Слишком много слез на наших наградах.
Валерий из Чечни вернулся, совсем другим. И я не очень его пока понимал,
почему и весьма тупо выступил. Но он мне точно ответил. И все сразу стало
ясным:
имеют.
умчался, и разговор тот оборвался.
и Зла.
больше о том, насколько же души наши загажены. Злобой, самодовольством
полузнайства, ненави-стью ко всем, кто на нас не похож или кого просто
приказали ненавидеть. Приказать ненавидеть - самый простой из приказов,
потому что его перед строем зачитывать не приходится.
теми боремся, кто с ружьем в руках, а чаще всего с теми, которые - с
ребенком. Так ли - не так ли, но страдают-то от нашей борьбы за Конституцию
в массе своей те, которые с ребенком. Что там относительно слезы ребенка
Достоевский говорил?..
и мухлежа с пиками и трефами. А Танечка с Валеркой отправились в семейство
Кимов. Я тоже туда собирался, но тут неожиданно объявился дед Иван
Федорович, и мы поехали в бывший совхоз вдвоем.
смотрели Катюша да Володька, вдруг не остановился. На экране шло вручение
наград солдатам и офицерам, заработавшим ордена да медали собственным
смертельным риском, что почему-то Ивану Федоровичу явно не понравилось. И он
сварливо объяснил, почему именно:
войны. Он полагал, что за убийство соотечественников орденов не полагается.
А большевики ввели не только революционные штаны, но и орден Красного
Знамени и даже почетное оружие. Это - к вопросу о морали.
как стиснул челюсти Валерий.
появился целым и почти невредимым. Только Федора с нами тогда не было, да и
сам Валерий не выглядел именинником. Судя по всему, о своей высокой награде
он никому ничего не говорил, ну и я помалкивал тоже.
готовили. Андрей что-то говорил, Валера отвечал сквозь зубы, а я поддакивал,
но больше помалкивал, чувствуя, что задели Валерку профессорские экскурсы в
историю.
почему-то не гуляли. А тут как нарочно... да нет, не нарочно: Валерий упорно
к нему шел, ну а мы, естественно, за ним.
нырять. После баньки с возлияниями. Но все проходит. Все решительно. Даже
чистые пруды становятся грязными.
в кулаке, и, размахнувшись, швырнул подальше от берега.
крестный?
стало холодать, а, ребята?..
в тени Федора, не говоря уж об Андрее.
самоутверждения и вернулся самоутвержденным. Удалось это ему, хотя могу
представить себе, чего это самоутверждение стоило. При его-то совестливости
и обостренном чувстве справедливости.
годами - душой постарел. И в душе этой взошло посеянное. Посеянное всегда
всходит, если - посеяли. Если не потравили семена угодничеством, не сгноили
трусостью, не пропили с собутыльниками, наконец. Последнее - особенно для
нас типично.
называли меня крестным, а Валера - никогда. А вернулся из Чечни - стал
называть. Не потому, что получил Золотую Звезду - я уже говорил, где она в
результате оказалась. А потому, что получил внутреннее право. Может быть,
даже нравственное.
зачистку в сорок первом на себе испытала, в деревне Смоленской области.
Немцы окруженцев искали, а кто-то донес, что их в бабушкиной деревне прячут.
Ну и по всем законам зачистки: полное окружение, патрули по улицам и проход
по хатам. Все - вон, прикладом в спину, если хоть секунду промедлил. И -
полный обыск. Все ломают, все бьют, а какой у крестьянина скарб? Одни дети -
вот и весь его скарб.
только он, окруженец этот, отстреливаться начал. От неожиданности немцы чуть
растерялись, хоть это на них и не похоже. Но - отвлеклись, словом, и бабка
рванула прямо через ржаное поле. По ней - из автоматов, а она - меж копешек.
И ушла. Молодая была, шустрая.
улыбчивых был, но - бабка...
Вечерний техникум закончила, работала начальником смены, замуж по любви
вышла. И меня воспитывала. Дед ранен был, рано помер, я и не помню его.
противник. А здесь - наведение конституционного порядка. И я здесь ни в
каких зачистках не участвовал, я - контрактник. А видеть приходилось, и я
тогда бабушку вспоминал.
прилагательными устанавливать с помощью бомбежек и артобстрелов. Уж не
говоря про зачистки. Это же наши люди, крестный. Наши люди, хлебнувшие
горяченького до слез еще при Сталине. А мы - по его стопам. И куда как
круче.
подымил сигаретой и, как я и ожидал, продолжил. Это был не рассказ, это
скорее были размышления вслух, которые переполняли его, давно уж запертые в
одиночку души.
отвлекает. Сперва ту муру читал, что всем по палатам разносят, только
надоела она мне. А библиотекарша умненькая была, немолодая уже, знала, что
читаем мы для того только, чтобы отвлечься. Разговорилась как-то со мной,
когда соседа на очередную операцию увезли, я что-то разоткровенничался, и
она мне вместо печатной муры стала книжки по истории приносить. Простенькие
поначалу, но я увлекся. Увлекся и понял, что все, в общем-то, уже было
однажды, только в другой форме, что ли.
а не мне. - Почему Россия - та, цар-ская - сильнее нас была? Не внешне,
конечно, не ракетами, а - внутренне? Потому что она веры народной не
трогала. Хочешь в Аллаха верить - верь, хочешь в Будду - на здоровье. А вера
у всех народов с обычаями переплетена, значит, и обычаи не трогали. Уважали
чужие обычаи и чужую веру. А мы только себя уважаем, для нас все остальные -
чурки да чернозадые, - он помолчал. - Прости, крестный, запутался я,
кажется.
уважали, декады разных народов устраивали, а земли дарили, как при
феодализме. Крым - пожалуйста, Украине, не спрашивая самих крымских татар.
Уральского казачества земли - пожалуйста, Казахстану, казаков не спросив.
Нормально это, когда кто главнее, тот и прав? Опасно это, очень опасно. И
сейчас то же самое продолжается, потому что не умеем других уважать. Ну и
чем все это может кончиться?
смирительных рубах.
вырвалось. А Валерка покивал головой, вздохнул и очень серьезно сказал:
кого.
опознали и опознали ли вообще, кратко молвил:
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Каменистый Артем