полчаса.
11
представляют мне, ведь я прожила в этом распрекрасном доме дольше всех; вы
что, хотите проткнуть своей тростью весь земной шар? Земля-то чем
виновата? И почему, завидя какую-нибудь стену, часовню или теплицу, вы
долго качаете головой и бормочете себе под нос: "Сектор обстрела"?
Впрочем, это звучит красиво. "Сектор обстрела" означает зеленую улицу для
пуль и снарядов. Как вас зовут? Отто? Кестерс? Я не терплю фамильярности,
не к чему представляться друг другу, к тому же имя Отто уже занято;
надеюсь, вы разрешите звать вас просто "Сектор обстрела". Достаточно
взглянуть на вас, услышать ваш голос, ощутить ваше дыхание, чтобы понять:
вы не только приняли "причастие буйвола", вы питались только им, и больше
ничем; в этом случае вы придерживались строгой диеты. Ну, а теперь,
новичок, ответьте: какого вы вероисповедания? Католического? Так я и
знала, меня бы очень удивило, если бы дело обстояло иначе; значит, вы
умеете прислуживать в церкви; ну конечно, ведь вас воспитал католический
патер; извините меня за то, что я смеюсь; вот уже три недели, как мы ищем
нового церковного служку; Баллоша они признали здоровым и выписали; может,
вы согласитесь помочь нам хотя бы немножко. Ты ведь тихий, а не
буйнопомешанный, и твое сумасшествие сводится к одному-единственному
пунктику - во всех случаях жизни, когда надо и когда не надо, ты
бормочешь: "Сектор обстрела"; ты наверняка сумеешь перекладывать требник с
правой стороны алтаря на левую и с левой - на правую, наверняка сможешь
преклонять колена перед дарохранительницей. Правда? Здоровье у тебя
отличное, все люди твоей профессии - здоровяки, так что ты сумеешь, бия
себя в грудь кулаками, произносить слова "mea culpa, mea culpa, mea maxima
culpa" и еще "kyrie eleison" ["Господи помилуй" (греч.)]; вот видишь,
сведущий генерал, обученный католическим патером, еще может пригодиться; я
предложу священнику нашей лечебницы сделать вас своим новым служкой. Ты
согласен, не так ли?
свернем к теплице; я хочу показать вам кое-что, имеющее прямое
касательство к вашей профессии, и, пожалуйста, обойдемся без ухаживаний,
мы не на уроке танцев, забудьте это, мне уже семьдесят один год, а вам
семьдесят три, не целуйте мне ручку, я не желаю заводить здесь
стариковский флирт, эту чепуху надо бросить. Посмотри! Что ты видишь за
этим зеленоватым стеклом? Правильно, здесь помещается арсенал нашего
доброго старшего садовника; он стреляет из этих ружей в зайцев и
куропаток, в ворон и косуль, ведь наш садовник страстный охотник; я уже
давно заприметила у него один очень красивый и удобный черный предмет -
пистолет. А ну, выкладывай, чему тебя учили, когда ты был фенрихом и
лейтенантом; скажи мне, из такой штуковины и впрямь можно застрелить
человека? Почему ты так побледнел, старый рубака, в свое время ты пожирал
"причастие буйвола" тоннами, а теперь у тебя поджилки трясутся, когда я
задаю тебе самые простые вопросы; хватит дрожать; конечно, я малость
спятила, но я вовсе не собираюсь приставлять к твоей семидесятитрехлетней
груди пистолет, чтобы сэкономить государству твою пенсию, я вовсе не
намерена экономить что-либо нашему государству; ответь мне по-военному на
мои по-военному четкие вопросы: можно ли выстрелом из пистолета отправить
человека на тот свет? Да? Хорошо! Скажи тогда, с какого расстояния лучше
всего стрелять, чтобы попасть? Метров с десяти-двенадцати? Самое большее с
двадцати пяти?
трусами? Вы сообщите куда следует? Здесь некому сообщать; когда-то вам
вбили в голову, что все надо доносить начальству, и теперь вы никак не
можете избавиться от этой привычки... Хорошо, если желаете, поцелуйте мне
ручку, только молчите; завтра утром вы будете прислуживать в церкви,
поняли? В здешней церкви еще никогда не было такого красивого седовласого
и представительного служки... Неужели ты не понимаешь шуток? Оружие
интересует меня просто так, по той же причине, по какой тебя интересует
"сектор обстрела"; неужели ты еще не усвоил, что по неписаному закону
каждый обитатель этого милого дома вправе иметь какую-нибудь причуду;
тебе, в частности, дозволен заскок с "сектором обстрела"; не бойся, все
здесь совершенно секретно... "Сектор обстрела"... вспомни, ведь ты получил
хорошее воспитание. "С Гинденбургом вперед! Ура!" Видишь, это тебе
понравилось, с тобой всегда следует выбирать надлежащие выражения, теперь
свернем и пройдем мимо часовни, а может, ты хочешь войти внутрь и
осмотреть арену своей будущей деятельности? Успокойся, генерал, смотри, ты
еще не забыл, как входить в церковь, сними шляпу, опусти пальцы правой
руки в чашу со святой водой, перекрестись, ну вот, молодец, преклони
колена и, глядя на неугасимую лампаду, повторяй слова молитвы: "Ave Maria"
или "Отче наш"; тихонько, нет ничего более прочного, чем католическое
воспитание; пора вставать, опускай опять пальцы в чашу со святой водой,
крестись, уступи даме дорогу, надень шляпу, вот и хорошо; мы опять на
улице, какой теплый вечер и какие чудесные деревья растут в этом чудесном
парке, а вот и скамейка. "С Гинденбургом вперед! Ура!" Тебе это по душе,
да? А как тебе нравится такая фраза: "Хочу ружье, хочу ружье", это тебе
тоже по душе, не так ли? Брось шутить; собственно говоря, _после_ Вердена
с такого рода шутками было раз и навсегда покончено; под Верденом погибли
последние кавалеры... кавалеров погибло слишком много, слишком много
любовников погибло за один раз. За какие-нибудь два-три месяца было
уничтожено ужасно много хорошо воспитанных молодых людей; ты не пробовал
подсчитать, сколько учительского пота было пролито напрасно; неужели вам
никогда не приходила в голову мысль поставить пулемет в вестибюле
ремесленной или торговой школы, в вестибюле гимназии и сразу же после
выпускных экзаменов направить струю огня из этого пулемета прямо в сияющие
лица юношей, только что окончивших курс? Ты считаешь, это преувеличение?
