Чтение 51–й страницы книги ~Ночевала тучка золотая~

Колька сперва не понял. Потом сообразил, что он пересказывает Алхузуру
историю самого Кольки. Откуда только узнал... Оттого и лысый, как Демьян.
Лысые ушлые, Сашка говорил. Военный спросил:

- А где вы встретились? Ты и Николай? Вы встретились в Березовской?
Алхузур молчал. Военный повернулся к Кольке, вкрадчиво спросил:

- Ты-то помнишь, где вы познакомились? Я от твоего приятеля не могу
добиться.

- Он не приятель. Он мой брат.

- Какой брат? - оживился военный. - Названый?

- Он мой родной брат, - повторил Колька.

- Так уж родной? - насмешливо повторил военный.

- Да.

- Как же его зовут?

- Сашка.

- Это он - Сашка? Да ты посмотри! - И военный сверху двумя пальцами
взял Алхузура за виски и силой повернул лицом к Кольке. - Он же черный! А ты
светлый! Какие же вы братья?

- Настоящие, - сказал Колька.

Военный шепнул Ольге Христофоровне, и та вышла.

Он продолжал ходить, вышагивал, поскрипывая сапогами, по комнате и
будто с разных сторон оглядывал Алхузура. На Кольку он не обращал внимания.

А штатский молчал. Он все время молчал. Его вроде бы и не было.

Вдруг вошла вместе с Ольгой Христофоровной Регина Петровна.

- Садитесь, - предложил, будто приказал, ей военный. - Вы были
воспитательницей в колонии под Березовской?

- Да, - тихо ответила Регина Петровна и посмотрела на Кольку. Какой-то
жалкий, просящий был у нее на этот раз взгляд.

- Вы помните братьев Кузьминых, которые жили там?

Регина Петровна кивнула.

- Хорошо помните? - спросил военный и сердито посмотрел на Регину
Петровну.

- Да. Помню, - отвечала она.

- Вот посмотрите... Вы их узнаете? - И военный повел рукой в сторону
Алхузура. Колька стоял сбоку.

- Да, - едва слышно произнесла Регина Петровна.

- Это кто? - И военный ткнул пальцем в сторону Кольки.

Регина Петровна помолчала, назвала:

- Кажется... Это Коля.

- Ага, - кивнул удовлетворенно военный. - А это? - И указал на
Алхузура.

Регина Петровна продолжала смотреть на Кольку.

- Я думаю... - начала она и запнулась.

- Вы думаете? Или вы знаете? Регина Петровна молчала.

- Но я вас слушаю! Слушаю! - громко проговорил военный и
многозначительно посмотрел на штатского. Тот никак не реагировал.

- Это... Саша... - слабым голосом произнесла Регина Петровна.

- Вы уверены, что он именно Саша, его брат? Регина Петровна едва
кивнула.

- Вы хорошо подумали, отвечая на мой вопрос? - Военный прошел за спину
Регины Петровны и теперь разговаривал с ней, как бы обращаясь к ее затылку.
Регина Петровна, испугавшись, рывком обернулась к нему.

- Что? - спросила она, и тут же повторила, чуть суетливо: - Да. Ну,
конечно, уверена. Их, правда, было много, и я их сперва путала...

- Значит, можно предположить, что вы и сейчас способны спутать? -
нависая над головой Регины Петровны, настаивал военный. Даже Колька устал от
его прямолинейно-твердого тона. Будто их всех, допрашиваемых здесь,
перепиливали одной тупой пилой.

Регина Петровна вздохнула. Ей, наверное, очень хотелось курить.

- Нет, я думаю, что я...

- Опять думаете! А вы не думайте! - посоветовал вдруг, усмехнувшись,
военный. - Вы же воспитательница, да? И небось учили детишек не лгать? А как
же вы теперь - да еще при них! - лжете?

- Я не лгу, - как провинившаяся школьница произнесла, потупясь, Регина
Петровна.

- Вот и отлично! - произнес военный и сделал несколько шагов по
комнате. - Так вы говорите, что способны спутать детей, и поэтому вы не
уверены, что здесь, перед вами, братья? Я вас правильно понял?

Регина Петровна не отвечала.

- Так, да? - Военный повысил голос и вдруг прикоснулся рукой к затылку
Регины Петровны. Она дернулась, но не отстранилась.

- Нет, - произнесла и поглядела на Кольку.

- Что, нет! Что, нет! - крикнул военный и стукнул ладонью по папке,
которую держал в руке. Раздался громкий хлопок. Все вздрогнули.

- Нет... То есть я могу... Я хочу сказать... Что они... Что они...
братья...

Военный уже не слушал ее, складывал в папку бумажки.

Не простившись, он вышел из комнаты, было слышно, как отъехала машина.

