Петербург - поближе к тайнам русского Марса!
словно заботливая курочка:
Боже, ты бы знал, как я сгораю от любви...
нашей истории кануна Великой Революции!
4. ГРОМ И МОЛНИЯ
сбегаются любопытные:
из подворотни выскочила генеральша Лохтина в широком белом балахоне, словно
санитар на чумной эпидемии, а балахон она предварительно расшила ленточками,
цветочками и крестиками. Распутин, не желая публичного скандала, бешено рвал
из ее пальцев подол рубахи, сквернословя, кричал:
какой! Христосика порожу вскорости... Толпа хохотала, а городовые свистели:
кулаком в лоб. Лохтина, ойкнув, отлетела в сторону, Гришка, верткий как
угорь, прошмыгнув через гущу толпы, сразу вцепился в поручень проезжавшей
мимо пролетки:
Лохтину в участок.
баба орала:
только разлучили нас люди коварные...
Распутина вылетела на свет божий. А коляска с Распутиным уже заворачивала на
Инженерную - к дому статс-секретаря Танеева, отца Анютки Вырубовой и Саны
Пистолькорс...
****
Петербурге; с тех пор иеромонах заматерел в молитвах, но еще не потерял
иноческой выправки. Жизнь его выписывала сложные синусоиды взлетов и
падений... В разгар революции он был назначен преподавателем в Ярославскую
семинарию, где с резким политическим задором, не выбирая выражений, повел
черносотенную пропаганду. Но большинство семинаристов были настроены
революционно, и педагога они поколачивали. А когда узнали, что Илиодор
ненавидит Льва Толстого, они литографировали его "Крейцерову сонату" и в
темном утолку дали на подпись как список лекции по вышнему промыслу. Илиодор
сгоряча подмахнул: "Одобряю!" - а вышла потеха, весь Ярославль смеялся.
и семинарию закрыли... Илиодор перебрался в Почаевскую лавру на Волыни, где
его пригрел Антоний (Храповицкий), давший монаху несколько наглядных уроков,
как следует владеть интригой, чтобы черти завидовали. Здесь Илиодор выступил
с погромными речами как "охранитель престола", и слава о его проповедях
дошла до ушей царя. Николаю II импонировало мнение Илиодора, что в народных
бедствиях повинны одни евреи и интеллигенты. Илиодор превратил церковную
кафедру в политическую трибуну, на Волыни запахло дымком погромов... Антоний
сказал:
неприятностей не расхлебать будет! Илиодор отвечал Антонию:
его и так и эдак крути, он все себе поворачивается. И на любой крик бежит
охотно. Настали времена смутные, и нет на Руси правды. Будь моя власть, я бы
огнем по земле прошелся, все спалил бы дотла, а потом создал бы новое
царство - мужицкое! Знаешь, как при Иване Грозном было? Едет опричник по
улице, возле седла его приторочены метла паршивая и башка пса дохлого. Вот
едет он, супостат, и красуется. Ничего худого еще не сделал.
разбежались!
мертво станет... Это я - гром и молния!
который приветствовал его словами: "Паси ветер и пожнешь птиц парящих!" В
газетах тогда писали, что эти столпы черносотенства "поражают нас и своею
узостью, и своей талантливостью". Никакому эсеру, прошедшему огни и воды, не
удавалось подняться в агитации до такого пафоса, до такой силы внушения, до
каких поднимался Илиодор, умевший покорять словам тысячные массы людей. Наш
журнал "Наука и религия" недавно тоже воздал ему должное как блестящему
оратору: "Он умел говорить образно, страстно, доводя толпу верующих до
высокого, почти истерического накала. У него была устоявшаяся слава
защитника и благодетеля бедных". Способный говорить часами, пока люди не
падали в обморок, Илиодор умел быть и лапидарен, как Александр Македонский
перед побежденными (в этом сказывалась прекрасная академическая выучка). Но
делить с Гермогеном славу Илиодор не захотел и твердо обосновался в
Царицыне, превратив этот город в автономную цитадель "илиодоровщины". Что он
тут вытворял - непередаваемо! По его указам пароходы на Волге меняли
расписания. Илиодор врывался в публичные дома, переписывал всех, кого
заставал там, а утром царицынские матроны с ужасом читали в газете, где и с
какой проституткой провел эту ноченьку ее благоверный. Илиодор обрушивал
целые ниагары брани на властей предержащих: чиновники - взяточники, приставы
- шкуродеры, полицмейстеры - воры, а губернатор - дурак. С малярной кистью в
руках он шлялся по улицам и мазал квачем лица прохожих, имевших несчастье
носить очки или портфель. "Не нравится, сучья морда?" - спрашивал их
Илиодор... Синод запретил ему проповеди - не подчинился. Синод запретил
печататься - не подчинился.
самого губернатора графа С. С. Татищева, который, обескураженный от стыда,
явился к Столыпину.
Илиодора, отправив его в Минск по этапу; машина МВД заработала, и через день
премьер был извещен из Царицына, что полицейские участки в городе полностью
разгромлены илиодоровцами, сам полицмейстер ранен, а морды всех приставов, с
помощью того же легендарного квача, вымазаны какой-то особой пахучей
краской, которую не отмыть даже скипидаром. - Хорошо, Сергей Сергеевич, -
сказал премьер Татищеву, - возвращайтесь на свое воеводство, а я буду
действовать теперь через его величество...
Минскую епархию и сидеть там тишайше. Илиодор не подчинился! Император издал
второй указ. Илиодор, ознакомясь с ним, сказал, что поедет... только не в
Минск, а скоро открыто появился в столице - гостем царского духовника
Феофана.
не давали сказать того, что он думает? Феофан сильно изменился (похудел,
потускнел).
положение при дворе пошатнулось.
втаскивал. А ныне он возлетел. Ох, обманулся я! Нет святости - одни бесы
скачут. Сказал я государю, что Гришка плут и бабник, так что? Тьфу ты,
господи... Теперь царица глядит на меня, будто солдат на вошь. Больше ты
ничего не спрашивай...
в доме статс-секретаря Танеева, где поджидал приезда из Царского Села его
дочери. В гостиную вдруг смелым шагом вошел Григорий Распутин, и монах не
забыл отметить в своих мемуарах, что "брюки из дорогого черного сукна сидели
на его ногах в обтяжку, как у военных, а дорогие лакированные сапоги
бросались в глаза блеском и чистотою..." Поразительно, что Распутин
моментально узнал Илиодора и сразу же двинулся к нему, уже отлично
извещенный обо всех скандалах в Царицыне.
от бога данную, не лай, не лай, - наставительно произнес Распутин, даже