Ну, тогда разреши сказать тебе, что и в действительности многое очень
часто кажется преувеличением; с выпускниками тысяча девятьсот пятого,
тысяча девятьсот шестого и тысяча девятьсот седьмого годов я сама
танцевала; я ходила на пирушки с этими молодцами в фуражках, с этими
будущими выпивохами, а потом больше половины всех трех выпусков погибло
под Верденом. А как по-твоему, сколько осталось в живых юношей, окончивших
школу в тысяча девятьсот тридцать пятом году, в тридцать шестом, в
тридцать седьмом, в сорок первом или в сорок втором годах? Какой бы из
этих выпусков ты ни взял - результат будет один и тот же; и, пожалуйста,
уйми свою дрожь. Я никак не могла предположить, что старые генералы такой
трусливый народ. Хорошо, возьми меня за руки. Как меня зовут? Запомни,
здесь не спрашивают о таких вещах, здесь не приняты визитные карточки и не
пьют на брудершафт, здесь переходят на "ты" без разрешения, здесь помнят,
что все люди братья, даже если они враги. Часть из них, старик, - очень
небольшая - приняла "причастие агнца", остальные приняли "причастие
буйвола". Меня зовут "Хочу ружье", а моя фамилия "С Гинденбургом вперед!
Ура!"; откажись полностью от всех твоих мещанских предрассудков и от
представлений о приличиях, здесь у нас нет классов. И не жалуйся на
проигранную войну. О боже, неужели вы действительно проиграли войну, уже
две войны, одну за другой? Таким молодчикам, как ты, я желаю проиграть
семь войн подряд. Ну а теперь довольно хныкать, мне наплевать, сколько
войн ты проиграл. Надо оплакивать погибших детей, а не проигранные
войны... Теперь ты будешь прислуживать в церкви, в церкви нашей
денклингенской лечебницы - это в высшей степени почетное занятие; только
не говори ничего о немецком будущем; я сама читала в газете, что немецкое
будущее полностью обеспечено. А если ты обязательно хочешь поплакать, то
не плачь по крайней мере так жалобно. Они поступили с тобой несправедливо?
Затронули твою честь? Ты считаешь, что честь поругана, если первый
встречный чужеземец может тебя задеть? Ведь правда? Радуйся, в нашем
богоугодном заведении тебе будет хорошо, здесь прислушиваются к малейшему
стону, здесь считаются с любыми "комплексами"; все дело только в деньгах;
если ты беден, тебя ждут побои и смирительная рубашка, зато здесь потакают
каждой твоей слабости, тебе разрешат даже выйти погулять и выпить кружку
пива в Денклингене; попробуй крикни: "Сектор обстрела! Обеспечьте мне
сектор обстрела для третьей армии!" - и сразу же кто-нибудь отзовется:
"Слушаюсь, господин генерал"; время воспринимается здесь не в целом, а по
частям; оно никогда не становится историей, понимаешь? Я охотно верю, что
ты уже видел мои глаза. Ты говоришь, что мои глаза были у человека с
красным шрамом на переносице? Я верю тебе, но здесь запрещены воспоминания
и догадки, здесь живут только сегодняшним днем: сегодня был Верден,
сегодня умер Генрих, сегодня погиб Отто, сегодня тридцать первое мая
тысяча девятьсот сорок второго года, сегодня Генрих шепнул мне на ухо: "С
Гинденбургом вперед! Ура!"; ты его знал, пожимал ему руку, вернее, это он
пожимал тебе руку? Хорошо, ну а теперь давай займемся делом, я до сих пор
помню, какую молитву было труднее всего выучить служкам; я учила ее со
своим сыном Отто и спрашивала эту молитву у него: "Suscipiat Dominus
sacrificium de manibus tuis ad laudem et gloriam nominis sui", а теперь
идет самое трудное, старик, "ad utilitatem quoque nostram, totiusque
Ecclesiae sua sanctae" ["Да приимет господь жертву из рук твоих для хвалы
и во славу имени своего и также для пользы нашей и всей святой церкви
своей" (лат.)], повторяй за мной, да нет же, "ad utilitatem" [для пользы
(лат.)], а не "utilatem", эту ошибку делают все... если хочешь, я запишу
молитву на бумажке, а не то можешь учить ее по своему молитвеннику, ну а
теперь до свидания, пора ужинать, "Сектор обстрела", угощайся на
здоровье...
одни лишь стены были свидетелями того, как она отперла ключом дверь, тихо
проскользнула между цветочными горшками и грядками, от которых тянуло
Посняков Андрей
Буджолд Лоис
Перумов Ник
Сертаков Виталий
Корнев Павел