Остальные остались в комнате. И штатский остался.

Все молча ждали, что он скажет, а он тоже молчал. Создалась мертвая
пауза.

Ольга Христофоровна решилась к нему обратиться:

- А у вас... простите, никаких вопросов? Человек даже не шевельнулся.
Он продолжал смотреть в окно, будто это не к нему обращались. Но вдруг
повернулся, сказал через сомкнутые губы:

- Дайте, пожалуйста, список.

- Список детей? - спросила заведующая. Он протянул руку, не пытаясь
ничего объяснять, и Ольга Христофоровна подала ему листок.

Он быстро, мельком заглянул и поинтересовался:

- А вот этот Муса? Он что, татарин?

- Да, - сказала Ольга Христофоровна. - Он сейчас тяжело болен.

- Откуда? - спросил штатский, пропустив мимо ушей про болезнь. - Не из
Крыма случайно?

- Кажется, из Казани, - ответила заведующая.

- Кажется... А Гросс? Немка?

- Не знаю, - сказала заведующая. - Какое это имеет значение? Я тоже
немка!

- Вот я и говорю. - Голос у штатского звучал очень ровно, в нем было
что-то тихое, бесшумное почти, будто два крыла сзади шелестели. Все в нем
понравилось бы Кольке, только губы, тонкие, чуть кривые, жили как бы сами по
себе, и в них, в том, как они изгибались, было что-то чужое, холодное.

- Понабрали тут, - повторил человек и бросил список прямо на стол, хотя
Ольга Христофоровна, уловив его движение, уже протянула руку.

- Мы их не набираем, - сказала Ольга Христофоровна. - Мы их принимаем.

- Надо знать, кого принимаете! - чуть громче произнес человек, и опять
же никакого зла или угрозы не было в его словах. Но почему-то взрослые
вздрогнули.

И только Ольга Христофоровна упрямилась, хотя видно было, что она
больна и ей тяжело продолжать разговор.

- Мы принимаем детей. Только детей, - отвечала она. Взяла список и
будто погладила его рукой.

На следующий день всех детприемовских, в том числе и слепых, повели в
театр. Шли попарно, зрячие вели слепых. В театре открылся занавес и началось
волшебство под названием "Двенадцать месяцев".

Колька сидел рядом с Антоном, по другую сторону сидел Алхузур. Они
пытались пересказывать Антоше все, что видели на сцене, но это было так
трудно! Злая мачеха велит своей падчерице принести зимой красных ягод
земляники, и девочка уходит в ледяной лес. Она замерзает от холода, но
вдруг... Как бы Колька описал это, если вдруг прямо посреди поляны
загорелся, вспыхнул огромный костер и вокруг него сидели двенадцать месяцев.

Алхузур онемел от восторга, а Колька рот открыл, и слюнка потекла.

Антоша же дергал их за руки и просил: "Ну что там? Что там?"Никогда
ребята не были в театре и выходили будто пьяные. Дорогой Колька молчал,
боялся со словами растерять что-то из увиденного.

Вечером всем раздали - сама Ольга Христофоровна это делала - по
конфетке, по два печенья и по два бублика - такой шикарный подарок, и всех
зрячих выстроили по одну сторону елки, а слепых напротив. Слепые спели им
песню про елку, а потом Ольга Христофоровна громко закричала:

- Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!

Все ребята закричали "ура!". Даже больной Муса слышал из своей спальни
этот крик, тоже подхватил его.

А потом зрячие ребята выступали, каждый с чем мог, а Колька стал читать
стихи... Про тучку золотую.

...Но остался влажный след в морщине Старого утеса...

Колька замолчал и посмотрел на слепых: они, вытянув шеи, напряженно
слушали. Будто боялись пропустить даже его молчание... А оно затягивалось,
потому что у Кольки перехватило дыхание и сжало горло. Он никак не мог
выговорить слово "одиноко"...

Хотелось заплакать.

Он вдруг понял вот сейчас, стоя перед слепыми, что кончилась его
кавказская жизнь, а завтра, как им сказали, их повезут куда-то, где будет у
них совсем другая жизнь.

Сбоку елки стоял Алхузур и тоже смотрел на Кольку. Уже стали
подсказывать слова, но он не выдержал и убежал в коридор, А слепые
зааплодировали ему вслед.

Утром их подняли раньше обычного, часов в шесть. Даже Мусу заставили
одеться, его отправляли тоже. Оставались лишь слепые. Но когда всех
выстроили, чтобы вести на станцию, откуда-то появился Антон и закричал:

- Кузьменыши! Вы здесь? Вы здесь?

- Антон! - крикнул Колька и выскочил из строя. Антон нашел руку Кольки
и протянул бумажку. На ней было выколото пупурышками на языке слепых.