих людей; шепот стрел, пролетающих через
темную ночь и несущих смерть; звон копий, ударяющихся о шлемы или щиты и
внезапно вспыхивающих огненным светом.

О_г_о_н_ь_? Позади Джабала пламя лизало окна конюшни, и лошади ржали,
обезумев, в предчувствии смерти.

Жар был опаляющим. Он вытащил меч и повернулся, приняв решение
встретить врага лицом, как он привык это делать. К нему приближались
шумные ряды воинов и он должен был убивать, чтобы жить, и жить, чтобы
потом опять убивать с еще большим удовольствием.

Это было для него, как песня, он должен сделать это немедленно,
насладиться радостью борьбы. Когда толпа освобожденных рабов приблизилась
с криками, он узнал евнуха Принца и потянулся, чтобы вырвать копье из руки
мертвого дьявола.

Он схватил его левой рукой как раз в тот момент, когда человек в
леопардовой шкуре и в латах с десятком наемников появился меж ним и
рабами, пытаясь отрезать ему путь к последнему убежищу - лестнице, ведущей
на западную стену.

Казалось, что пламя позади него разгорелось еще жарче, и он с
радостью подумал, что правильно сделал, когда решил не задерживаться,
чтобы надеть латы. Он метнул копье, и оно попало прямо в живот евнуха.

Человек в леопардовой шкуре один бросился вперед, трижды показав
мечом налево.

Неужели это Темпус, скрывающийся под боевыми доспехами? Джабал поднял
свой меч над головой в знак приветствия и двинулся туда, куда показывал
ему противник. Командир в леопардовой шкуре сказал что-то через плечо
стоящим за ним воинам, и трое из них собрались вокруг поверженного евнуха.
Затем один из лучников приблизился к командиру и дотронулся до его
леопардовой шкуры, после чего направил стрелу на Джабала, а командир
вложил в ножны меч и присоединился к маленькой группке, собравшейся вокруг
евнуха.

Где-то переломилось копье. Джабал услышал треск ломаемого дерева и
увидел, что это его копье. Затем быстро просвистели одна за другой стрелы
и впились в оба его колена. После этого он уже ничего не ощущал, кроме
сокрушительной боли.

Темпус встал на колени перед Абарсисом, истекающим кровью, вместе с
которой прямо на землю вытекала и его жизнь. "Свет мне", - резко сказал
Темпус. Стащив шлем, он склонился над Абарсисом, и его щека коснулась
гладкого живота, в котором зияла рана. Весь бронзовый наконечник копья
вместе с крючками вошел в него. Над ребром торчал обломок копья,
подергиваясь в такт дыханию. Принесли факел, при лучшем освещении Темпус
увидел, что удалять наконечник копья бессмысленно. Другой конец его
выступал из спины, последние капли жизни покидали юношу вместе с кровью.
Следуя старинному обычаю, Темпус дотронулся губами до раны и высосав
немного крови, проглотил ее. Затем он поднял голову и кивнул в сторону
воинов, которые молча стояли в ожидании, опустив еще не остывшие мечи.
Лица их были печальны.

- Принесите ему немного воды, но не вина. И дайте ему глотнуть
немного воздуха.

Они отступили назад, и когда глава Священного Союза, поддерживающий
Абарсиса, опустил его на землю, раненый застонал, закашлялся, тело его
содрогнулось, а рука судорожно схватилась за копье.

- Отдохни немного, Пасынок. Твое желание исполнилось. Ты будешь той
самой жертвой, которую я приношу богу. - Он прикрыл плащом наготу юноши,
снимая его руку со сломанного копья, и сжал ее в своей ладони.

Серо-голубые глаза Абарсиса открылись, осветив бледное от боли лицо.

- Я не боюсь, потому что за мной стоишь ты и бог.

Темпус подсунул руку под голову Абарсиса, приподнял его и уложил у
себя на коленях.

- Помолчи.

- Скоро, скоро, - произнесли бледнеющие губы. - Я старался делать
так, чтобы тебе было хорошо. Скажи мне... что ты доволен. О, Риддлер, как
я люблю тебя, Я иду к моему богу, восхваляя тебя. Когда я встречу отца, я
скажу ему, что... я... сражался рядом с тобой.

- Возьми с собой еще и это, Пасынок, - прошептал Темпус, наклонился и
легко поцеловал его в губы. И душа Абарсиса отлетела с его последним
вздохом, как только их губы соприкоснулись.

Теперь Гансу без труда удалось получить заколки, как и обещал ему
Пасынок, Темпус сломил сопротивление ястребиных масок. Кроме того,
приглашение молодого наемника прийти и убедиться в их победе над Джабалом
застряло в его голове очень крепко, и для того, чтобы избавиться от этих
мыслей, он все-таки пришел взглянуть.

