корреспонденции будут поступать, так вы посылайте их на просмотр к
Хотинскому... Я еще не знаю, чем дело фабрики кончится, может быть,
беспоряд-ками, главное насчет штрафов огорчило купцов; сту-пайте!
Рабочие никак не успокоятся, а фабри-кантам в копеечку влетит... Приехал сам
прокурор су-дебной палаты на место... Сам ведет строжайшее след-ствие... За
укрывательство кое-кто из властей аресто-ван, потребовал перестройки казармы
и улучшения бы-та рабочих, сам говорил с рабочими, и это только успо-коило
их. Дело будет разбираться во Владимирском суде.
не Павел Михайлович.
x x x
подписались, а мне он заплатил две-сти рублей за поездку, оригинал взял из
типографии, уничтожил его, а в книгу сотрудников гонорар не запи-сал: поди
узнай, кто писал!
Морозовых -- я в это время работал в "Русских ведомо-стях" -- в редакцию
прислали описание стачки, в котором не раз упоминалось о сгоревших рабочих,
и прямо цитировались слова из моей корреспонденции, но ни строчки не
напечатали "Русские ве-домости" -- было запрещено).
x x x
У. П. "Дело о разбойнике Чуркине".
полицейском управлении, а он мне его по секрету и дал. Тут за несколько лет
собраны протоколы и вся переписка о разбойнике Чуркине. Я буду о нем роман
писать. Тут все его похождения, а ты съезди в Гуслицы и сделай описание
местности, где он орудовал. Ра-зузнай, где он бывал, подробнее собери
сведения. Я тебе к становому карточку от исправника дам, к нему и по-едешь.
становому не поеду, у меня приятель в Ильинском погосте есть, трактирщик, на
охоту езжал с ним.
старого трактирщика. Но его не бы-ло дома, уехал в Москву дня на три. А тут
подвернулся старый приятель, Егорьевский кустарь, страстный охот-ник, и
позвал меня на охоту, в свой лесной глухой хутор, где я и пробыл трое суток,
откуда и вернулся в Ильин-ский погост к Давыдову. Встречаю его сына Василия,
только что приехавшего. Он служил писарем в Москве в Окружном штабе. Малый
развитой, мой приятель, охо-тились вместе. Он сразу поражает меня новостью:
что будто Скобелева отравили.
вернуться в Гуслицы при пер-вом свободном дне.
Рязанское имение.
писать, конечно, ничего было нельзя.
в ресторане -- не помню в ка-ком -- ему послала отравленный бокал с
шампанским какая-то компания иностранцев, предложившая тост за его
здоровье... Наконец, уж совсем шепотом, с оглядкой, мне передавал один
либерал, что его отравило прави-тельство, которое боялось, что во время
коронации, ко-торая будет через год, вместо Александра III, обязательно
объявят царем и коронуют Михаила II, Скобеле-ва, что пропаганда ведется
тайно и что войска, боготво-рящие Скобелева, совершат этот переворот в самый
день коронации, что все уж готово. Этот вариант я слыхал и потом.
приезжая в Москву, как писали все га-зеты, а в номерах "Англия". На углу
Петровки и Столешникова переулка существовала гостиница "Англия" с номерами
на улицу и во двор. Двое ворот вели во двор, один из Столешникова переулка,
а другие в Петровки, рядом с извозчичьим трактиром. Во дворе были флиге-ля с
номерами. Один из них двухэтажный сплошь был населен содержанками и девицами
легкого поведения, шикарно одевавшимися. Это были, главным образом,
иностранки и немки из Риги.
занимала блондинка Ванда, огром-ная прекрасно сложенная немка, которую знала
вся ку-тящая Москва.
прибежала испуганная Ванда и ска-зала, что у нее в номере скоропостижно умер
офицер. Одним из первых вбежал в номер парикмахер И. А. Андреев, задние
двери квартиры которого как раз про-тив дверей флигеля. На стуле, перед
столом, уставлен-ном винами и фруктами, полулежал без признаков жиз-ни
Скобелев. Его сразу узнал Андреев. Ванда молчала, сперва не хотела его
называть.
жильцам:
стеклами, и в один момент тело Скобеле-ва было увезено к Дюссо, а в 12 часов
дня в комнатах, украшенных цветами и пальмами, высшие московские власти уже
присутствовали на панихиде.
x x x
садовом кабинете. На турецком диване мертвецки спал трагик Анатолий Любский,
на-пившийся с горя. В три часа, с почтовым поездом он должен был уехать в
Курск на гастроли, взял билет, да засиделся в буфете, и поезд ушел без него.
Он прямо с вокзала приехал к Лентовскому, напился вдребезги и ус-нул на
диване.
только приятель Лентовского, управляющий Московско-Курской железной дорогой
К. И. Шестаков.
прекрасные. Молча пили и закусывали, перебрасываясь словами, а потом,
конечно, разговор по-шел о Скобелеве. Сплетни так и сплетались. Молчали
только двое -- я и Лентовский.
и рявкнул:
пьян и кончил разрывом сердца. Просто перегнал. Это может быть и со мной и с
вами. Об отраве речи нет. Я видел двух врачей, вскрывавших его, -- говорят,
сердце настолько изношено, что удиви-тельно, как он еще жил.
выпить! Встали и почтили.
кителе. С ним был его адъютант и эта Ванда. На рассвете они вдвоем уехали к
ней... Не будет она травить человека в своей квартире. Вот и все...
Разговоры прекратить!
турецком диване. Лентовский закончил:
Проснулся Любский, когда уже ста-ло совсем светло и мы пресытились
шампанским, а Лен-товский своим неизменным "Бенедиктином", который пил не из
ликерных рюмочек, а из лафитного стакана.
и селяночки по-московски, да покислее, -- предложил Любский.
стерлядки, а то шампанское в гор-ло не лезет.
ачуевской тертой с сардинкой, с лучком и с лимончиком, как рукой снимет.
на дымящуюся селянку. Отворили окна, подняли шторы, солнце золотило верхушки
деревь-ев и приятный холодок освежал нас. Вдруг вбежал Михайла, любимец
Лентовского, старший официант, и пря-мо к Шестакову.
дороге. Сразу отрезвел Шестаков.
под землю. Прощайте.