него дотянуться.
теплее, потом погасил фонарь. Алкоголь убаюкивал его, притуплял все
чувства. В холоде пустой комнаты до него доносились тихие всхлипывания
Бесси. Он сделал последнюю долгую затяжку и потушил сигарету. Заскрипели
под ногами Весен половицы. Он лежал неподвижно, ощущая приятную теплоту.
Напряжение в теле не ослабевало: у него было такое чувство, как будто ему
пришлось очень долго сохранять неудобную позу, и теперь, когда ничто не
мешало, расслабиться он не мог. Его томило желание, но, покуда Бесси
стояла у стены, он не давал своим мыслям устремляться в эту сторону. Бесси
была подавлена горем, и не о ней он должен был сейчас думать. Та часть его
существа, которая всегда заставляла его хотя бы внешне приноравливаться к
чужим требованиям, не допускала и теперь в его сознание того, чего жаждало
его тело. Он услышал шелест ткани в темноте и понял, что Бесси снимает
пальто. Сейчас она ляжет тут, рядом с ним. Он ждал. Через несколько секунд
ее пальцы легко задели его по лицу; она ощупью искала изголовье. Он
потянулся и нашел ее локоть.
Теперь, когда она оказалась так близко, голова у него закружилась сильнее
и напряжение во всем теле стало еще больше. Налетел порыв ветра, ветхая
рама затрещала, и по всему дому пошел скрип. Под одеялом было тепло и
уютно, несмотря на подстерегавшую опасность. Старый дом может обрушиться и
похоронить его во время сна, но зато здесь меньше риска попасться полиции.
Он положил руку Бесси на плечо; он чувствовал, как она отходит,
успокаивается, но, по мере того как она успокаивалась, его напряжение все
росло, кровь обращалась быстрее.
ветер рванул окно, завыл, отдался где-то в углах тихим шелестом и стих. Он
повернулся на бок, лицом к ней. Он поцеловал ее; губы у нее были холодные.
Он целовал ее до тех пор, пока они не стали мягкими и теплыми. Огромная
теплая волна желания поднялась в нем, настаивая и требуя; его рука
скользнула с ее плеча ниже, нащупала ее грудь; он просунул другую руку под
ее голову и продолжал целовать ее крепкими, долгими поцелуями.
она подчинилась и только негромко всхлипывала. Потом он услышал вздох -
вздох, который он хорошо знал, потому что много раз слышал его раньше; но
на этот раз он прозвучал глубже, чем всегда: в нем была покорность, отказ
от борьбы, как будто она отдала ему не только свое тело...
напряжения, и слушал вой ночного ветра, покрывавший дыхание обоих. Он
отвернулся от нее и лежал опять на спине, широко раскинув ноги. Остатки
напряжения постепенно покидали его. Дыхание успокаивалось, становилось все
менее и менее слышным и наконец пошло настолько ровно и тихо, что он
совсем перестал его замечать. Спать ему не хотелось, и он лежал, чувствуя
Бесси тут же, рядом. Он повернул к ней голову в темноте. До него донеслось
ее мерное дыхание. Ему захотелось узнать, спит она или нет; где-то в
глубине у него притаилась мысль, что он дожидается, когда она уснет. В
том, что он рисовал себе впереди, Бесси не было места. Он вспомнил, что,
войдя в комнату, видел на полу два кирпича. Он попытался представить себе
точно, где они лежали, но не смог. Однако он знал, что они есть; все-таки
придется найти хотя бы один. Лучше бы он ничего не говорил Бесси про это
убийство. Но она сама виновата. Она так приставала к нему, что пришлось
сказать. А потом, откуда же он мог знать, что кости Мэри найдут так скоро.
Он не чувствовал сожаления, когда перед ним вновь возник образ дымящей
топки и белых осколков кости в золе. Почти целую минуту он тогда смотрел
на эти осколки и не догадывался, что это кости мертвой Мэри. Что так или
иначе все станет известно и его постараются захватить врасплох внезапно
предъявленной уликой, такая мысль у него была. Но он не мог себе
представить, что будет стоять и смотреть на эту улику, не узнавая ее.
Он прислушался к ее дыханию. Нельзя было взять ее с собой - и нельзя было
оставить ее здесь. Да. Она спала. Он восстановил по памяти расположение
комнаты, насколько он успел ее рассмотреть раньше, при свете фонаря. Окно
приходилось прямо над его головой. Фонарь стоял рядом, револьвер лежал тут
же, рукояткой к нему, так что стоило только протянуть руку - и можно было
стрелять. Но револьвер не годится: выстрел произвел бы слишком много шуму.
Лучше кирпич. Он вспомнил, как он открывал окно; оно открывалось без
труда. Да, другого ничего не придумаешь, придется выбросить _это_ за окно,
в глухой пролет между домами, там _этого_ никто не заметит, разве что
позднее, когда пойдет запах.
