Миллер не выстрелит, он думал о том, какую ловушку устроит журналисту, а не
о никому не известном еврее.
с собой. Вы слушаете?
местах. Но главным образом в Риге. После войны он вернулся на родину, в
Гамбург, и прожил там восемнадцать лет, уверенный, что вы живы и никогда не
пойдете под суд. Его дневник попал ко мне. С этого и начались мои поиски.
Миллер протянул бывшему эсэсовцу заранее вынутый из дневника листок. Там
было рассказано, как Рошманн убил безымянного офицера, награжденного
"Рыцарским крестом с дубовой ветвью".
тому же он не подчинился приказу. Я имел право выгрузить раненых на берег.
отвисла, эсэсовец уставился на пистолет, который всего в метре от его лица
твердой рукой сжимал Миллер.
написавший дневник еврей его имени не знали,
Миллер. - Двадцать лет я больше ничего не знал. А потом прочел дневник.
Дата, место и звание совпадали. Кроме того, моему отцу тоже был присвоен
"Рыцарский крест с дубовой ветвью" - высшая награда за боевую доблесть. Его
кавалеров в армии было не так много, а капитанов - просто единицы. Шанс, что
два столь похожих офицера погибли в одном месте, в один день, ничтожен.
бессильны. Он, как зачарованный, глядел на пистолет.
меня, Миллер. Я хочу жить.
завиральным речам до тошноты.
самом деле вы были чудовищной мразью, дорвавшейся до власти. За двенадцать
лет вы смешали Германию с грязью так, как не удавалось никому за всю
историю.
наследство вы оставили такой позор, от которого нам до конца жизни не
отмыться. Вы, сволочи, пользовались Германией и немецким народом до самого
последнего дня, а потом позорно бежали. В вас даже смелости не было. Больших
трусов, чем вы, не производили на свет Германия и Австрия. Ради собственной
выгоды и безудержной жажды власти вы уничтожили миллионы людей, а потом
скрылись и оставили нас гнить в грязи. Вы первыми побежали от русских, вы
расстреливали и вешали тех, кто отказывался гибнуть за вас. Вы
разглагольствуете о патриотизме, даже не представляя, что он означает. Вы
опошлили святое слово "камрад", именоваться которым имеют право лишь
истинные товарищи по оружию.
очевидно, презираете. Успехи ФРГ к вам никакого отношения не имеют.
Благополучием она обязана тем, кто работает с утра до ночи и в жизни своей
никого не убил. А насчет процветания скажу так: мое поколение согласно даже
отчасти поступиться им, лишь бы таких убийц, как вы, среди нас не стало.
Впрочем, вас-то и впрямь скоро не станет.
притянул его к себе. Потом, не сводя пистолета с Рошманна, снял трубку,
положил ее на стол и набрал номер. Затем со словами: "Есть в Людвигсбурге
один человек, который желает побеседовать с вами" - поднес трубку к уху. Но
ничего не услышал. Тогда он нажал на рычаг, но гудок не появился.
Рошманн ехидно улыбнулся:
не послушаетесь. - Он вынул наручники, которые по первоначальному замыслу
Петера предназначались для телохранителя, и бросил их Рошманну.
Рошманн выронил наручники. Нагнулся за ними и едва не застал Миллера
врасплох, схватив вместо них тяжелую кочергу. Он ударил ею, метя по коленям
Миллера, но журналист успел отскочить, кочерга просвистела мимо, и Рошманн
потерял равновесие. Миллер шагнул вперед, стукнул рукоятью пистолета по
склоненной голове бывшего эсэсовца и, отступив, сказал:
повиновался. - Видите вон ту виноградную лозу? Ветвь рядом с ней образует
петлю. За нее и зацепите второй браслет.
рук эсэсовца кочергу и щипцы. Приставив дуло пистолета к сердцу Рошманна и
обыскав его, вынул из карманов все, что эсэсовец мог кинуть в окно.
Увидев "ягуар", он удивился - Рошманн заверил его, что никого не ждет.
перед дверью кабинета в нерешительности. Он ничего не услышал, как, впрочем,
не услышали его и Миллер с Рошманном.
все равно не помогло. Дело в том, что я оставил у сообщника досье на вас и
попросил отправить его властям, если не вернусь к полудню. Сейчас около
одиннадцати, съездить позвонить я успею за двадцать минут. За это время вы
не освободитесь, даже имея под руками пилу. А полиция прибудет сюда через
полчаса после звонка.
что Оскар вернется и успеет выпытать у Миллера все необходимое до того, как
сообщник журналиста переправит бумаги в полицию.
с человеком в водолазке, который был выше его на целую голову. Увидев
Оскара, Рошманн крикнул: "Хватай его!"
карман. Но опоздал. Ударом левой руки Оскар выбил его из рук журналиста. Тут
телохранителю показалось, будто Рошманн крикнул: "Бей его", - и он ударил
Миллера в челюсть. Журналист весил немало, но удар был столь силен, что сбил
его с ног. Петер перелетел через низенький журнальный столик и стукнулся
головой о край книжного шкафа. Он тут же лишился чувств, упал на ковер, как
сломанная кукла.
а тот не сводил глаз с неподвижного Миллера, из раны на голове у которого
капала на ковер кровь.
глядел на хозяина.
все обдумал и сказал:
журналиста под мышки и поднес к эсэсовцу. Тот пощупал пульс и сказал:
накарябал на листке два телефона. Когда телохранитель вернулся, он передал
ему бумагу.
А это телефон врача. Пусть едет сюда как можно скорее. И сам поторопись,
понял?
одиннадцать. "Если Оскар доберется до телефона к одиннадцати и привезет сюда
врача около четверти двенадцатого, - подумал он, - Миллера, возможно,
удастся вовремя привести в сознание и заставить задержать сообщника".
Рошманн спешно принялся пилить наручники.
Русанов Владислав
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Каргалов Вадим