не раз грозил ей разводом: отказ от исполнения супружеских обязанностей -
для суда этого вполне достаточно. Впрочем, она лишь презрительно улыбалась
в ответ. Дом принадлежал ей, ему - только пекарня, а кондитер он
превосходный, о разводе и думать нечего.
предоставляю тебе полную свободу.
Хлеб и пирожные к торжественным трапезам будет поставлять другой кондитер.
Но невелика потеря: у этой куколки золотые руки. Ее шоколадные рисунки
просто очаровательны. Приплаты она не требует, работает быстро, легко.
Детишки из-за этих пирожных просто передраться готовы. Еще бы: тут тебе и
лакомство, и книжки с картинками, и все за ту же цену.
прикоснулся к ней, но зеленые огоньки в его глазах зажглись и без
"контакта".
пляж. Хорошо! Словно сон наяву. Замечтавшись, она бессильно опустила руку
с кистью. Внезапно погас свет. В подвале стало темно. Только над головой,
на застекленных люках блестели два ярких солнечных блика, словно круглые
прозрачно-золотистые плафоны, привинченные к потолку. Внизу все было
погружено в серую мглу, все расплывалось в неясных тенях. Кондитер стоял у
выключателя, прямо под солнечным лучом, игравшим на стекле люка. Серый
брезентовый нагрудник, серое лицо с блестящими, как зеленые светлячки,
глазами. Зеленые светлячки медленно приближаются к ней, они уже совсем
близко.
и худые сильные ноги.
милые руки мои... только один поцелуй...
какие-то обрывки слов, искаженная до неузнаваемости песнь любви.
потолке потускнели. Серые и черные тени дрогнули, из мглы выплыли знакомые
краски - заалели вишни на блюде, на полке блеснули густой желтизной
лимоны.
берега доносится пение, смех, звуки банджо; ватаги парней и девушек
заполнили парк на набережной. Знакомые мелодии Гарри Лайма звучат в
зеленоватом полумраке аллей. Мороженое в высоких серебряных бокалах, прямо
со льда, с вишнями и сбитыми сливками.
она рисовала на них шоколадные картинки, гирлянды фонариков, деревья,
столики под навесом, бокалы с мороженым.
Горелка сделана по-новому - запальник горит постоянно, спичек не надо.
Зимой там всегда тепло. А зубы... тринадцать новехоньких белоснежных
зубов.
праздничный торт, заказанный ко дню рождения какого-то Гуго Андермана.
Кондитер протянул ей шприц с кремом, наклонился и поцеловал ее руку у
локтя... Она оттолкнула его, укоризненно покачав головой, и стала
осторожно выводить на торте кремом цифру "50", увитую лаврами и гирляндами
цветов. Сверху в рамке из вишен появилась белоснежная надпись - Гуго, - а
по краям торта - цветочный орнамент. На песочном тесте чередовались яркие
цветы: роза - тюльпан - ромашка - роза - тюльпан.
говорил что-то жене. Потом звякнула кассовая машина, и амазонка сказала:
"Побольше неси таких - их просто из рук рвут". Кондитер вернулся,
улыбаясь, стал нарезать ромбами коржи и подвигать их ей. Сверху из
кондитерской доносился неясный гул, звонки и время от времени слышался
голос амазонки, громко, нараспев говорившей покупателям "до свидания".
радостно кричавшей: "Сахар! Сахар!"
мукой, коробки для тортов, ручная тележка. Подхватив девочку на руки, она
расцеловала ее, положила ей в ротик марципановую конфетку. Но Вильма
вырвалась из рук, подбежала к кондитеру и закричала: "Папа!" Никогда она
еще не называла его так. Кондитер поднял девочку, поцеловал ее и стал
кружиться с нею по пекарне.
нахмуренное и серьезное. Но вот он нерешительно улыбнулся и сразу стал
похож на отца: улыбающийся ефрейтор, улыбающийся унтер-офицер, улыбающийся
фельдфебель.
печенья в руках.
себе.
17
взглянула на черную грифельную доску, на которой мелом записывали
температуру воды: последняя запись была трехдневной давности: 12.IX - 15o.
мужские голоса. Она прошла вдоль длинного ряда кабин, перешагнула через
невысокую ограду из гнутых прутьев и остановилась в тени, у крайней
кабины. Служитель сидел у себя, на застекленной веранде перед бассейном и
наблюдал, как двое рабочих чинят решетчатый деревянный настил в душевых.
Они как раз вытягивали клещами ржавые гвозди из трухлявого сырого дерева.
На цементных ступенях, ведущих к веранде, лежали свежеобструганные планки.
Служитель укладывал в чемодан все свое нехитрое имущество: банки с кремом
для лица, флаконы с ореховым маслом для ровного загара, надувных зверей,
разноцветные мячи для водного поло и резиновые шапочки. Каждую шапочку он
складывал вдвое и завертывал в целлофан. На полу были грудой навалены
пробковые пояса. Служитель походил на старого учителя гимнастики. Взгляд у
него был грустный, обезьяний. Да и двигался он вяло, нерешительно, словно
усталая старая обезьяна, осознавшая вдруг, что ее обычные занятия
совершенно бессмысленны. Несколько банок с кремом выпали у него из рук и
покатились по полу. Постояв с минуту в нерешительности, служитель все же
нагнулся и стал подбирать их. Лысина его поблескивала у самого края стола,
то и дело исчезая, пока, наконец, он не выпрямился, держа банки в руках.
Рабочие в душевой вставляли новые планки в настил и привинчивали их
длинными шурупами. Шурупы отливали тусклой стальной синевой. От старых
планок, валявшихся на земле, пахло гнилью.
из-за кабины и увидела, как служитель испуганно вздрогнул. Но потом он
улыбнулся и открыл окно на веранде. Она подошла ближе. Служитель только и
ждал этого. Не дав ей сказать и слова, он, улыбаясь, покачал головой:
больше никто не ходит.
измерьте температуру воды...
отошел от подоконника. Порывшись в ящике стола, он достал градусник.
Рабочие в душевой, как по команде, подняли головы, но тут же занялись
своим делом. Теперь они выскребали ломиками грязь из водосточного желоба.
Скользкое, зловонное месиво: пыль, пот, вода - гнилой осадок пляжного
блаженства.
бетонной стене остался илистый зеленый след.
термометр на длинном шнурке.
воде. Служитель был похож на учителя гимнастики: мускулистый, сухой, с
квадратными плечами и узким стриженым затылком.
окружавших террасу, белели фарфоровые кофейники. Прошел кельнер с
подносом. Он нес пирожное - белые завитушки крема на желтом бисквите.
Маленькая девчушка, расшалившись, перелезла через изгородь, отделявшую
Сертаков Виталий
Русанов Владислав
Березин Федор
Майер Стефани
Куликов Роман
Кервуд Оливер Дж.