взять ее, она постоянно будет плакать; будет упрекать его за все, что
случилось, будет требовать виски, чтобы легче забыть, а случатся такие
дни, когда он не сможет достать ей виски. В комнате стояла черная тьма и
было тихо; город перестал существовать. Он медленно сел, затаив дыхание,
прислушиваясь. Бесси дышала глубоко и мерно. Нельзя было взять ее - и
нельзя было ее оставить. Он протянул руку и нащупал фонарь. Он снова
прислушался; она дышала, как дышит во сне очень усталый человек. Когда он
сел, одеяло с нее соскользнуло, и он боялся, что холод разбудит ее. Он
поправил одеяло, она не проснулась. Он надавил пуговку фонаря, и на
противоположной стене возникло пятно желтоватого света. Он поспешно отвел
его на пол, боясь потревожить ее сон; и при этом в какую-то долю секунды
перед ним промелькнул один из кирпичей, которые он видел, когда вошел в
комнату.
прервалось. Он вслушивался, но не мог его услышать. Ее дыхание было белой
нитью, свешивающейся над бездонным черным провалом; он висел на конце этой
нити и видел, что в одном месте она перетерлась; если она оборвется, он
полетит вниз, на острые камни. Но тут он опять услышал дыхание Бесси:
вдох, выдох, вдох, выдох. Тогда и он перевел дух, но старался дышать как
можно тише, чтобы не разбудить ее. Страх, который он испытал, когда она
пошевелилась, убедил его, что нужно действовать уверенно и быстро. Он
осторожно высунул ноги из-под одеяла, потом подождал с минуту. Бесси
дышала ровно, глубоко, неторопливо. Он поднял руку, и одеяло свалилось с
него. Он уперся ногами, и усилие мышц медленно, плавным движением подняло
его тело. За окном, в холодной ночи, ветер жалобно выл, точно дурачок,
упавший в ледяной черный колодец. Биггер осторожно навел пятно света туда,
где, по его расчетам, должно было находиться лицо Бесси. Да. Она спала. Ее
черное лицо, мокрое от слез, было спокойно. Он выключил свет, повернулся к
стене и стал шарить по холодному полу в поисках кирпича. Он нашел его,
крепко стиснул в руке и на цыпочках пошел назад, к постели. Ее дыхание
указывало ему путь в темноте; он остановился возле того места, где должна
была лежать ее голова. Ее нельзя было взять с собой - и нельзя было
оставить; значит, нужно было ее убить. Нужно было ценой ее жизни купить
свою. На одно мгновение, чтобы точнее наметить удар, он включил свет, с
опаской, как бы не разбудить ее; потом выключил снова, сохранив перед
глазами образ ее черного лица, спокойного и ясного во сне.
ощущение реальности всего происходящего. Сердце отчаянно стучало, точно
пробивало себе выход из груди. Нет! Только не это! Дыхание застряло в
груди, распирая легкие, он напряг все мышцы, стараясь усилием воли
сдержать усилие тела. Нужно найти другой путь. Потом ужас рассеялся так же
внезапно, как возник. Но ему пришлось ждать, пока вернется этот образ,
этот импульс, это неодолимое желание уйти от руки закона. Да. Так _должно
быть_. Вновь явилось перед ним видение приближающегося белого пятна, Мэри,
объятой пламенем, Бриттена, правосудия, гонящегося за ним по пятам. Он
снова был готов. Рука крепко сжимала кирпич. Мысленно он увидел, как рука
с кирпичом описала быструю невидимую дугу в холодном воздухе комнаты,
застыла на мгновение высоко над головой и - в мыслях - обрушилась туда,
где должна была находиться голова Бесси. Он стоял неподвижно, не
шевелился. Но так это _должно_ было быть. Он глубоко вздохнул, и рука,
сжав кирпич, взлетела вверх и на секунду застыла и потом ринулась в
темноте, под вырвавшийся из его груди короткий, сдавленный хрип, и с
глухим стуком упала. _Вот_! Раздался тихий, как будто удивленный вздох,
потом стон. Нет, так нельзя! Он еще раз взмахнул кирпичом, потом еще и
еще...
мокрый и сразу окоченел. Он не знал, сколько раз он замахнулся и ударил.
Он знал только, что в комнате холодно и тихо и что дело сделано.
и посмотреть, но не мог. Колени у него были слегка подогнуты, как у бегуна
на старте. Страх снова вернулся к нему, он напряг слух. Кажется, она
дышит. Он наклонился, вслушиваясь. Но он услышал только свое собственное
дыхание; оно было таким громким, что он не мог разобрать, дышит Бесси или
нет.
пальцы за эти несколько минут. Он почувствовал на ладони что-то теплое и
липкое, и это ощущение разошлось по всему телу; вся кожа покрылась легкой
Русанов Владислав
Акунин Борис
Шилова Юлия
Василенко Иван
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр