научился ощетиниваться против укоров.
родители, кто знат, чЕ сами кусать будут?..
кухонный бревенчатый угол незрячими от накипевших слез глазами. Всем я
надоел, все неладно у меня и со мной, и отхожу я лишь в любимой игре --
лапте, но и там чуть чего -- замахиваюсь палкой...
с кряхтеньем сел на курятнике, отдышался. -- Избывай постылово, избудешь
милово... Всех разогнала, всех рассеяла, как вражеско войско...
взрыдывая, бросился на улицу.
Сдохнуть бы мне уж поскорее ли, чЕ ли? Штабы никому не мешать...
моей маме, хотела и не могла представить себе другую женщину на ее месте,
страшилась за меня, такого настырного, дерзкого. Терзания свои она пыталась
таить в себе, да человек-то она какой? Шумный, вселюдный, молчать ей долго
невыносимо, вот и прет: "Нова мама..."
останавливалась на крыльце, поворачивалась к лесу, крестилась на закат,
кланялась горам и со строгой печалью роняла в пространство:
вышкам, по пристанским лавкам... В тятю удашься, дак и арестантских нар не
минуешь...
знал, как мячик от заплота, отскакивали от меня обиды -- солнце поднялось
ясное, повстречалась Катька Боброва, посмеялся над Гришкой домнинским,
потешно скакавшим за мячиком, дождался Кольку Демченко -- чего-то дожевывая
на ходу, он брякнул воротами, бросил в народ гуттаперчевый, битый-перебитый,
но все еще крепкий, тугой мячик -- и с души горе долой.
кознями. Нешуточные заботы матки -- хозяина команды -- захватили меня.
Санька левонтьевский норовил попасть в мою команду. Ничего не скажешь, игрок
он бойкий, но нарывистый, спасу нет! С ним горя натерпишься. Я незаметно
переталкивал его в другую команду, но там тоже не очень-то рады такому
резвачу.
бесхитростного, безответного, вроде Леньки сидоровского. Издали еще Санька
ужимается, хмыкает, подмаргивает красными глазами и жует, жует оковалок серы
-- вечно жует, облизень!
ясное -- сайка с медом -- он, Санька левонтьевский. Все остальные -- этот
самый пирог...
Ишь, какие начальники! Без ручки чайники!..
мухлеванья, что в конце концов с ним, если б матки и разрешили, никто не
хотел становиться в дележную пару, и он оказывался "вне игры", валился на
траву вместе с девчонками, с недоросшими до настоящих сражений парнишками, с
увеченными, больными, убогими, каких в любом селе, тем паче в большом,
сибирском, всегда было дополна.
бани летел, в назем угодил! Капитан на мостике?! На печке капитан, в заду
таракан! Ха-ха-ха!
мячу и подаванья его. Чуть сбоку и спереди черта покороче -- угонная, где
стоят сделавшие удар игроки и нарываются, хотят удрать к голевому "салу" --
к черте, которая делается по уговору маток и команд иной раз в полсотне
сажен от угонного "сала", -- все зависит от резвости игроков, от умения
маток бить по мячу.
прокричали: "Орел!", "Решка!" -- и одна из команд, матерно выражаясь и
ворча, разбредается по переулку -- голить.
помочь своим отголиться. Для этого существуют тысячи хитростей и уловок в
игре. Но и другого "хозяина" к месту приставили не ради шуток. Он тоже
должен мозгой шевелить.
недовольный вид -- не команда у меня, а колупай с братом! Сброд какой-то!
Вон к другому матке попали люди как люди!.. Однако кураж не должен перейти
ту границу, за которой наступило бы полное к себе презрение команды, и она,
проникшись худым настроением, заранее упала бы духом. Не-ет, поворчав на
одного-другого "бойца", дождавшись, когда разуются те, у кого есть обутки,
помогши тем, у кого нет пуговиц и ремешков, подтянуть штаны и подвязать
бечевками или закрепить булавками, матка пускает к бойкому "салу" тех
парней, которые должны делать вид, будто бьют по мячу, на самом деле ни в
коем разе в него не попадать. У них "крива рука". Нынешние теоретики спорта
называют этот распространенный недостаток мудреней -- слабо поставлен удар.
