Чтение 51–й страницы книги ~Инстинкт Бабы-Яги~

Зинаида послушалась.

– Знаете, кто в конце концов оказался гадиной? – спросила она у меня.

Я кивнул:

– Алена Шергина.

Колобкова всплеснула руками:

– Мы дружили много лет, я доверяла ей, как сестре.

– Зачем же Алене ставить «жучок», коли она и так была в курсе всех ваших дел? – удивился я.

– Но я же никогда не рассказывала ей в деталях о работе, – подскочила Зинаида, – существует такая вещь, как профессиональная тайна.

– И вы никогда не обсуждали ваших подзащитных?

– Бывало, конечно, – кивнула Зинаида, – но только то, что можно обсудить, никаких тайн и секретов я не выдавала, да и не могла этого сделать, люди платят мне, в частности, и за умение держать язык за зубами.

– Что же вам сказала Алена?

– Я поймала ее на месте преступления, – грустно произнесла Зинаида, – ужасно! Я подозревала всех, кроме Шергиной: домработницу, массажиста, шофера. Потом у меня неожиданно обнаружился клиент с ерундовым делом, вопрос мы решили за пять минут, а парень все выискивал повод, чтобы лишний раз прийти сюда… Поэтому я думала на многих, но Алена была вне подозрений, самая лучшая подруга, почти сестра… Я бы ни за что не стала наблюдать за ней, но мужчина, который искал «шпиона», велел ни для кого не делать исключений.

Зинаида под благовидным предлогом ушла из кабинета, плотно закрыв за собой дверь, а потом, для проформы, прильнула глазом к отверстию. Ради того, чтобы узнать правду, пришлось испортить дорогую дверь из цельного массива.

Несмотря на небольшой размер «глазка», комната была отлично видна, и потрясенная Зинаида наблюдала, как Алена быстро подошла к столику…

В тот самый момент, когда лучшая подруга производила выемку магнитофона, Зина обрела возможность двигаться и вошла в комнату.

– Что же Алена сказала в свое оправдание? – поинтересовался я.

Зинаида печально улыбнулась:

– Знаете, люди, как правило, в подобные моменты говорят одно и то же. «Невиноватая я, он сам пришел». Стала нести какую-то чушь, но я-то хорошо знаю, какая у Шергиной патологическая тяга к деньгам, просто фобия! Купюромания.

– Ну, подобной болезнью страдают многие в наше время, – усмехнулся я.

– У Алены фобия приобрела невероятные формы, – вздохнула Колобкова.

– И все же что она говорила?

Зинаида повертела в руках карандаш, потом неожиданно сломала его.

– Чушь всякую. У Шергиной имеется подруга, Варя Арсеньева, слышали про такую?

Я кивнул:

– Да, знаком с ней, более того, мы вместе оказались у постели умершего Ильи Наметкина.

– Это кто такой? – удивилась Зина.

– Как? Вы не знаете? Любовник Алены!

– Ах, вот вы о ком, – протянула Зина, – Алена держала его за комнатную собачку. Нужен – поди сюда, не нужен – иди вон. Впрочем, паренек не имеет никакого отношения к этой ситуации. Алена рассказала дикую историю. Якобы ее мать, которую она считала погибшей, на самом деле живет в маленьком подмосковном городке. В свое время ее осудили за то, что женщина пыталась убить мужа, наняла киллера.

– Когда же происходило дело? – удивился я.

– Давно, – ответила Зинаида, – Алене едва год исполнился.

– Разве в то время людям приходило в голову обращаться к наемным убийцам?

Зинаида хмыкнула:

– Многоуважаемый Иван Павлович, светлые идеи избавиться от надоевших супругов посещали людей во все века, и они хотели проделать задуманное, не запачкав руки. Так вот якобы маменька Алены решила устранить Бориса Алексеевича, но неудачно, покушение сорвалось, художник обратился в милицию, а правоохранительные органы сработали просто великолепно, мигом отыскали заказчика. Жену отправили на полжизни в места не столь отдаленные, а муженек объявил ее умершей, переехал на другую квартиру и стал считаться вдовцом. Алена тоже думала, что является сиротой. Но потом, спустя много лет, правда неожиданно выплыла наружу.

Варя Арсеньева пришла к Шергиной и потребовала:

– Если не хочешь, чтобы все знали про то, что твоя мать провела больше двадцати лет на зоне, плати за молчание.

– И при чем тут «жучок» в вашем кабинете?

– Якобы запрошенная сумма оказалась слишком велика, – мрачно сказала Зинаида, – вот Шергина и решила заработать, установив у меня «жучок». Ну вынудили ее на этот поступок обстоятельства. Впрочем, я многократно слышала подобное от преступников: никто из них не виноват, всех подвигли на противоправные действия форсмажорные обстоятельства!

– По-моему, объяснение не выдерживает никакой критики…

Зинаида кивнула:

– Полный бред! Но я не стала проверять информацию, может, эта Варя Арсеньева и впрямь шантажистка! Мы не слишком-то были с ней знакомы.

– Как же так?

– Просто. Я дружила с Аленой, Варя тоже, но между собой мы не общались, такое часто случается. Встречались иногда на дне рождения у Шергиной, и все. Не знаю я, правда это или нет – про мать Алены, и мне совершенно это неинтересно. Алена плакала, встала передо мной на колени, клялась, что воспользовалась только один раз магнитофоном, брала деньги лишь у Вордо и намеревалась бросить сие занятие. Но я ей не поверила, выгнала вон. Вот гадина! Она ведь знала, что я не обращусь в милицию, чтобы уберечь клиентов. Теперь понимаете, почему Леонид вне подозрений? Шергину убрал другой.

