Чтение 51–й страницы книги ~Секретный фарватер~

Но это всего лишь обезьяна-ревун. Просто разминает себе легкие перед
сном, забравшись на свой "чердак", то есть на самую верхушку дерева.

"Ну? - поторопил меня капитан. - Слышите?"

Да! Что-то необычное примешивалось к этому хору. На болоте, в лесу,
словно бы отбивали такт.

Мне вспомнился Шеффилд. Так работает паровой молот. Но, конечно, здесь
это сравнение было ни к чему.

"Индейский барабан", - пробормотал капитан.

"Скорее, топот многих ног", - возразил помощник.

"Пляска духов!" - вполголоса сказал рулевой.

Мы переглянулись.

Я, конечно, знал об этой священной пляске. По слухам, ее совершают раз в
году, в безлунные ночи, на специально расчищенных полянах. При этом
приносятся человеческие жертвы. Толковали о том, что Огненные Муравьи прячут
в недоступных зарослях своего идола, по-видимому нечто вроде мексиканского
Вицлипуцли, бога войны. И культ его, древний, кровавый, сохраняется в
строжайшей тайне.

Я расстегнул последнюю пуговицу на рубашке.

Ну и духота!

В машинном отделении - сто два градуса по Фаренгейту, но наверху немногим
лучше. Неподвижный воздух наполнен запахами гниения, ила, застоявшихся
испарений болота.

Под этим лиственным пологом чувствуешь себя так, будто тебя засадили
внутрь оранжереи. Не хватает воздуха, рубашка липнет к телу, сердце выбивает
тревожную дробь. И выйти нельзя! Заперт на замок!

Прислушиваясь к грохоту барабанов - если это были барабаны, - наш рулевой
зазевался. "Камоэнс" стал лагом к течению, потом ударился бортом о песчаный
перекат. От сильного толчка пассажиры проснулись.

Тотчас изо всех закоулков "Камоэнса" понеслись протяжные, взволнованные
жалобы:

"Где мы? Почему стоим? Мы тонем?"

Капитан сердито обернулся к помощнику:

"Заставь их замолчать!"

Тот сбежал по трапу.

Но, вероятно, он сболтнул о пляске духов, потому что жалобы стали еще
громче. Страх, как головешка на ветру, перебрасывался по палубе из конца в
конец, разгораясь все сильнее.

И вдруг шум стих. Только плакали дети, а матери вполголоса унимали их.

Мы увидели светящуюся дорожку на воде!

Глава вторая. ПУЛЕМЕТЧИКИ И РЫБА ПИРАЙЯ.

- Как - светящуюся дорожку? - Виктория с удивлением оглянулась на Шубина.
- Это ты видел светящуюся!..

- Я видел в шхерах, Нэйл - на реке. И как выглядела она, кэмрад?

- Она выглядела странно, - ответил Нэйл. - Будто гирлянда праздничных
фонариков была подвешена на ветках, потом провисла под своей тяжестью и
опустилась на воду.

- Правильно.

- Но это не были праздничные фонарики! - Нэйл спешил рассеять возможное
заблуждение. - Это были светящиеся вешки. Ими обвехован фарватер.

- И он тянулся вдоль реки?

- Нет, пересекал ее.

- Ну, ясно. - Шубин задумчиво кивнул. - Вешки ограждали подходы к заливу
или протоке. Воображаю, какие там густые камыши! Кто же прошел по
огражденному вешками фарватеру?

- Никто.

- Не может быть!

- Мы, по крайней мере, не заметили никого. Наверно, фонарики зажгли для
проверки. Через минуту или две они погасли.

- И это было близко от вас?

- С полкабельтова, не больше.

- А грохот барабанов? Прекратился?

- Не прекращался ни на минуту.

- Да, непонятно.

- А чем непонятнее, тем опаснее! Я так и сказал капитану. "Пойду к
машинам, - сказал я. - Не нравится мне это. Мой совет: разворачиваться и
уносить ноги поскорее!" - "Согласен с вами, - говорит капитан. - Да ведь тут
развернуться не так-то просто. Я пошлю помощника промерить глубины. Не
сходите ли за компанию с ним?"

Забыл сказать, что наш старший помощник валялся у себя в каюте с
приступом малярии, руки не мог высунуть из-под одеяла. Ну, а на второго,
сами видите, надежда была плоха.

"Понимаю, - говорю я. - Ладно! Схожу за компанию!"

