времени нервно преломляет кусок хлеба и бросает прямо на скатерть, крошит
баранки короткими пальцами и сорит вокруг хрустальной вазы. Но гости этого
не видят - они слушают его, внимают проповеди...
человека, он разговаривал о Боге и душе".
сослуживец Пистолькорс привел его в какую-то квартиру на Васильевском
острове, наполненную любопытными. И князь навсегда запомнил вдохновенную
речь...
звериными привычками? - начал Распутин. - Как вылезти из ямы греховной?..
Как найти ту тропинку, которая ведет из нашей клоаки на чистый воздух, на
Божий свет?.. Такая тропинка есть. И я ее покажу... Спасение - в Боге... А
увидишь ты Бога только когда вокруг себя ничего видеть не будешь. Потому что
все вокруг - и дело, которое делаешь... и даже комната, где ты сидишь, - все
заслоняет от тебя Бога. Что же ты должен сделать, чтобы увидеть Бога? -
вопрошал он в наступившей тишине в каком-то нервном напряжении. - После
службы церковной, помолясь Богу, выйди в воскресный или праздничный день за
город, в чисто поле. И иди, иди, пока не увидишь позади себя черную тучу от
фабричных труб, висящую над Петербургом, а впереди синеву горизонта. Стань
тогда и помысли о себе. Каким маленьким ты покажешься себе и ничтожным, а
вся столица... в какой муравейник преобразится она пред твоим мысленным
взором... И куда денется тогда твоя гордыня, самолюбие, сознание твоей
власти?.. И вскинешь ты глаза свои на небо... и почувствуешь всем сердцем,
всей душой, что один у тебя Отец - Господь, и что только Ему нужна твоя
душа. Он один заступится за тебя и поможет тебе... И найдет на тебя такое
умиление... Это первый твой шаг на пути к Богу. Можешь дальше в этот раз и
не идти. Возвращайся в мир, становись на прежнее дело, но храни как зеницу
ока то, что принес с собой... Бога ты принес с собой. И береги Его, и
пропускай теперь через Него всякое дело, которое будешь делать в миру...
Только тогда всякое земное дело превратится в Божье Дело... Вот это и есть,
как сказал Спаситель, "Царство Божие внутри нас". Найди Бога и живи в Нем и
с Ним... "
ничего нового он не говорил. Но некая нервная сила, которая от него
исходила, гипнотизировала". Так что можно представить, какое благоговение
испытывали те, кто ему поклонялись, когда он говорил с ними... Но часто он
вдруг обрывал речь, и раздавался повелительный голос, так поразивший
Джанумову: "Пиши!"
одной из поклонниц, и она начинает писать. Его поучения часто повторяются -
он знает, как важно все повторять "моим дурам". (Так он назвал в одной из
телеграмм своих поклонниц. "Дуры" - потому что образованные, а простых вещей
не понимают... ) Он диктует, как сохранить в душе Любовь, несмотря на все
беды и поношения. Прежде всего о Любви к Творцу он говорит этим несчастным
женщинам - вдовам, разведенным, брошенным, разлюбленным. Они - абсолютное
большинство в его "салоне".
будут приятны"... И слова, звучащие как песнь: "Боже, я - Твой, а Ты - мой,
не отними меня от любви Твоей!" Эту запись за ним сделала царица.
они начинали петь. И петербургские дамы хором затягивали старинные духовные
песнопения - вместе с мужиком...
красивым голосом сопрано запела, остальные подпевали... низкий приятный
голос Распутина звучал, как аккомпанемент, оттеняя, выделяя женские голоса.
Никогда раньше не слышала этой духовной песни. Красива и грустна. Потом
стали петь псалмы", - вспоминала Джанумова.
они часто пели духовные песни...
вскакивал и требовал музыку. И начиналась его знаменитая, какая-то отчаянная
пляска! "В его пляске было что-то хлыстовское... Плясал он истово,
продолжительно, с особыми нервными и исступленными движениями, подскакивая и
по временам вскрикивая "ух!", каким кричит человек, когда его опускают в
ледяную воду... он танцевал от 15 минут до часа без перерыва... вдохновляясь
до какого-то экстаза, исступления... он говорил, что все религиозные люди
должны быть хорошими танцорами, при этом ссылался на царя Давида, скакавшего
перед скинией целую дорогу", - вспоминал Филиппов.
трепет весь "салон". И торжествующий голос Акилины сообщал Распутину: "Из
Царского телефон!"
обнимал и целовал в губы... "Сухариков, отец!" - просили дамы. Он раздавал
всем черные сухари, которые заворачивали в душистые платочки... прятали в
сумки... потом шептались с прислугой, выпрашивая грязное белье отца... и
чтоб с его потом". Под суровым взглядом Акилины барыни забирали грязное,
потное мужицкое белье... И Муня помогала уходившим надевать ботики.
уходили в прихожую. Отмечу такую странность у Вырубовой: как-то, простившись
в прихожей с Распутиным, она зачем-то вернулась в комнату, но отказалась при
этом на прощанье подать мне руку, заявив... что уже простилась с отцом и
более ни с кем прощаться не будет".
приносила счастье...
описывать все подробно, терпеливо приводили показания его друзей и врагов.
Но... по-прежнему остаются два вопроса, которые мы задавали себе и в начале
пути.
поучениями. Тартюф - характер европейский. Здесь же характер - таинственный,
азиатский. Персонаж куда посложнее, и тайна куда любопытнее...
просветления, прозрения? Теперь мы можем ответить: были.
"особую комнату" и ставшие полубезумными, перемешав религию с похотью? И они
были.
времени в жизни Распутина, как о "духовной поре".
достижения им известной духовной высоты, с которой он потом скатился".
лежала печать скромности".
годов... "
почему они так говорят?
бескорыстен, рассказывал "царям" о том, чего они не знали - о труде и быте
простого народа, о радостях странника наедине с природой и Богом. Он снимал
нервические припадки царицы и вселял уверенность в царя. Он спасал их
сына...
за проститутками, запросы в Думе с цитатами из показаний его жертв, рассказ
няньки царских детей и многое другое - все это, как мы теперь знаем,
доходило до Николая и Александры. Премьеры Столыпин и Коковцов, фрейлины,
двор, любимая сестра Элла и все члены Романовской семьи вплоть до великого
князя Николая Николаевича (которому царь, кстати, доверял настолько, что
назначит его Верховным главнокомандующим в грядущую войну), исповедник
царицы Феофан - все говорят им о разврате Распутина.
недоступное суетным его обвинителям?
попытке понять его учение.
тогда только что кончила гимназию и... благодаря случайному знакомству
посещала тайные собрания "Божьих людей", как они себя называли (много позже
я узнала, что их же зовут хлыстами... ) И вот там, на окраине города,
однажды, во время обычного вечернего чая с изюмом, любимого напитка "Божьих
людей", Кузьма Иваныч, как звали хозяина, вдруг повел речь о старце Григории
Распутине... Прищурив свои яркие глаза (у всех хлыстов глаза совершенно
особые: они горят каким-то жидким переливчатым светом, и иногда блеск
становится совершенно нестерпимым), он... сказал нехотя: "Он с нашими