и, пораженная и возмущенная тем, что позволила себе проявить подобную
слабость, приготовилась полностью отрицать случившееся, ее сын радостно
бросился в атаку.
не сплю днем, я просто чуть-чуть соснула.
матушка, вы всегда напоминаете мне Титанию{195}.
матушка? Она самая бойкая из всех женщин ее объема и возраста.
внимание на свой объем, который, по-моему, заметно увеличивается. Люси,
разве он не похож на начинающего расплываться Джона Булля? Ведь он был
гибок, как угорь, а теперь, мне кажется, у него появилась грузная осанка
драгуна, эдакого ненасытного лейб-гвардейца. Грэм, поостерегись! Если ты
растолстеешь, я отрекусь от тебя.
получала бы от жизни никакого удовольствия, я незаменим, Люси. Она бы
зачахла в тоске и печали, если бы не существовало верзилы, которого можно
непрерывно награждать взбучками и нагоняями, что помогает ей сохранять
живость и бодрость духа.
обменивались отнюдь не любезными словами, их любящие взгляды говорили совсем
иное. Во всяком случае, не приходится сомневаться, что для миссис Бреттон
самым драгоценным сокровищем на свете был ее сын, ради которого билось ее
сердце; что же касается Джона Грэма, то рядом с сыновней любовью в его душе
возникло новое нежное чувство, которое, как младшее дитя, заняло главное
место. Джиневра! Джиневра! Знала ли уже миссис Бреттон, пред кем благоговеет
ее юное божество? Отнеслась ли бы она к этому выбору с одобрением? Этого я
не знала, но была убеждена, что если бы ей стало известно отношение мисс
Фэншо к Грэму - ее переходы от равнодушия к приветливости, от неприязни к
кокетству, если бы она лишь заподозрила, каким мукам Джиневра подвергает
его, если бы она могла, подобно мне, видеть, как терзают и попирают его
благородную душу, как ему предпочитают недостойного, превращая это
ничтожество в орудие его унижения, - то миссис Бреттон назвала бы Джиневру
глупой или испорченной, а может быть, и тем и другим вместе. Ну, а я
держалась того же мнения.
легче удалось найти общий язык, мы не возвращались к разговорам о минувших
бедах, и дружба наша крепла. Той ночью не слезы, а отрадные мысли
сопровождали меня в страну грез.
присел около меня, а, расхаживая, как он любил, по комнате, избегал того
места, где находилась я; у него был то озабоченный, то печальный вид. Я же
думала о мисс Фэншо и ждала, когда это имя сорвется с его уст. Все мои
чувства были напряжены в предвидении разговора на эту деликатную тему,
терпению моему было приказано сохранять стойкость, а чувство сострадания
стремилось выплеснуться наружу. И вот после недолгой внутренней борьбы,
которую я заметила и оценила, он наконец обратился к этому предмету. Начал
он осторожно, так сказать, не упоминая имен.
пусть поступает, как ему заблагорассудится, нужно относиться к нему мягко -
подруга так подруга". Все же я не удержалась и спросила, кого он имеет в
виду.
ниток и стал его, сам того не замечая, разматывать.
по югу Франции?
привилегию.
нее такой живой ум и при этом на редкость открытая душа, не правда ли?
вразумительны и понятны всякому. (И действительно, послания Джиневры к
богатому родственнику носили обычно чисто деловой характер, ибо в них она
просто просила у него денег.)
утвердительно.
и, поскольку я не спешила разделить его восторг, добавил: - Вот вы, зная ее
довольно близко, заметили в ней хоть одну слабость?
мысленно добавила я.)
паузы.
разговор. Вы удостаиваете меня слишком большой чести, приписывая мне ту
степень близости с мисс Фэншо, коей я не имею удовольствия пользоваться. Она
никогда не поверяла мне своих намерений или тайн. Ее друзья принадлежат не к
моему кругу - вы можете встретить их в доме супругов Чамли, например.
с пути истинного обманчивый блеск великосветского общества, но она скоро
поймет, сколь легковесны эти люди, и с окрепшей привязанностью и глубоким
доверием возвратится к вам. Я знаком с Чамли и знаю, что это люди суетные и
себялюбивые; поверьте, в душе Джиневра ставит вас гораздо выше их.
чувств, которые он мне приписывает, и продолжала играть роль униженной,
отверженной и тоскующей наперсницы досточтимой мисс Фэншо; должна
признаться, читатель, что роль эта давалась мне нелегко.
меня нет оснований надеяться, что она обратит на меня благосклонное
внимание. Де Амаль - человек крайне непорядочный, но, к сожалению, ей он
нравится - какое горестное заблуждение!
наверное, болезнь и упадок сил ослабили и истощили его.
Решительно во всем вы являете собой человека открытого, здравомыслящего,
разумного и проницательного, но когда дело касается одного предмета, вы
превращаетесь в раба. Я считаю нужным заявить, что ваше отношение к мисс
Фэншо не заслуживает уважения, в частности и моего.
с ним, и, подумав об этом, я поняла, что совершила дурной поступок. Доктор
Джон был скроен иначе, чем люди заурядные: хотя природа наградила его
внушительной и сильной внешностью, она сотворила его душевный мир таким
тонким и почти по-женски нежным, что это было трудно уловить даже при
многолетнем знакомстве. И действительно, его внутренняя деликатность
проявлялась в форме острой чувствительности, только когда нервы его
подвергались чрезвычайно резкому раздражению. Дело в том, что его
способность сочувствовать не проявлялась явно, а ведь чувствовать самому и
быстро отзываться на чужие переживания - разные свойства, лишь немногие
натуры обладают обоими, некоторые же - ни одним. У доктора Джона первое из
них было весьма развито, но пусть читатель не делает из моих слов вывода,
что в нем отсутствовала способность сочувствовать и сострадать, напротив, он
был добр и великодушен. Откройте ему свою беду, и он немедля протянет вам
руку помощи; расскажите о своем горе, и он будет слушать вас с глубоким
вниманием; но понадейтесь на тонкую проницательность, на чудеса интуиции, и
вас постигнет разочарование. Когда вечером он вошел в комнату, я сразу же
уловила на его освещенном лампой лице отражение всего, что происходило у
него в душе.
"рабом" и выразившему свое к нему неуважение по какому бы то ни было поводу,
должны были носить несколько своеобразный характер. Вполне вероятно, что
употребленное мною слово было справедливо, мой отказ уважать его был
достаточно обоснованным - во всяком случае, он не пытался защитить себя и,
очевидно, все время размышлял над справедливостью столь огорчительной
характеристики. В этих обвинениях он искал причину той неудачи, которая так
болезненно нарушила его душевный покой. Внутренне терзаясь самоосуждением,
он вел себя, как казалось и мне и его матери, сдержанно, даже холодно.
Однако несмотря на подавленное состояние его души, на этом прекраснейшем
мужественном лице не было и следа недовольства, озлобления или мелочной
мстительности. Когда я пододвинула его стул к столу, поспешив опередить
прислугу, и дрожащей рукой осторожно протянула чашку чая, он произнес своим
мягким, сочным голосом "Благодарю вас, Люси" так ласково, как только можно
Русанов Владислав
Громыко Ольга
Шидловский Дмитрий
Трубников Александр
Елманов Валерий
Лондон Джек