процентов векселя книгопродавцев и на следующий же день шел в их лавки
покупать якобы за наличный расчет какие-нибудь ходкие книги; затем вместо
денег предъявлял книгопродавцам их же собственные векселя. Он кое-чему
обучался, но преподанные уроки только научили его усердно избегать поэзии и
новейших романов. Он любил мелкие дела, полезные книги, приобретение которых
в полную собственность обходилось не свыше тысячи франков и которыми он мог
распоряжаться по своей прихоти, как, например: "Французская история в
изложении для детей", "Полный курс бухгалтерии в двадцати уроках", "Ботаника
для молодых девиц". Он уже упустил две или три хорошие книги, заставив
авторов раз двадцать ходить к нему и все же не решившись купить у них
рукописи. Когда же его упрекали в трусости, он ссылался на от-
ему даром, но принесший две или три тысячи прибыли. Барбе принадлежал к
числу робких издателей, которые кое-как перебиваются, боятся выдавать
векселя, любят поживиться на счетах, выторговать скидку; он сам размещал
свои книги, неизвестно где и как, но всегда ловко и выгодно. Он наводил ужас
на типографов, не знавших, как его укротить; он платил им в рассрочку и в
трудную для них минуту урезывал их счета; затем, боясь западни, он уже не
пользовался услугами тех, кого обобрал.
завалявшихся книг. Ну, а книги, как сострил один старый книгопродавец, не
франки. Книга идет плохо.
увидите на дубовой конторке, купленной на распродаже после банкротства
какого-нибудь виноторговца, сальную свечу, с которой не снят нагар: так она
медленнее сгорает. В полумраке, при мерцании этого условного светоча, вы все
же заметите, что полки пусты. Мальчуган в синей куртке сторожит эту пустоту.
Мальчик дышит на пальцы, притоптывает ногами, похлопывает рукою об руку, как
кучера на козлах. Оглядитесь! Книг в лавке не более, чем здесь у меня.
Непостижимо, чем в этой лавке торгуют.
невольно улыбнувшись, и извлек из кармана гербовую бумагу.- Я беру ваши
книжонки. Видите ли, я уже не могу платить наличными, торговля идет туго. Я
так и думал, что вы во мне нуждаетесь, а у меня нет ни одного су! Желая вам
услужить, я и приготовил этот векселей, а я не любитель давать свою подпись.
благодарность,- отвечал Барбе.
принимать ваших векселей,- отвечал Лусто.- Постойте! В верхнем ящике комода
лежит превосходная гравюра. Цена ей восемьдесят франков. Первые оттиски и
хлесткая статья! Ведь я описал ее довольно забавно. Я прошелся насчет
Гиппократа, отвергающего дары Артаксеркса. Каково! Эта чудесная гравюрка
пригодится врачам, которые, конечно, тоже отказываются от чересчур пышных
даров парижских сатрапов. Под гравюрой вы найдете еще десятка три романсов.
Берите все и дайте мне сорок франков.
Самое большое - двадцать! И то, пожалуй, потерянные деньги,- прибавил Барбе.
обшаривая карманы.- Э, вот они. Вы грабите меня, вы так умеете меня
обойти...
черту под бечевкой.
потеряет на нем тысячу экю, и поделом, пусть не обкрадывает меня! - шепнул
Этьен Люсьену.
в Египет", я перелистал книгу, не разрезая, прочел наудачу несколько страниц
и обнаружил одиннадцать погрешностей против французского языка. Я напишу
столбец и скажу, что если автор и изучил язык уток, вырезанных на египетских
булыжниках, которые именуются обелисками, то родного языка он не знает, и я
ему это докажу. Я скажу, что, вместо того чтобы разглагольствовать о
естественной истории и древностях, он лучше бы занялся будущностью Египта,
развитием цивилизации, научил бы, как сблизить Египет с Францией, которая,
некогда покорив его и затем потеряв, все же может еще подчинить его своему
нравственному влиянию. Затем я сделаю из этого патриотический монолог и
начиню его тирадами насчет Марселя, Леванта и нашей торговли.
нам политикой, ему следовало бы заняться искусством, изобразить страну со
стороны ее красот и, территориальных особенностей. Тут критик может дать
волю жалобам. Политика, скажет он, буквально захлестнула нас, она нам
наскучила, она все заполонила. Я пожалел бы об очаровательных описаниях
путешествий, в которых вам рассказывали бы о трудностях мореплавания, о
прелести выхода в открытое море, о наслаждении пересечь экватор - короче,
обо всем, что надобно знать людям, которые никогда не путешествуют. Воздавая
автору должное, можно посмеяться над путешественниками, которые прославляют,
как великие события, и перелетную птицу, и летающую рыбу, и рыбную ловлю, и
вновь открытые географические пункты, и знакомые отмели. Эти научные
премудрости совершенно невразумительны, но пленяют, как все
глубокомысленное, таинственное, непостижимое, и все ждешь нового. Подписчик
доволен, ему угодили. Что касается до романов, Флорина самая усердная
читательница, никто, кажется, на свете не читает столько романов; она
высказывает свое суждение, и я строчу статейки, покорствуя ее мнению. Когда
она находит скучным авторское пустословие, как она выражается, я сам беру
книгу и требую от издателя лишний экземпляр, который он мне с восторгом
присылает, предвкушая хвалебный отзыв.