Он понимал, что приходить и смотреть - глупо, даже знать об этом -
глупо, но ему, тем не менее, хотелось сказать молодому человеку: "Да, я
видел. Это было прекрасно". Он был очень осторожен и предусмотрителен.
Если бы его остановили, то весь Священный Союз Пасынка был бы свидетелем
того, что он был у Джабала, а совсем не во дворце, в Зале Правосудия.

Он понимал, что эти оправдания весьма ненадежны, но его мучило
желание пойти, а разбираться в причинах он не хотел, жизнь наемника вряд
ли привлекала его - если только он осознает для себя всю, ее прелесть, он
пропал. Но в том случае, если он пойдет, то, возможно, увидит нечто такое,
что не покажется ему уж столь привлекательным и опьяняющим и начисто
унесет из его головы все эти слова о дружбе и чести. Поэтому он пошел и
спрятался на крыше сторожевой башни. Таким образом, он видел все, что
произошло и пришел от этого в смятение.

Когда все кончилось и он смог без риска для жизни спуститься со
своего насеста, он последовал за парой серых лошадей, на одной из которых
ехал Темпус, а на другой мертвый всадник. Для этого ему пришлось украсть
первую попавшуюся лошадь.

Солнце уже взошло, когда Темпус достиг вершины хребта и позвал:

- Кто бы ты ни был, подъезжай сюда, - и принялся собирать ветки для
погребального костра.

Ганс подъехал к краю выступа, куда Темпус сносил ветки и сказал:

- Ну как, носящий проклятие, теперь ты и твой бог насытились? Пасынок
все рассказал мне.

Человек выпрямился, глаза его запылали. Он положил руку на поясницу.

- Чего ты хочешь, Шедоуспан? Порядочный человек не бросает
оскорбления мертвому. Если ты находишься здесь ради него, тогда добро
пожаловать. Если же ты здесь ради меня, то, уверяю тебя, ты неудачно
выбрал время.

- Я нахожусь здесь ради него, друг. Неужели ты думаешь, что я пришел
сюда, чтобы утешать тебя в горе? Ведь это любовь к тебе привела его к
смерти. Он просил меня, - продолжал Ганс, не спускаясь с лошади, - сделать
это. Он собирался отдать их тебе. - С этими словами Ганс достал завернутые
в шкуру украденные им заколки.

- Подожди с этими булавками и со своими чувствами. Сейчас они
неуместны. Не суди о том, чего ты не знаешь. Что касается заколок, то
Абарсис заблуждался относительно того, что они мне так уж необходимы. Если
ты выполнил его первое поручение, то отдай их Культяпке. Скажи ему, что
они переданы ему в качестве благословения. Итак, с этим покончено.
Наверняка кто-нибудь из Священного Союза отыщет тебя и попытается
подкупить. Не тревожься по этому поводу. А теперь, если ты чтишь память
Абарсиса, спускайся с лошади. - За холодным выражением лица Темпуса, на
котором нельзя было прочесть ничего определенного, скрывалась внутренняя
борьба. - В противном случае, друг, уезжай, пожалуйста, немедленно, пока
мы еще друзья. Сегодня я не расположен общаться с живыми.

После этого Ганс соскользнул с лошади и осторожно приблизился к
трупу, театрально шепча:

- Не называй меня заложником. О, Судья. Если так поступают все твои
друзья, то я скоро освобожусь от груза чести, возложенного на меня
Абарсисом. - С этими словами он откинул саван. - Его глаза открыты, -
сказал Шедоуспан и протянул руку, чтобы закрыть их.

- Не делай этого. Пусть он видит, куда идет.

Некоторое время они свирепо смотрели друг на друга, стоя над трупом,
а в это время краснохвостый ястреб кружил над ними, бросая тень на бледное
мертвое лицо.

Затем Ганс опустился на колени, достал из-за пояса монету, осторожно
просунул ее между слегка полуоткрытых губ Пасынка, что-то тихо бормоча при
этом. Потом он поднялся и зашагал в сторону украденной лошади, неуклюже
вскарабкался на нее, развернулся и ускакал прочь, ни разу не обернувшись.

Когда погребальный костер был готов, и тело Абарсиса целиком был
уложено на нем вплоть до последнего блестящего волоска, а первая искра
выбита и пламя начало медленно разгораться, Темпус сжал кулаки. От едкого
дыма на глазах выступили слезы. Сквозь эти слезы он увидел отца юноши,
самозабвенно сражающегося, стоя в колеснице. У его ног лежал мертвый
возница. Как раз в этот момент Темпус остановил руку врага с занесенным
топором, спасая его от удара. Он увидел колдунью, на которой Король
женился в черных холмах, чтобы заключить союз с противником, которого