От такого удара мяч летит сонно и куда попало. Его, голубчика, сцапают, и
"ваша не пляшет!". Плюйся, проклинай пеночника-мазилу, отвесь ему пинкаря,
но ступай в поле голить, где ты можешь отыграться быстро, но если у
противника все пойдет как по маслу, команда его будет играть все дружней,
бить по мячу хлестче, бегать резвее -- изнервничаешься вконец, измотаешься,
не отголишься до темноты и назавтра будь любезен без дележки, с остатками
разбитой своей дружины доводить дело до победы, потому как непременно
окажутся хлюзды, они выйдут из боя, то мама не пущает, то на пашню к тяте
велено идти, то нога нарывает, то еще что. А матке нельзя отлынивать,
никакой он тогда не главарь, и его впредь не выберут старшим. Если же он сам
не доведет до конца игру -- противная сторона имеет полное право накатать
его на палках...
только колдун, он еще парень непослушный, дерзкий, за ним глаз да глаз
нужен. Микешка метит взять лапту ударную, чтобы услать мячик аж за деревню.
Но я даю ему затесанную на конце, плоскую -- "гасить" мячик, чтобы он
ударился в землю и отскочил назад, вбок, куда угодно, только не в руки
голящей команде.
погасили мяч. Санька галился над пареванами, заключая каждый из таких ударов
выкриком: "В сметану!", "В коровье пойло!", "Себе в хайло!"
-- он может подцепить мячик, всем на удивленье, и помчится тогда пробившая
по мячу орда к дальнему "салу", с весельем и хохотом. Матка освобожденно
выдохнет, распустится мускулом -- когда есть на дальнем "сале" хоть один
игрок, да если он к тому же ловок, стремителен и увертлив -- легче вести
игру -- на дальнем "сале" нарываются, делают пробежки, доводят до злости и
нервности команду противника -- прорвись с дальнего "сала" игрок, добежи до
лапты не ушитый -- вся команда получает право на удар, матка -- на три. Коли
матка не использовал положенные три удара, накапливается у него их уже шесть
-- попробуй тогда отыграйся, да еще в нервности и упадке духа.
коллективизации -- что-то не тае, никто из них не помог мне, больше того,
главная надежа -- Колька-хохол -- чуть было не подарил мячик противнику в
поле, меня аж пот прошиб! У Кольки честный, бойцовский характер. Теперь,
когда я стану готовиться к удару, он, чтобы загладить вину, начнет
нарываться, стало быть, еще до удара пробовать сорваться с места и бежать на
дальнее "сало" -- это опасно, очень опасно -- матка может приотпустить его,
и, если в поле стоит хороший ловила, а там сегодня не один такой, матка
кинет мяч, Кольку перехватят, ушьют, а он перехватит ли кого -- это вопрос!
Я показал Кольке кулак. Он отошел к черте, нетерпеливо перебирая ногами.
хотел себе в том признаться, из матки не выходил, но прежней удали и
уверенности в себе не чувствовал. К бойкому "салу" шагал будто по углям,
долго "прилаживал" к руке свою лапту, за мной ядовитым взглядом следит
отторгнутый от игры вражина Санька. Надо бить, раз в игру ввязался. Плюнув
на ладони, замахнулся, слышу, катит Санька поганство, чтоб сбить у меня
удар:
чувствую -- царапнуло нутро, заклинилось там что-то, голову злостью обнесло,
и не по мячику, по Санькиной роже заехать тянет. Голящие уловили во мне
перемену. Подбрасывая мяч, загольный вертанул им. В другой раз я бы
пропустил удар, бей сам, сказал или бы что поехиднее: "Пусть твой тятя
крученый верченую маму бьет", но, желая поскорее утереть Саньке нос, я изо
Мичурин Артем
Махров Алексей
Свержин Владимир
Бажанов Олег
Трубников Александр
Никитин Юрий