– И кто же? – тихо спросил я.

Зинаида спокойно ответила:

– Один из моих клиентов, тех, кого решила шантажировать Алена. Я не знаю, в течение какого времени она промышляла в моем кабинете. Ищите сами, могу в качестве дружеского жеста дать список тех, кто побывал тут в последние два года.

Не дожидаясь ответа, она включила компьютер, потом выхватила медленно выползающий из принтера листок. Я уставился на список. Двадцать четыре человека!

– Хоть намекните, чья тайна самая страшная.

Колобкова возмущенно воскликнула:

– Я не имею права делать комментарии, уже и так нарушила обязательства, дав вам фамилии. Если бы не ваша дурацкая идея о виновности Лёни, ни за что бы не пошла на такой поступок.

ГЛАВА 33

Получив список, Элеонора пару раз прочитала его, потом воскликнула:

– Так, работы тут непочатый край!

Моя хозяйка странный человек: то, что приводит других людей в ужас, ее ввергает в радость.

– Начнем по алфавиту, – воодушевленно заявила Нора.

– Вам не кажется, что мне и года не хватит, чтобы опросить всех? – попытался я оказать сопротивление.

– Ерунда, – отмахнулась Нора, – быстро управишься, если, конечно, опять не уйдешь в загул.

Я хранил молчание. Вот ведь как бывает! Иной человек безобразничает всю жизнь, и окружающие настолько привыкают к его отвратительному поведению, что считают само собой разумеющимся, когда муж и отец пьет, дебоширит и гоняется за бабами. Но стоит нормальному мужику один раз потерять ум и устроить небольшое «представление», как все мигом ополчаются на него и, уж будьте уверены, не забудут «зигзаг» до конца дней. Поэтому, дорогие мужчины, примите мой совет, ведите себя как можно более мерзко, только в этом случае вы будете избавлены от нудных нравоучений и тягомотных скандалов.

– Впрочем, – заявила Нора, – начнешь в понедельник, завтра состоятся похороны Шергиной, милиция наконец-то отдала тело, и бедняжку кремируют. Поезжай на церемонию и тщательно перепиши всех, кто будет принимать в ней участие, может, мелькнет человечек из списка: насколько я знаю, преступник любит смотреть на гроб жертвы.

Похороны – процедура, не располагающая к веселью, но все же, когда ритуальный зал полон венков, цветов и людей, из которых пусть не все искренне скорбят об ушедшем, во время такой церемонии нет ужасающего чувства тоски. Толпа двигается, разговаривает, одним словом, живет. Намного хуже, если провожающих можно пересчитать по пальцам, а в случае с Аленой это было именно так. Несколько дезориентированные женщины и один мужчина мялись возле самого простого гроба, обитого пронзительно розовой материей. Я быстро пересчитал присутствующих – всего семеро. Распоряжалась всем Варя Арсеньева. Голова девушки была замотана в черный платок, лицо не накрашено, нос распух, а глаза превратились в щелочки.

– Спасибо, что пришли проводить, – сказала она мне после того, как закрытый гроб торжественно уплыл за шторку, отделявшую мир живых от обиталища мертвых, – останьтесь на поминки.

Откровенно говоря, мне не слишком хотелось очутиться за столом, в центре которого будут стоять плошки с кутьей и блюдо с блинами. Да и миссия моя была выполнена, на похороны не пришел никто из посторонних. Две женщины оказались коллегами по работе, одна очень дальней родственницей, а мужчина и остальные бабы местными бомжами, правда, в приличной, чистой одежде, которые за умеренную плату взялись отплакать Шергину. Более жалкого, душераздирающего зрелища, чем эта кремация, я еще не видел.

– Очень вас прошу, – попросила Варя, – плохо, когда за поминальным столом нет никого.

Я кивнул:

– Да, конечно.

– Вот и хорошо, – повеселела она, – проводим Алену по-людски.

Я поехал за старым, разваливающимся автобусом, на ветровом стекле которого виднелась табличка «Ритуал». Если к человеку никто не приходит на похороны, это ужасно. Но, с другой стороны, наверное, нужно жить так, чтобы окружающие ощутили после твоего ухода хотя бы легкое сожаление…

Если похороны Алены Шергиной были удручающими, то поминки оказались ужасными. Дальняя родственница, прибывшая на процедуру из Ижевска, сначала молча опрокидывала в себя стопки, налитые до краев водкой, потом как-то разом опьянела, попыталась спеть, затем заявила:

– Господи, квартира-то теперь, выходит, моя?

– Твоя, – достаточно зло заявила Варя, – никто не претендует.

– И мебель? – не успокаивалась тетка.

– Можешь все забирать, – отрезала Варя, – вместе с одеждой, косметикой и обувью. Про тампоны не забудь, они у Алены в ванной, в шкафчике лежат!

Я делал вид, что увлечен блинчиками с медом, очень не хотелось участвовать в разговоре.

Коллеги Алены ушли намного раньше, и за столом нас сидело всего трое. Наконец родственница, устав радоваться неожиданно свалившейся на голову удаче, уснула в кресле. Варя с облегчением воскликнула:

– Слава богу, унялась! Вот ведь как бывает, они с Аленой двоюродные сестры, только встречались всего раз или два. Я стала перед похоронами обзванивать людей по Алениной телефонной книжке и наткнулась на нее. Думала, не приедет. Нет, как узнала, что, кроме нее, никаких наследников не обнаружилось, так мигом прилетела. Бедная, бедная моя подружка! А все я виновата!

– Почему?