стрела. И мальчик знал, что как раз к самой пасхе чудесно появятся на
толстой ножке тугие, кудрявые соцветия бледно-розовых, белых и лиловых
гиацинтов.
мире весеннего равноденствия.
растянувшиеся часы между обедом и вечером. О, как они были длинны, эти
тягостные часы равноденствия! Они были еще длиннее пустынных улиц,
бесконечно уходивших в сторону Ближних Мельниц.
сухому тротуару, жмурясь на солнце, садившееся за вокзалом.
начиналась география. Теперь же мальчик знал, что за вокзалом продолжается
город, тянутся длинные пыльные улицы предместий. Он ясно представлял себе их
уходящими на запад.
домами, висит чудовищный круг красного допотопного солнца, лишенного лучей и
все же ослепляющего резким, угрюмым светом.
Появились плотники, землекопы, десятники. Во всех направлениях по земле
протянулись ленты рулеток. Подрядчики со складными желтыми аршинами в
наружных карманах зашагали, отмеривая участки. Это началась постройка
пасхальных балаганов.
среди ящичков с большими гвоздями, топоров, пил, бревен, щепы, гадая, где
что будет выстроено. Каждый новый ряд вкопанных столбов, каждая новая
канава, каждый обмеренный рулеткой и отмеченный колышками участок тревожили
воображение.
и тайн, в то время как рассудительный опыт твердил, что все будет точно
таким же, как и в прошлом году. Не хуже, не лучше. Но фантазия не могла
примириться с этим - она требовала нового, небывалого. Петя подходил к
рабочим, к подрядчикам, терся возле них, желая что-нибудь выпытать:
унижения, лишь бы узнать хоть что-нибудь.
легких.
голову!
неразрешимым вопросом.
обтянут сверху холстом и не увешают картинами, ничего нельзя узнать. Это
было так же невозможно, как угадать, какого цвета распустится к первому дню
пасхи гиацинт из бледной ножки.
зеленые ящики и сундуки с надписью: "Осторожно". Но в Одессе не было ни
одного мальчика, который знал бы, что находится в этих сундуках.
столики фокусников или тяжелые плоские змеи с тусклыми глазами и раздвоенным
жалом.
женщина-русалка с дамским бюстом и чешуйчатым хвостом вместо ног. Но как она
там живет без воды? Или, может быть, в сундуке заключена ванна? Или
женщина-русалка упакована в мокрую тину? Обо всем этом можно было только
догадываться.
что еще ничего не готово, что все пропало, что вдруг ярмарка в этом году так
и не откроется.
готово: картины развешаны, столбы из флагов выбелены, площадь обильно полита
из длинных зеленых бочек, которые целый день накануне разъезжали между
балаганами, черня сухую землю сверкающими граблями воды.
полагалось по календарю.
солнце. Тетя в белом кружевном платье резала ветчину, отогнув кожу окорока,
толстую и круглую, как револьверная кобура.
на проволочке, подняв бумажную хоругвь. Вокруг зеленой кресс-салатной горки
лежали разноцветные крашенки, до глянца натертые коровьим маслом, выпукло
отражая вымытые окна.
исходили удушающе-сладким и вместе с тем смертным, погребальным своим
ароматом, таким густым, что казалось: это он курился сиреневыми волокнами в
солнечных лучах над пасхальным столон.
и скучен. Дело в тем, что на первый день пасхи запрещались все без
исключения зрелища и гуляния. Этот день полиция посвящала богу. Но зато в
двенадцать часов следующего - с разрешения начальства - люди начинали
веселиться.
Куликова поля на высокой выбеленной мачте развернулся трехцветный флаг.
оркестров. Грянули шарманки и органчики каруселей. Раздались обезьяньи
картавые крики рыжих и фокусников, пронзительно зазывающих публику с
выбеленных помостов балаганов. Завертелся стеклярус, понеслись коляски и
лошадки.
качелей. Всюду настойчиво, без передышки, колотили в небольшие медные
колокола и треугольники. Разносчик пронес на голове сверкающий стеклянный
кувшин с ледяной крашеной водой, где болталось несколько кружочков лимона,
кусок льда и пыльное серебряное солнце.
сапоги, уже лез, окруженный толпой, по намыленному столбу, на верхушке
которого лежали призовая бритва и помазок.
карусель Куликова поля, наполняя квартиру Бачей разноголосым гамом
предместий, пришедших повеселиться.
почему-то был уверен, что непременно встретится здесь с Гавриком. Очень
часто, завидев в толпе лиловые бобриковые штаны и морскую фуражечку с
якорными пуговицами - так был одет Гаврик в прошлую пасху, - Петя бросался,
расталкивая людей, но всегда напрасно.
где у многих мужчин оказывались тоненькие железные тросточки, как у
Терентия, и у множества девочек - бирюзовые сережки, как у Моти.
сыграли последний раз марш "Тоска по родине". Флаг был спущен. Повсюду
раздавались трели полицейских свистков. Площадь опустела. Все было кончено
до следующей пасхи.
балаганами, за железными колесами неподвижных перекидок, за пустыми
флагштоками.
раздавались потрясающий утробный рев льва и резкий хохот гиены.
следа. Куликово поле опять превратилось в черную, скучную площадь, с которой
по целым дням долетали поющие голоса ефрейторов, обучавших солдат.
отправился на море, в гости к Гаврику.
время на море, - все знали, что дедушка скоро умрет.
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Гуревич Георгий
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Кервуд Оливер Дж.