сплошь, - оставляли отдельные деревья. Подходы к землянкам завалили хво-
ростом, он первым подаст весть о приходе чужих гостей. По краям же вдо-
воль было нарыто волчьих ям.
укрываться в лесах же. И уже облетело прозванье это весь уезд, наравне с
известиями о завоевательных намерениях Семена Барсука. Но сами барсуки и
не помышляли выходить покуда из своих нор. Хлеба было достаточно, бабьи
приношения не оскудевали. Однако вскоре было решено не допускать баб
дальше осинового молодняка, где сторожевая землянка. Бабы не то чтоб
обиделись, но как-то сами перестали ходить к барсукам.
по осени другого года. - Там у них происходили и собранья, а порой и
картеж, и пьянство. Там коротали длинные зимние ночи, - называлась зим-
ницей. Уставлена была мебелью со Свинулинской усадьбы и имела окна та
зимница...
бели, чтоб об этом можно было упоминать. Барсуки, правда, ездили на ос-
татки Свинулинского двора, но уже и до них неоднократно посетили мужики
Свинулинское пепелище. Барсуки взяли последнее: диванчик с чердака и же-
лезо с крыши, пошедшее на поделку дымоходных труб. Диванчик же, крытый
атласом, - а по атласу пунцовые линялые завитки, - долго не хотел вхо-
дить в узкий и грязный проход зимницы. И уже собирался Лука Бегунов пи-
лой смирить дворянскую спесь дивана, да Федор Чигунов спас. Ножки, по
его совету, откололи и остатки поставили в зимнице на чурбаках.
не нашлось охотников селиться в одиночку, отдали сторожевую Насте.
жественно подмигивал.
ки. Дальше терялась нить жизни их от чужого любопытного взгляда.
мужики затихли. В молчаньи возили ржаные кресты с полей, в молчаньи же
складывали их по ригам. Уверенности в завтрашнем дне не было, работы ле-
ниво шли. Во отогнание духа смятенья и тревоги - посемейно и вскладчину
варили самогон, но пили не напиваясь. Хмель еще больше бередил мужиковс-
кую рану. С нетерпеньем и жаждой ждали какого б то ни было конца.
звонким гумнам, но недружен был их стук. Хороший умолот не радовал. Дни
укорачивались, поздняя осень вступала в права. Среднее поле щетинилось
пегим омертвелым жнивьем. В несжатых полосах Пантелея Чмелева с шур-
шаньем рыскали галки. И неслышно точила их полевая мышь. На Курье зачер-
нели созрелые головы речного тростника. Их клонил вечерний ветер, шумел
ими, ломал их, сводя ни к чему работу летнего солнца.
отпросившийся на жнитво домой, стал бить жену. Так бывало у него каждую
осень, и крики Гарасимовой жены уже не будоражили соседей.
Фрол Попов Гарасиму, вышедшему поотдохнуть на крыльцо.
мое одобрение сквозило в его голосе. Ему, одряхлевшему Фролу, познавшему
за долгий век свой истинную цену смехам и огорчениям, - ему, ставшему
теперь только безмолвным наблюдателем чужих жизней, служили развлечением
старости чужие беды. - Что ж! хоронить будешь, выпьем с тобой, вот весе-
ло!..
обиделся.
ным овином. Больше руготни было, чем работы. Все обильней наползало туч
со всех сторон. От приходящих холодов уползало обессилевшее солнце в
Скорпионов знак. Потом стало поливать все это дождем.
прилипчивей. Некуда ехать. Воображенье создавало в каждом углу враждеб-
ные заставы. Да и незачем ехать: Сусаковские ярманки, где и конь бывало,
и пряник, и серп, и рукомойник, и ситец, и дуга, - приурачивались к Пок-
рову. А в этот Покров выйти за околицу - один ветер мечется, обжигаясь о
крапивы, не в меру расщетинившиеся по осени.
разуму. Обронил мимоезжий мужик, будто Гусаки всем миром записались в
солдаты, Воров искоренять. Да еще говорили, будто принес весть Фрол По-
пов, ходивший наниматься на лето в Сускию - а сам Фрол Попов отрекался -
предлагали уездные власти выгоду Бедрягинским мужикам:
прирежем.
вестного дела человек, в штиблетках. Пришел в Каламаево, что тоже и Ро-
гозино, потому что рогожи ткут, и заказал бабам лапти плесть, длиной в
один аршин, да еще с прибавком на обертку. На вопрос одной бабы, кому ж
такие надобны, было, якобы, отвечено, что де для собственных его братьев
во Христе.
- не доверилась баба.
лаевской полтине. - Через два месяца вернусь, выплачу всем вам золотом
пятьдесят шестой пробы. Все заберу, что наплетете. Жарьте, одним словом!
сяц шел, не являлся заказчик. А трудно было отстать от начатого дела.
Все липы в округе извели. И хоть издевалась над Каламаевками вся волост-
ная округа, все плели Каламаевки, как безумные, свои несосветимые лапти.
узнала, что лапотную выдумку нарочно подстроила советская власть, чтоб
не постились, не молились мужики, а жили бы девки с мужиками по адамову
правилу, нагишом. Другие прибавляли, что это сам барин Свинулин ходит
под видом бездельного человека в штиблетках и высматривает, кто из мужи-
ков отстроился из господского леса.
пуду с души, чтоб ушел подалее, не морочил бы мужиковских душ, или же
решить дело по-иному: поручить подходящему удальцу прикончить этого Сви-
нулина, буде явится за лаптями, а в уплату за службу выдать удальцу вы-
шеуказанные штиблетки; деньги же, если найдутся, отдать на благолепие
храма, что во имя Пресвятой Троицы в селе Воры.
Гусаки нищий солдат, кривой и молодой, но знающий, пояснил, поедая ми-
лостынную похлебку в доме у Василья Щербы, что лапти заказаны для войс-
ка, отправленного откуда-то в подкрепленье Барсукам.
но говорил он, усердно работая ложкой. - В лыже-то по снегам ускользать
невпример способней. Зверь, ему разума не дадено, потому и гибнет, что
без лыж. Он в сугроб тонет! Экось, Шебякин те Василий, может слыхивал?
Четырех лис этак вот зафрахтовал...
солдате, а рассказу его все еще не предвиделось конца. Щерба, отец ны-
нешнего Гусаковского председателя, уже отужинав, сидел прямой, как кол,
презрительно угадывая наперед все закоулки, по которым обтечет христа-
радная нищенская выдумка. Впрочем, были у Щербы тяжкие думы. Утром того
дня нашли наклеенную на исполкоме записку: "Никто не работай. Нынче
ночью придем. Барсуки". Записке этой не особенно поверил Щерба, но все
же не мог выгнать тревогу из сердца.
ли? - спросил Щерба нищего, как бы ненароком.
вой-те глаз зрения!..
кивнул на винтовку, прислоненную в угол койки и печи.
рятывая оставшийся кус хлеба за пазуху.
девкам о чем судачить на посиделках в мокрые осенние вечера. Да не до
того стало им. Обнищали парнями деревни. Девкам, которые на выданьи, су-
шила сердце злость. Безнадежно и безвыходно сидели в избе, визгливо го-
лосили весь вечер песни, но звучали похоронно и самые развеселые. Все
гармони в леса ушли. Переставали девки того года надеяться на замужест-
во.
ная телом, самая красивая и злая в Ворах. - Вот достанется тебе, Прас-
кутка, муж-то без ног. Качай да покачивай культяпки его!..