напряженной позе сидела сестра Пик. Вслед за начальницей я медленно прошел
за ширму и остановился в ногах кровати: у меня не хватало мужества
взглянуть на ту, что лежала в ней. Лишь огромным усилием воли я заставил
себя поднять голову, и взгляд мой, скользнув по белому одеялу, остановился
на лице Джин.
простыню; ее дрожащие, пересохшие губы, которые она то и дело облизывала,
непрерывно шевелились, бормоча что-то. На белой, низко положенной подушке
ее лицо с зачесанными назад волосами выглядело заострившимся и исхудалым.
На щеках выступили не яркие пятна, как это бывает при высокой температуре,
а тусклый, темный румянец; нахмуренный лоб был весь в красноватых
точечках, которые частично успели уже побледнеть, приняв коричневатый
оттенок, характерный для скарлатинной сыпи.
висела кривая температуры, отмечавшая резкие взлеты, падения и скачки,
которые делала болезнь. Напрягая зрение, я пытался рассмотреть кривую. Да,
подумал я через некоторое время, сомнений никаких. Какой я был идиот,
таким, видно, всегда и останусь... Это конечно, скарлатина, самая
настоящая скарлатина.
словно бы и не было. Они обращали на меня столь же мало внимания, как на
никому не нужную мебель. Я для них просто не существовал. В смятении и
тревоге я посмотрел на столик у кровати больной, уставленный
медикаментами: тут были пузырьки с лекарствами, поильник, шприц, эфир и
камфарное масло - словом, все, что нужно. Если дело дошло до камфары,
значит, положение Джин действительно худо.
слегка покачивалась из стороны в сторону и становилась все тоньше, по мере
того как секунды одна за другой отлетали, исчезая в безвестной пустоте,
Больше я не мог этого вынести. Я вышел из палаты, пересек узенький
коридорчик, зашел в боковую комнату напротив, где никого не было, и там
присел на край постели, уставясь невидящими глазами на голую желтую стену.
Я надеялся, что сумею сделать очень много, а оказалось, что не сумел
ничего... никаким драматическим или вдохновенным поступком не докажешь,
что я на что-то годен, что я имею право на существование, - никаким.
Преисполняясь все большего и большего презрения к себе, считая себя
полнейшим ничтожеством, я вынул из кармана большую ампулу, которую утром
завернул в шерстяную вату, и бессознательно сдавил ее - тонкий хруст
стекла отдался в моих ушах, как удар колокола. К пальцам прилипли кусочки
мокрой ваты. Невозможно описать, какое пламя бушевало во мне, с каким
отчаянием я сознавал свою никчемность, - в окружающей тишине мне слышались
насмешливые голоса.
это с ней случилось? Ах, когда человек устал или когда на душе у него,
помимо его воли, грустно, так естественно пренебречь элементарными мерами
предосторожности, благодаря которым можно уберечься от болезни! В голове у
меня было пусто, мысли словно застыли; тут до слуха моего донеслись
голоса. Я услышал, как миссис Лоу и начальница вышли из комнаты больной и
направились к выходу по коридору. Мисс Траджен пыталась успокоить
взволнованную мать:
более ясным. Доктор Фрейзер уделяет ей максимум внимания. А сестра Пик
просто поражает своей самозабвенной преданностью. Вот уже три недели, как
она не отходит от больной, и нередко просиживает возле нее по два
дежурства подряд. Я еще не видела подобного самопожертвования.
ведь и начальницу недооценивал, сражался с ней, не доверял. Такая уж у
меня особенность - видеть в людях плохое, действовать вопреки
установившимся обычаям и принципам порядочности, выступать против всего
света, не считаясь ни с чем и ни с кем, кроме себя.
завтраку, - сигнал нормальной жизни, лишь усугубивший во мне ощущение
одиночества. Обе женщины, должно быть, уже были во дворе: их голоса,
слабые и печальные, постепенно заглохли. Я машинально встал, точно кукла,
которую дергают за ниточку, и вышел из коттеджа. Вокруг не было ни души. С
трудом передвигая ноги, как будто на них были надеты кандалы, я пошел под
гору, к станции. И, даже забравшись в пустое купе шедшего в Уинтон поезда,
я мысленно все еще был там, в палате, на холме, над которым сгущались
сумерки.
9
что профессор Ашер дважды звонил мне по телефону и просил передать, чтобы
я позвонил ему, как только приду. Я направился было к телефону, но потом
решил, что поговорю с ним позже. У меня страшно болела голова, хотелось
побыть одному, вдали от всех и наедине помучиться своей тоской и своими
страхами.
чувства притупились. На подносе лежала новая записка:
делу".
мне смутную досаду и даже удивила. Но потом я вспомнил, что Ашер, кажется,
говорил, будто хочет прислать ко мне корреспондента из "Геральда". Должно
быть, Смиту поручили устроить это интервью. Нет, сейчас я не в состоянии.
Успеет он проинтервьюировать меня и в понедельник, во время обеда. Я
скомкал бумажку и бросил ее в огонь.
выходить из комнаты. Подавленный, в тяжком раздумье, то и дело поглядывая
на часы, я просидел так до девяти, а потом заставил себя встать и позвонил
в Далнейрскую больницу. Состояние Джин было без изменений. Больше ничего
мне не могли сказать.
всего мне было бы лечь, но нервы у меня совсем разгулялись, и я знал, что
не засну. Пузырек с таблетками аспирина, стоявший у меня в ванной, был
пуст. Я спустился вниз и, зайдя в аптеку, взял немного пирамидону. На
обратном пути в центральном подземном коридоре я увидел сестру, шедшую мне
навстречу. Это оказалась Стенуэй.
она остановилась и, небрежно прислонившись к стене, подождала, пока я
подойду ближе.
немного, она добавила:
омерзительно тошно и холодно. За все наступает расплата, подумал я, горько
сожалея о многих тягостных ночах, когда, крадучись, словно вор, вдоль
стен, я пробирался к ней в комнату. Дешевое счастье урывками...
бессмысленное... без капли нежности. Вверху потрескивали газовые рожки под
матовыми колпачками, распространяя неестественный, призрачный свет. Я был
ей глубоко безразличен, а она - боже! - до чего она мне надоела.
глядеть на меня: не изменюсь ли я в лице.
улыбнулась дразнящей улыбкой.
Хочешь, пойдем ко мне.
задето, и бледные щеки вдруг вспыхнули злым румянцем. Мы оба молчали.
не таскайся за мной и не приставай, когда настроишься на другой лад.
отбрасывал от ее маленькой головки тень, похожую на череп, - затем
повернулась и пошла по коридору; дробный стук ее каблуков постепенно замер
вдали.
комнату, а там - бросился на постель. Через некоторое время пирамидон
оказал свое действие. Я забылся тяжелым сном.
Но сон все же подготовил меня к тому, что мне пришлось пережить в этот
день.
Мейтленд, ни с Полфри - последнее время я научился очень ловко избегать
встреч с другими сотрудниками больницы.
Маркелов Олег
Маккарти Кормак
Мичурин Артем
Браун Дэн
Акунин Борис
Афанасьев Роман