твари к лицу Аккарафа, стремительно скатился с постели, нырнул под занавес и
через мгновение исчез за панелью.
перестал храпеть и заворочался, Хугс вздохнул с облегчением. Некоторое время за
пологом было тихо. И вдруг тяжелое ложе затряслось от сильнейших беспорядочных
ударов. Сдавленное утробное мычание, не имеющее ничего общего с человеческим
голосом, раздалось из-за полога, и от этого звука волосы на затылке Хугса
встали дыбом.
взявшись за рукоять меча, резко откинул парчовый занавес...
разглядел белесую тварь - огромную, размером с руку, пиявку, присосавшуюся к
лицу Аккарафа. Хугс закричал и прыгнул на Императора, пытаясь ухватить гадину.
Шип его налокотника зацепил полог и тяжелая парча накрыла Алого. С яростным
воплем Хугс рванул занавес, но толстый шелк не поддался. Хугс рванул еще раз,
вырвал его из креплений... и полетел на ковер. Это бьющийся на ложе Аккараф
пнул его ногой. Начальник стражи вскочил, бросился обратно, кое-как прижал
Императора к постели, схватил белесую пиявку... и с воплем отдернул руку. Слизь
на туловище твари обжигала, как раскаленное железо.
уставились на голое тело Аккарафа, распростершееся поперек ложа.
грудь Аккарафа и рванул что было сил. Раздался треск, пасть твари отделилась от
лица Императора, а Хугс, потеряв равновесие, скатился с ложа.
до лба зияла яма, наполненная черно-зеленой жижей. Яд выел даже кости.
Желто-багровая плоть по краям ужасной раны чернела и отваливалась, пачкая белые
простыни. Тошнотворный запах прокисшей рвоты распространился по комнате.
спине. Император Аккараф был мертв. И его смерть неотвратимо надвигалась на
Хугса. Начальник царской стражи очень хотел жить. Но тысячелетний закон
Карнагрии не оставил ему выбора.
столпившихся у царского ложа, и принялся расстегивать ремни кирасы. Начальник
царской стражи жизнью отвечает за жизнь Императора.
червь. Там, где яд, сочащийся из пасти, попадал на ковер, фетская шерсть бурела
и расползалась лохмотьями.
ударил ее мечом.
одним движением вогнал клинок между ребер. Точно в сердце.
показалась советнику Саконнину не подобающей будущему Императору. Но когда
Йорганкеш узнал, как умер Аккараф, ликование наследника поубавилось. А уж
взглянув на мертвое тело со смрадной дырой вместо лица, Йорганкеш и вовсе упал
духом.
немедленно послал за главным жрецом Ашшура. Следовало как можно скорее вступать
в права. Явившийся по зову жрец заверил, что завтрашний день вполне
благоприятен для церемонии восшествия на Кедровый трон.
узнав, что к Фенкису приставили стражу.
господин (он подчеркнул последнее слово - к Царю царей так обращаться не
подобало), все еще только наследник, а завтра... - Саконнин замолк, но все и
так было ясно.
стражи в страну мертвых. Даггер, вероятно посчитав, что умирать ему еще рано,
ночью ускакал в Великонкад и оттуда на соктской галере отбыл в Эгерин.
Возможно, в Лосане ему бы обрадовались больше, но Даггер недолюбливал фетсов.
Позже Йорганкеш хотел потребовать у Императора Эгерина выдачи беглеца, но
Саконнин порекомендовал этого не делать. Зачем нарываться на заведомый отказ?
Земель в Дивном городе кипели страсти, скатывались головы, а милости
разбрасывались, словно зерна из рук сеятеля. Только вот всходы, как правило,
оказывались неважные. Йорганкеш, который прежде ругал Аккарафа за бездействие в
отношении фетсов, в первые дни своего царствования о них и вовсе забыл, а когда
напомнили, распорядился пресечь вторжение силами войск Владыки Земли Шорагр,
Владык сопредельных земель и четырех тысяч пехоты, каковую он передавал в
ведение Владыки Шорагра. То есть сделал даже меньше, чем собирался Аккараф.
удержать северный берег Агры, ослушаться не рискнул, попытался форсировать
реку... и потопил в ее водах все четыре тысячи Черных копейщиков Императора и
сотен шесть собственных людей. Фетсы, с помощью боевых машин, коими славились
во всех Четырех Империях, играючи разбили все лодки и плоты, которые
использовались для переправы. Только боевые галеры карнагрийского флота,
посуху, в обход устья Агры, блокированного захваченным Агракадом,
переправленные в реку, удержали захватчиков от ответного удара.
спешно готовить настоящую армию. Но и враги его не бездействовали. В Карнагрии
запахло большой войной. Вот только горький дым ее чуяли пока лишь на юге и в
самом Дивном городе. В столице же все текло по-прежнему.
убивали их не всех скопом, а парами, по двое - каждую неделю. На четырнадцатый
день месяца Обновления пришла очередь старика. Фаргалу, прибывшему в застенок
последним, умирать еще не полагалось, но распорядитель, ведавший казнью, ткнул
пальцем - и эгерини стал попутчиком старика на дороге смерти.
- с веревочной петлей на шее, и погнали к возку. Через четверть часа смертников
сгрузили у каких-то ворот, а затем открытым коридором между потрескавшихся
кирпичных стен повели к Арене.
амфитеатром поднимались скамьи для зрителей. Видел он и самих зрителей,
отделенных от круга высокими решетками из стальных прутьев, заостренных и
загнутых внутрь. Арена напомнила Фаргалу Императорский театр в Верталне. Только
вот решеток в театре не было.
дверь на Арену. Третий схватил старика за шею.
тележке стоял длинный закрытый ящик, тоже подняли стальную решетку
глашатай. - Его банда, ныне разгромленная воинами величайшего и
могущественнейшего
тысяч золотых...
вдохновилась. Даже ослу понятно: этот старик - никакой не разбойник.
бы никогда не догадался, что устроитель казни этаким способом решил прибавить
весу старому земледельцу. А поскольку вся фантазия устроителя уходила на девок
в борделе, то он попросту подменил одного персонажа кровавого представления
другим.
потрусил по Арене, загребая лапами смешанный с опилками песок. Львица
выскользнула из ящика следом за своим супругом и нетерпеливо рыкнула.
Красногривый рявкнул в ответ и в один прыжок покрыл добрых пятнадцать шагов.
тощую поясницу. Лев был уже в каких-нибудь сорока шагах, но старик смотрел на
хищника без страха. За свою трудную жизнь он привык к боли, а смерти уже давно
не боялся.
жертвы. Старик закрыл глаза. Для льва он был даже не охотничьей добычей. Просто
пищей, большим куском мяса. Хищник басовито мурлыкнул, схватил беднягу за шею,
дернул, упершись лапами в песок, и переломил хрупкие позвонки. И впрямь это
была легкая смерть. Трибуны оживились, загудели.
в горячие внутренности.
поглядел на рослого разбойника. Как бы чудить не начал, терять-то ему нечего.
старческую шею и, как расшалившийся котенок, гоняла по Арене облепленную
темными от крови опилками голову.
служители с трезубцами и факелами. Львов загнали в клетки и увезли. Появились
рабы-уборщики, собрали в мешки останки старика, рассыпали свежие опилки.