долго.
Папалеаиаина и отстранилась от Аракелова. - Отправились вас искать. А
вдруг вас тут... - Она снова всхлипнула.
Вот Арфа...
Карлос, Бенгтссен, Грант - в верхних пещерах, я им сухой путь показала...
Ганшин и Жюстин...
кверху брюхом.
кто же? Или что?
Николай Иванович.
вы ведь пришли сюда, пришли с берега, во время прилива. Если бы Арфа
запела - не бывать бы вам здесь.
Так что пусть Ганшин строит тут все, что надо.
вслух.
да. Я должен.
допустить впредь. Арфа погибла, да. Невозвратно погибла. Но сколько их еще
в мире - скрытых, никому не известных арф... Сколько еще существует на
свете красоты - никем не созданной, первозданной, природной. И каждый
день, каждый час уничтожается где-то ее частица. Иногда самой же природой.
Порой людьми. По умыслу и недомыслию, во имя разрушения и во благо вроде
бы, но какое же благо может быть куплено такой ценой?" И отныне и на всю
оставшуюся жизнь Аракелов сделал выбор.
планов. Он просто увидел путь и был уверен, что не сойдет с него никогда.
все уже с ног сбились...
"намордника" ведь отсюда не выберешься, - и он кивнул на сифон. - Я
быстро, Аина. Соберусь - и пойдем.
наверх ушли балластные болванки. Ганшин даже не поверил себе и снова
взглянул на контрольный пульт: увы, все правильно. Восемь... Он вызвал
дежурного диспетчера.
мог... - В голосе диспетчера не было ни малейшего сомнения в своей
правоте. - Не останавливать же Колесо...
Естественно. Вот только - кто за это должен отвечать?
резерв контейнеров предусмотрели? На то вы и диспетчер, чтобы все
предвидеть. И спрос потому будет с вас. ("А с речниками разговор будет
особый, - подумал Ганшин, - непременно будет, и пренеприятнейший, но об
этом тебе, друг мой, знать вовсе не к чему...") Ясно?
безнадежность: он уже знал по опыту, что в таких случаях спорить с
Ганшиным - что против ветра плевать. - Разрешите идти?
график на завтра и уже совсем собрался было уходить, как вдруг вспомнил
про Бертенева. Уходить сразу же расхотелось. Зачем, ну зачем ему это
понадобилось, к чему ворошить старое, отболевшее и умершее?.. Впрочем...
эскалаторы уже не работали - спустился к выходу. В холле стояли трое:
тощий Харперс из планового, девица-технолог в струящемся платье (как же ее
зовут, попытался вспомнить Ганшин, но не смог, хоть убей) и давешний
диспетчер.
голос технологини. - А то и...
навстречу ему дверь. Размеренным шагом он пересек разбитый перед зданием
директората сад и вышел к паркингу. Машин на площадке было уже мало;
Ганшин быстро отыскал свой крохотный черный "тет-а-тет", сложившись чуть
ли не втрое (да, "детям маленького роста рвать цветы легко и просто..."),
залез внутрь. К счастью, часов до трех погода была солнечной, и
аккумулятор оказался заряженным почти полностью. Ганшин вздохнул, щелкнул
тумблером - мотор занудно заныл - и набрал на панельке автомедонта
адресный код. Полчаса спустя он был уже дома.
неприятен: случись так, шеф-директор Теплоотводного Колеса уж как-нибудь
да сумел бы его сменить. Дом был как дом, один из многих в поселке
колесников, ничуть не лучше и не хуже других. Просто чувствовал себя в нем
Ганшин как-то неприкаянно. Не при деле, что ли? Не было в нем умени
окружать себя комфортом и уютом, и потому в доме, невзирая на честный труд
кондиционеров, было холодно и уныло, как на только что расконсервированном
спутнике.
свежее - как раз к тому моменту, когда тихонько мурлыкнул дверной звонок.
грузном, каком-то прямоугольном человеке со слегка обрюзгшим лицом почти
ничего уже не осталось от того, прежнего Борьки Бертенева, которого он
знал и любил, от вихрастого долговязого парня, чуть заикаясь, оравшего на
все Синявинские болота слова, так не похожие на нынешнюю гладкую речь.
старое все же пересилило, и он, хотя и с трудом, продолжил: - ...теб
занесло в наши края, Борис?
надетая и закрытая. - Повидаться захотелось. Как, примешь гостя?
почувствовал, что это действительно только долг, причем долг нелегкий. И
хотя он готовил себя к этой встрече вот уже три дня, с того самого
момента, как получил Борисово письмо, но только сейчас, пожалуй, до конца
понял, как мало у них осталось общего. В сущности, ничего, кроме прошлого,
мертвого прошлого, которое равно принадлежало им обоим и в котором не было
места никому из них сегодняшних. И, преодолевая себя, он сказал, надеясь,
что Бертенев не почувствует в его приподнятом тоне искусственности: - Ну
заходи, Борис, заходи!
полуфабрикаты с произведениями собственного кулинарного искусства,
оставлявшего, увы, желать много лучшего, и упорно пытаясь догадаться, что
же все-таки понадобилось от него Бертеневу.
бы он в этом никому не признался, - что открывающийся из окна вид может
рассказать о хозяине дома не меньше, чем обстановка или библиотека. Во
всяком случае, с тех пор, как люди стали достаточно свободно выбирать себе
жилье. Но сейчас он оказался в невыгодном положении. Дом был самым
обычным, стандартная жилая чечевица-"карат" безо всяких ухищрений в
интерьере. А за окном уже стемнело; стоя на улице, еще можно было что-то
Акунин Борис
Ильин Андрей
Каменистый Артем
Мороз Александра
Шилова Юлия
Шилова Юлия