быть может, была когда-то брачным покоем ее предков.
и, видимо, обдумав заранее линию своего поведения, постлал одеяла на
старом диване, набитом конским волосом, превратив его в нечто напоминающее
постель. Потом он разулся, крадучись поднялся по лестнице и остановился,
прислушиваясь у двери ее комнаты. Услышав ровное дыхание, он понял, что
она крепко спит.
мысли - в ней была лишь доля истины, - что Тэсс, свалив свое бремя на его
плечи, может теперь спать безмятежно.
этом взгляд его упал на одну из д'эрбервилльских дам, чей портрет
находился над дверью в спальню Тэсс. Портрет, освещенный свечой,
производил более неприятное впечатление, чем днем. Лицо женщины выражало
зловещие намерения, всепоглощающее желание мстить представителям другого
пола, - так показалось Клэру. Платье, сшитое по моде семнадцатого века,
было низко вырезано, как у Тэсс, когда он отогнул ворот ее платья, чтобы
надеть ожерелье. И снова его неприятно поразило сходство между ними.
губами свидетельствовал об умении его владеть собой; его лицо сохраняло
выражение холодной апатии, которое появилось на нем, когда Тэсс окончила
свою исповедь, это было лицо человека, который отныне перестал быть рабом
страсти, но в освобождении своем не нашел счастья. Он размышлял о страшных
случайностях, руководящих человеческой судьбой, о неожиданности событий.
Когда он боготворил Тэсс - еще только час тому назад, - ему казалось, что
нет существа чище, нежнее, девственнее, чем она, - но
зеркалом ее души; но у Тэсс не было заступника, который доказал бы ему
обратное. Возможно ли, думал он, чтобы эти глаза, взгляд которых всегда
подтверждал каждое ее слово, видели в этот же самый момент совсем иные
картины, не похожие на то, что ее окружало.
домом, спокойная и безучастная ночь, которая уже поглотила его счастье и
теперь равнодушно его переваривала и готова была столь же безмятежно и
невозмутимо поглотить счастье тысячи других людей.
36
замешанный в преступлении. Клэр увидел камин с холодной золой, стол,
накрытый к ужину, и две рюмки с вином, - вино уже не искрилось и
подернулось пленкой; увидел стул Тэсс, не занятый теперь, свой стул и
другую мебель, которая, казалось, в чем-то оправдывалась и задавала
невыносимый вопрос: что же теперь делать? Сверху не доносилось ни звука,
но через несколько минут раздался стук в наружную дверь. Он вспомнил, что
должна прийти жена крестьянина, жившего по соседству, которая нанялась им
прислуживать.
неуместно, и Клэр, уже одетый, открыл окно и сказал ей, что сегодня утром
они обойдутся без ее помощи. Она принесла кувшин с молоком, и он попросил
поставить его у двери. Когда матрона удалилась, он отыскал в сарае дрова и
быстро развел огонь. В кладовой нашлись яйца, масло, хлеб, и Клэр
приготовил завтрак, - жизнь на мызе научила его хозяйничать. Дрова пылали
в камине, и дым вырывался из трубы, словно увенчанная лотосом колонна;
местные жители, проходя мимо, видели дым, думали о новобрачных и
завидовали их счастью.
тоном сказал:
несколько минут он вернулся, Тэсс уже спустилась в гостиную и машинально
переставляла посуду. Она была совсем одета и, должно быть, оделась раньше,
чем он ее окликнул, так как с тех пор прошло минуты две-три. Волосы она
закрутила большим узлом на затылке и надела одно из новых платьев -
бледно-голубое шерстяное, с белой оборкой у ворота. Казалось, лицо и руки
ее застыли, - вероятно, она долго просидела одетая в холодной спальне.
Подчеркнуто вежливый тон Клэра, когда он ее окликнул, пробудил в ней на
секунду проблеск надежды, но достаточно ей было взглянуть на него, чтобы
надежда угасла.
вчерашнего вечера уступила место тяжелой апатии; казалось, ничто не могло
снова вернуть им способность чувствовать.
она подошла к нему и начала пристально всматриваться в его резко
очерченное лицо, словно забыв, что ее собственное лицо может служить
объектом наблюдения.
пальцами, как будто едва могла поверить, что здесь перед ней находится
человек, который был когда-то ее возлюбленным. Глаза ее не потускнели,
бледные щеки еще не осунулись, хотя высыхающие слезы оставили на них
блестящие полоски, а губы, обычно ярко-алые, были почти так же бледны, как
и щеки. Жизнь еще пульсировала в ней, придавленной горем, но пульс стал
таким прерывистым, что малейшее напряжение могло вызвать настоящую
болезнь, - и тогда потускнеют ее глаза и губы станут тонкими.
такую печать девственности на лицо Тэсс, что он смотрел на нее
ошеломленный.
помощью софистики превратить ее в нерушимую правду. Однако она повторила:
думал бы всякий на моем месте, - что, отказываясь от честолюбивых
стремлений иметь жену, занимающую положение в обществе, богатую, знающую
свет, я найду в крестьянке невинность так же непременно, как и румяные
щеки... Однако я не хочу упрекать тебя и не буду.
состояние. Это и было особенно горько: она знала, что он лишился всего.
конце концов у тебя остается выход; хотя я надеялась, что ты никогда...
тобой?
исповедь даст тебе на это право.
знаю, как тебя назвать! Ты ничего не смыслишь в законах, ничего!
дурной считаешь ты меня! Но клянусь тебе, поверь мне, я всегда думала, что
ты можешь со мной развестись! Я надеялась, что ты этого не сделаешь... но
никогда я не сомневалась, что ты можешь от меня избавиться, если захочешь
и если... совсем... совсем меня не любишь!
хватило смелости.