проникнутый заповедями Содружества.
чистить легкие ткани: она разрывает их в клочья. Послушайте, оставим в покое
ремесло. Вы видите вот эту пометку?-сказал он, указывая на рукопись
"Маргариток".- Я сделал эту пометку чернилами под самой бечевкой на обертке
рукописи. Если Дориа прочтет вашу рукопись, он, конечно, перевяжет ее
по-своему. Таким образом, ваша рукопись как бы запечатана. Это не лишнее для
обогащения вашего опыта. И еще заметьте, что вы попадаете в лавку не с улицы
и не без кумовства, не так, как те бедные юноши, которые побывают у десяти
издателей раньше, чем один, наконец, предложит им стул...
заплатил извозчику три франка, к великому изумлению Люсьена, пораженного
подобным мотовством при крайней бедности. Затем друзья взошли в Деревянные
галереи, где тогда царствовала торговля так называемыми книжными новинками.
парижскую достопримечательность. Небесполезно описать этот гнусный базар,
ибо в продолжение тридцати шести лет он играл в парижской жизни столь
большую роль, что найдется не много людей в возрасте сорока лет, которым это
описание, невероятное для юношей, не доставило бы удовольствия. На месте
неприветливой, высокой и просторной Орлеанской галереи, подобия теплицы без
цветов, стояли бараки, или, точнее, дощатые лачуги, неряшливо крытые, скудно
освещенные слабым светом, пробивающимся со стороны двора и сада сквозь щели,
именуемые окнами, но более похожие на грязные отдушины харчевен за
парижскими заставами. Лавки образовали две галереи высотою около двенадцати
футов. Лавки, расположе1шые в центре здания, выходили окнами в обе галереи,
откуда шел зловонный воздух и проникало немного света, сквозь вечно грязные
стекла крыши. Эти тесные конурки шириною неполных шесть футов и длиною от
восьми до десяти футов так возросли в цене благодаря наплыву публики, что за
наем их платили по тысяче экю. Лавки, выходившие в сад или во двор, были
отгорожены низкой, обвитой зеленью решеткой,- может быть, для того, чтобы
предохранить непрочные стены здания от напора толпы. Стало быть, перед ними
оставалось пространство в два-три фута, где произрастали плоды самой
диковинной ботанической породы, неизвестной в науке, наряду с плодами
различных отраслей промышленности, не менее цветистыми. Обрывки оттисков
книг увенчивали розовый куст, и тем самым цветы риторики заимствовали
благоухание чахлых цветов этого сада, запущенного, но зато орошаемого
нечистотами. Разноцветные ленты и афишки пестрели среди листвы. Отбросы
модных мастерских глушили растительность: на зеленых стеблях виднелись пучки
лент, и вы испытывали разочарование, когда, пленившись цветком, обнаруживали
вместо георгина атласный бант. И со стороны двора и со стороны сада вид
этого причудливого дворца являл самый наглядный образец парижской
неопрятности: облезшая клеевая краска, отвалившаяся штукатурка, ветхие
вывески, фантастические объявления. Наконец, парижская публика немилосердно
пачкала зеленые решетки как во дворе, так и в саду. Казалось бы,
омерзительное и тошнотворное окаймление галерей должно было отпугивать людей
впечатлительных; но впечатлительные люди не отступали перед этими ужасами,
как принцы волшебных сказок не отступают перед драконами и преградами,
воздвигнутыми злыми духами, похитителями принцесс! Галереи были, как и
поныне, прорезаны внутренним проходом, и чтобы туда попасть, нужно было
пройти через два и поныне существующих перистиля, начатых построй-
каменная галерея, ведущая к Французскому театру, представляла в ту пору
узкий проход, чрезвычайно высокий и с плохим перекрытием, не защищавшим от
дождя. Она называлась Стеклянной галереей, в отличие от Деревянных галерей.
Кровля над этими вертепами находилась в столь плохом состоянии, что против
Орлеанов был возбужден процесс известным торговцем кашемировыми шалями и
тканями, у которого в одну ночь было испорчено товаров на значительную
сумму. Торговец выиграл тяжбу. Просмоленный холст, натянутый в два ряда,
Эриксон Стивен
Никитин Юрий
Панов Вадим
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Распопов Дмитрий