ген, так и началось конструирование новых видов... На человека,
возможно, были запреты, а с животными наверняка позабавлялись... Я
высунулся из окна, позвал:
тебе дам что-нибудь повкуснее.
мне, хотя выступающие сверху, как у породистой лягушки, глаза позволяли
ему наблюдать за мною из любой позиции.
обычно маним наивных до дурости щенков. Дракончик вытянул шею и
внимательно следил за моей рукой. Я сделал умильную морду, засюсюкал,
стал подманивать старательнее.
засмотрелся на сказочные золотые крылья, прекраснейшие, дивные, даже
черная тоска отступила, я таращил глаза и даже забыл сюсюкать. Дракончик
недоверчиво осматривал мою руку.
присел, моя рука выстрелила вперед, я едва не вывалился из окна, пытаясь
схватить, но Дракончик красиво и мощно взлетел вверх, как подброшенный
катапультой. Зашелестели ветки, он блеснул на темном небе и пропал, как
золотая звезда.
услышал дикий крик. Страшный, нечеловеческий. Стены пронеслись мимо,
мелькнули распахнутые двери, я едва не снес плечом косяк, влетел в
комнату... и у самого кровь застыла в жилах.
выпучены, а на нем сидит огромная черная тень, обеими руками ухватив его
за горло. Фигура явно женская, волосы развеваются по незримому ветру,
профиль как у Афродиты, стан тонкий, а бедра, которыми накрыла чресла
Гендельсона, широкие и округлые, как мешки с песком. Я схватил взором
все в кратчайший миг, а рука уже сама сорвала верный молот.
кричать, хрипит, глаза навыкате. Но я мог бы не услышать, мог спать
очень крепко, без задних ног, как бревно, как вообще не знаю кто...
словом, мог же не проснуться? А если еще и храплю, то вовсе не услышал
бы за собственным храпом даже землетрясения...
взмолился я, если не можешь не вмешаться, ведь уже прибежал, понимаю,
сейчас торчать столбом неловко, то хотя бы не торопись, не торопись, не
спеши, рыцари должны двигаться красиво и величаво... Тень сдавит это
жирное горло еще разок, язык вывалится, и никаких сложностей с новым
замужеством Лавинии не будет. Король тут же даст согласие, овдовевшая
женщина благородного происхождения нуждается в защите...
послышался тяжелый удар в стену. На каменных глыбах возникла сеть
трещин, будто на Тонкий лед упал камень.
будто нравится вот такое панибратское хлопанье. Тень глухо захохотала.
Гендельсон уже не хрипит, слышу надсадный сап, глаза навыкате
закатываются под веки, лицо из багрового стало синюшным.
два-три удара - и разнесет ее на глыбы, там будет огромная дыра, а мне
такое на фиг в холодную ночь...
воздух, руки бессильно падали. Он уронил их в стороны, и больше они не
двигались.
стене. Сквозь нее проступают каменные глыбы, трещины и выступы.
вас душить!..
закатываться.
заорал:
себя. Пощупай горло, ничего ли не сломал...
не пытался ухватить ее за руки, а пугливо пощупал горло. Его пальцы
свободно проходили через темные ладони.
Я сказал, ненавидя себя:
катайся...
еще плоская, видимая только на стене, но теперь я смотрел на нее не в
профиль, чувствовал на себе исполненный злобы тяжелый нечеловеческий
взгляд.
осмеливаешься?
скажешь позже. Человек - это звучит... Поняла? Это звучит, дура.
мелькнула паническая мысль: а не свалял ли дурака, ведь теперь это же
все - тень...
ночь темней, тем ярче звезды... и все такое. Ладно, досыпайте,
благородный сэр. В следующий раз деритесь молча, поняли, сэр?.. Вы мне
всю музыку звезд испортили... И драконов бы я наловил, может быть, с
десяток.
но я вышел в коридор настолько злой, что даже треснулся лбом о низкую
балку и не обратил внимания. В голове звон, перед глазами завертелись
спиральные галактики и рассыпались на сотни сверхновых.
просто.
череп, я бесцельно постоял в коридоре, снизу пьяные крики, тянет жирной
едой и вином, самое бы время напиться, забыться и все такое, но я не
наркоманю даже в депрессии, у меня всегда ясный и трезвый разум, который
говорит, что я никогда не жил ясным и трезвым разумом, вообще не жил
разумом, а только спинным мозгом, гениталиями, какими-то смутными и
неопределенными чувствами... Вот сейчас живу тем, что называют сердцем,
хотя сам же знаю, что сердце - это такая мышца, что перекачивает кровь,
гоняя ее по малому и большим кругам, как коней на ипподроме, снабжает
организм кислородом...
когда пил среди веселых и беспечных, им завтра с караваном через опасный
лес, потом через перевал, и неизвестно, пройдут ли они, или же по ним
пройдут, потому надо пить и веселиться, пока живы...
свою комнатку, сбросила платок, и полумрак исчез, помещение вспыхнуло
теплым золотистым светом. Затаив дыхание я наблюдал, как она повела
плечами, платье соскользнуло на пол, а она, оставшись нагой, принялась
расчесывать волосы. Свет от них становился все сильнее, вскоре они
целиком исчезли в огне, а она, наклонив голову, все водила невидимым мне
гребешком, по волосам проходила новая волна света, и в комнате
становилось все светлее и светлее.
слегка потрескивали, я отчетливо видел ее грудь, мягкий живот с
выступающими валиками, красивые упругие бедра. Спина не то чтобы тонула
в полутьме, от стен шел отраженный свет, но спина казалась
темно-багровой, почти черной, как и вздернутые ягодицы, икры и голени.
такой же золотой свет от костра. Я наконец сообразил, что подсматриваю,
а это гнусненько, сколько бы нас ни приучали, что хоть подсматривать в
замочную скважину неприлично, зато интересно, а значит - можно.
хорошо, то завтра с утра почему-то будет трещать голова. Меня кто-то
догнал, сунул в руки кувшин с недопитым вином. Ах да, это ж я угощал
всех, такая у меня широкая натура. Нетрудно быть широким, когда
золотишко достается на халяву. Только и дел, что пройтись по дороге с
амулетом в руке...
хохотом гуляки подтолкнули к чужой, но я ввалился в комнату, очень
похожую на ту, где остался Гендельсон. Гендельсона здесь нет, но не
пойдет же он глушить себя вином, как глушу я, значит, это не та
комната...
испуганно обернулась. Она была мертвецки синяя, от кончиков длинных ушей
до пальцев ног, только волосы оставались снежно-белые, похожие на иней,
Доставалов Александр
Земляной Андрей
Херберт Фрэнк
Жюль Верн
Елманов Валерий
Никитин Юрий