мое решение. Собственно, он не сказал ничего такого, чего мы бы с тобой уже
не знали, но все как-то становится яснее, когда слышишь от другого.
за свои чертовы плакаты для распродажи?
четверть часа придет миссис О. Ты уже сделал один плакат - получилось
отлично, сделай еще четыре таких же. И не оригинальничай - тогда это займет
у тебя ровно пять минут. Ну что тебе сегодня еще делать? Или ты собираешься
к ней?
попрошу.
что он будет с ней поддерживать контакт.
него дрожала и пол под картоном перекатывался, будто палуба корабля, он
все-таки старался сделать очередной плакат лучше предыдущего - смешнее,
живее, завлекательнее. На это у него ушло больше пяти минут: Руфь приняла
душ, оделась и спустилась вниз, а он все еще работал. На ней было гладкое
черное платье, которое ему всегда нравилось: трикотаж облегал бедра, а
черный цвет придавал что-то трагическое ее уступчиво-мягкому, бледному лицу.
Она поцеловала его на прощание. А у него пальцы были выпачканы в краске, и
он не мог до нее дотронуться. Он спросил:
адвокату?
с вуалью - как в церковь, да только у меня ее нет. Я, конечно, могла бы
снова взять у Линды. Как ты думаешь, он уже сейчас спросит меня о разделе
денег?
чтобы мой отец за всю свою жизнь столько заработал.
Ричарда будет немало прекрасных идей.
верно?
грандиозно. Поцелуй меня еще раз. - Он наклонился к ней, но рук не протянул.
Нос у нее был холодный, а язык теплый. На крыльце застучали каблуки. Прибыла
миссис О. Руфь направилась к выходу, по дороге роясь в сумочке, и Джерри
слышал, как она бурчала себе под нос: ?Ключи от машины, ключи от машины?.
Очутившись наедине с безусловно добрым человеком, Джоффри болтал без умолку.
Слуха Джерри достигало его бормотание, и он вдруг понял, что голоса его
детей, когда он слушает их с мыслью, что скоро с ними расстанется, меняют
тональность, звучат глуше - так глаз раздражал бы рисунок, где все тщательно
выписано, только у одного здания на втором плане смещена перспектива и крыша
скошена под немыслимым углом, отчего все кажется чуть сдвинутым, ненужно
гулким. Все лето, из других комнат, через полосы асфальта и травы, Джерри
слышал вот такое же приглушенное бормотанье; оно раздражало его не меньше,
чем чувство унылого однообразия, которое неизменно возникало у него по
утрам, когда он просыпался от сна, наполненного желаниями и планами,
связанными с Салли, и видел перед собой слегка улыбающуюся Руфь на
автопортрете, удивительно точном по цвету, но вовсе не похожем на оригинал,
- портрет этот она подарила ему, краснея от смущения, прошлой зимой к его
тридцатилетию. Она как бы подарила ему себя - тем способом, каким умела.
кисточка вымыта и краски убраны в детскую, Джерри почувствовал, что должен
позвонить Салли. Миссис О. повела Джоффри по палой листве на прогулку в
кондитерский магазин; Джерри остался дома один. Было странно набирать номер
Салли из своего дома. Он набрал шестерку вместо семерки, опустил трубку на
рычаг, словно затыкая рот, разверстый для крика, и набрал заново.
имеет дело с адвокатами. А ты как?
которая приходит к нам, отправилась с Джеффри гулять.
ультиматумами и раздавал советы.
добавил:
мигом примчусь.
их завязать и выскочил на задний двор с развевающимися, подпрыгивающими
шнурками. По ошибке он вытянул подсос в своем ?Меркурии?, точно на дворе
была зима, и теперь захлебывавшийся бензином мотор не желал заводиться.
Наконец мотор взревел, и машина помчалась мимо почтовых ящиков, распахнутых
гаражей, палых листьев в дымящихся кучах, пустых дворов. Весь городок словно
вымер - Джерри подумал, уж не началась ли атомная война, и посмотрел на
небо: а вдруг изменилось? Но облака в вышине отражали лишь тоску
повседневности. Дом Матиасов на холме казался развалиной, заброшенной
ветряной мельницей. Цезарь примчался из рощи и залаял, но вяло; на астрах у
входа на кухню, поглощенных накануне ночной тьмой, теперь виднелись ржавые
пятна. Сразу за дверью Салли робко прижалась к нему. Она была - его. Тело ее
поразило его своей реальностью - такое крепкое, большое и твердое; она
деревянно уткнулась лбом в сгиб его шеи, от ее лица шел сухой жар. Он крепко
прижал ее к себе - этого она и ждала. В холл притопала Теодора и уставилась
на них. Брови у нее, как у Салли, были изогнутые и более темные к
переносице, отчего лицо казалось если не разгневанным, то настороженным,
словно мордочка дикого, вечно преследуемого зверька. Нижней половиной лица
девочка пошла в Ричарда: у нее был такой же тонкий птичий рот. В широко
раскрытых, в упор смотрящих глазах отражалась живая прозрачность окружающего
мира, и они с Салли стояли как на витрине в этом доме с высокими потолками.
Он сказал:
потрясенную неподвижность. На ней была трикотажная кофточка в оранжевую
полоску и белые летние брюки - этакий задорный морской костюм.
поличным, когда они залезли в банку со сластями?
на них? Он обратился к малышке через плечо Салли, чтобы напомнить, что здесь
ее дочка:
больше к нему прижаться - раньше это выходило само собой - она слегка
отстранилась, создав между ними воздушное пространство, но головы не
подняла, словно боялась показать ему свое лицо. И, глядя вниз, рассмеялась.
- Ты забыл завязать шнурки.
***
Гринвуде. Это ведь было бы нехорошо?
милая? Не дразните меня.
***
улыбнулась Салли.
не выпив больше. Она не спала всю ночь, она хлестала кофе, а он наслаждался
теплом жены и, как ребенок, рисовал на полу.