Спустил ялик. Помощник сел на корму. Я взялся за весла. Стали окунать в
воду футшток.

Перекаты были в нескольких местах, но ближе к правому берегу. Держась
левого берега, почти у самых камышей, можно было свободно пройти.

Я начал было разворачивать ялик, собираясь вернуться на корабль. Вдруг
вижу: камыши расступаются, оттуда выдвигается что-то черное, длинное!

Второй помощник оглянулся и чуть не выронил футшток.

Аллигатор? Ну нет! Штука нестрашнее аллигатора. Индейский челн!

Он медленно скользил по воде прямо на нас.

Пустой? Да, как будто.

Но индейцы, я слышал, иногда применяли уловку: ложились плашмя на дно
челна, подплывали на расстояние полета копья и лишь тогда поднимались во
весь рост.

Помощник вытащил пистолет. Я приналег на весла.

С мостика, верно, заметили, что мы гоним изо всех сил. Пароход начал
разворачиваться.

Я не сводил глаз с камышей. Каждую минуту ожидал, что оттуда вырвутся на
плес другие челны, целая флотилия челнов.

Однако камыши были неподвижны.

И челн, который выплыл из зарослей, не преследовал нас. Течение
подхватило его и понесло, поставив наискосок к волне.

"Хитрит индеец, хитрит! - бормотал помощник. - Прячется за бортом!"

Но я начал табанить. Потом быстро развернулся, погнался за челном и,
зацепив его веслом за борт, подтянул к ялику.

Помощник был прав! На дне челна неподвижно лежал человек!

Я занес над ним весло. Помощник с опаской потыкал его в спину дулом
пистолета.

"Мертвый?"

"Дышит. Но без сознания. Вся спина в крови".

Мы отбуксировали челн к "Камоэнсу".

Раненый оказался индейцем. На нем были только холщовые штаны. Когда мы
перенесли его в каюту и положили на койку, то увидели, что спина у него, как
у тигра, в полосах, но кровавых!

Ему дали вина. Он очнулся и забормотал что-то на ломаном португальском.

Но тут капитан приказал мне идти вниз.

"Вот что, красавцы! - сказал я своим кочегарам. - Хотите участвовать в
человеческих жертвоприношениях? Я - нет! Вы тоже нет? Тогда держать пар на
марке! Выжмем все, что можно, из .нашей землечерпалки!"

И мы выжали из нее все, что можно.

В ту ночь у топок не ленились. От адского пара глаза лезли на лоб! Но
сверху, с мостика, то и дело просили прибавить обороты.

"Ну еще, Нэйл, еще! - бормотал капитан. - Ну хоть чуточку!"

Как наши котлы не взорвались, ума не приложу.

Под утро я поднялся на мостик.

Влажное тело обдало ветерком - от движения корабля.

"Камоэнс" показал невиданную в его возрасте прыть. Только искры летели из
трясущихся труб. Он мчался вниз без оглядки, суетливо двигая плицами, как
бегущая женщина локтями.

Капитан мрачно сутулился рядом с рулевым.

"Как наш полосатый бедняга?" - спросил я, закуривая.

"Умер".

"Неужели? Жаль его!"

Капитан кинул на меня взгляд исподлобья:

"Самим бы себя не пожалеть! Напрасно мы взяли его на борт".

"Почему?"

"За ним была погоня. Он сам сказал это. А теперь гонятся за нами".

"Кто гонится?"

"Его хозяева".

"Не понимаю. Индейцам нас не догнать".

"При. чем тут индейцы?"

"Но ведь он сбежал из-под ножа! Разве не так? По-моему, его собирались
принести в жертву богу войны".

"Он бежал не от индейцев, а от белых".

"Каких белых?"

"Он считал, что это немцы".

"А! Фольксдойче?"

"Не фольксдойче. Я так и не понял до конца. Он потерял много крови,
приходил в себя на короткое время. Бормотал о белых, которые не хотят, чтобы
видели их лица, и поэтому ходят в накомарниках. Правда, в зарослях, как вы
знаете, уйма москитов и песчаных мух. Но между собой эти люди разговаривали
по-немецки".

"А он понимал по-немецки?"

"Немного. Когда-то работал у фольксдойче. Но он не сказал своим новым
хозяевам, что понимает немецкий. Кем, по-вашему, он работал у них?"

"Носильщиком? Добытчиком каучука?"

"Он состоял при машине, которая забивает сваи! По его словам, люди в