дрожала, к тому же кончались чернила. На этом дневник обрывался.
- повторял пожилой протодиакон.
что видит его в последний раз. Даже не его, не Глеба, а просто мертвую
оболочку. Но вместо торжественно-печального, смиренного чувства, которое
должно возникнуть от глубокого многоголосья церковного хора, от сладкого
запаха ладана и проникновенных слов заупокойного канона, на Катю вдруг
накатила совершенно неуместная, неприличная злость.
ты любил жить взахлеб, без оглядки. Но ты не был мерзавцем, ты врал
по-детски, самоутверждался, гонялся за юбками. Но подлости не сделал никому.
Не важно, разошлись бы мы в итоге или состарились вместе. Грызлись бы, как
глупые собачонки, или стали бы чинной дружной пожилой парой. Важно только
одно - ты должен был жить еще очень долго и умереть своей, естественной
смертью, а не по чьей-то жестокой прихоти. У тебя своровали лет сорок жизни,
не меньше. Наверное, я не смогу успокоиться, пока не узнаю кто. Трудно и
страшно признаваться самой себе, что хочешь отомстить, тем более страшно,
когда желание отплатить злом за зло накатывает в храме, во время заупокойной
службы. Я не могу понять, где кончается острая, жгучая, как кислота, жалость
к тебе, Глебушка, и начинается ненависть к тому, кто выстрелил в тебя из
кустов. Они почему-то похожи, эти два чувства. И то, и другое жжет
нестерпимо".
бледная, с мертвыми, прикрытыми глазами. Почти в обмороке. У нее убили
единственного сына. Дядя Костя - весь в слезах, но лицо свежее, легкий, уже
стариковский румянчик. Что-то в нем появилось от открыточного Санта-Клауса к
старости.
осуждает, а именно не любит, без всяких разумных объяснений. Маргоши не
видно. Она где-то в глубине, в задних рядах. Она тактично стушевалась, давая
родителям побыть рядом с сыном в последний раз.
строгий темно-серый костюм. Лицо напряженное, мрачное, глубокая морщина
между бровей. Наверное, он думает сейчас почти так же, как Катя: "Кто
заказал? Кто выстрелил?" Ему это не все равно. Надо рассказать ему про бомжа
Бориску. Пусть Лунек тоже ищет убийцу своими средствами. И милиции надо
рассказать. Но потом, позже. Не важно, кто найдет убийцу. Главное, чтобы он
получил свое. Он? Или она? Неужели все-таки эта несчастная Оля?
была уверена, что узнает эту женщину с первого взгляда. Нет. В храме ее не
было.
лица. Какие-то дальние тетушки, дядюшки - двоюродные, троюродные, совсем
чужие. Сотрудники казино, крупье в черных костюмах, несколько девочек и
мальчиков из стриптиза. Интересно, а где Феликс Гришечкин? Странно, что его
нет. Вероятно, заболел от переживаний. Он очень чувствительный человек.
все-таки появится в храме. Здесь много общих старых знакомых, друзей
детства, девочек из хоровода, который крутился вокруг Глеба с шестнадцати
лет. Многие изменились, но Катя узнавала каждую. А Светы Петровой не было...
прозрачном шарфике, накинутом на голову, что-то шептала ему на ухо. Он кивал
в ответ.
помогать Жанночке. С кладбища на поминки приедет человек пятьдесят, не
меньше. Среди них будут те, у кого можно узнать что-то о Свете Петровой.
Господи, о чем она сейчас думает? Кончается отпевание. Провожать человека в
последний путь надо со смиренным тихим сердцем, нельзя думать о плохом, о
злом и суетном. Нельзя.
почему-то особенно больно. Бумажная ленточка с текстом молитвы. Похоронный
венчик. Такая же ленточка оказалась в Катиной подушке. Если бы чуть-чуть
изменилось направление пули, всего на несколько сантиметров, все было бы
наоборот. Сейчас отпевали бы Катю. Возможно, так и было задумано. Но
дрогнула рука. Убийца нервничал, к тому же оказался не слишком метким
стрелком.
принадлежавшего когда-то капитану пограничных войск Николаю Гуськову и
хранившегося у его дочери. За Олей приехали в понедельник, в семь часов
утра. Одновременно была вызвана психиатрическая перевозка. Иветту Тихоновну
увезли в геронтологическое отделение Института психиатрии им. Ганнушкина.
четвертого на пятое сентября, видел Ольгу, которая возвращалась домой вовсе
не в одиннадцать, а в половине второго.
кабинете следователя Евгения Чернова.
спрашивал Чернов.
человека никто не любит, он умирает.
они его тоже любили?
знаю. Но материнская любовь эгоистична. Это животная любовь к своей плоти.
Что касается жены - о ней лучше не говорить. К Глебу она не испытывала
вообще никаких чувств. Ей нужен только ее балет. Глеб жил греховно и грязно.
Но его хранила моя любовь. Поэтому я виновата в его смерти. Только я. Меня и
судите.
Ольгой на стол маленький "ПМ". - Это ваш пистолет?
четвертого на пятое сентября?
подходила к дому.
а на проспект Мира, однако утверждаете, что к дому, в котором жил убитый, не
подошли?
произнес Чернов, - почему вы пошли к Безбожному переулку?
однозначно признал ее вменяемой. Да, имелась неврастения, как следствие
переутомления и неблагоприятной семейной обстановки. Да, наблюдались
признаки острого реактивного психоза в форме астенодепрессивного состояния.
Но Ольга Гуськова была вменяема, отдавала себе отчет в своих словах и
поступках.
пределах нормы. Интеллект высоко развит, память отличная, - говорил
психиатр, - она типичный астеник и по конституции, и по складу нервной
системы. Между прочим, если бы она захотела симулировать невменяемость,
смогла бы это сделать вполне успешно. Она неплохо знает психологию и
психиатрию.
вопрос.
на лавочке и разговаривали. Просто разговаривали, и все. Это очень сложно
объяснить... Но так получилось, что с тем двориком связано лучшее, что было
у нас. Глеб становился собой на несколько минут. Не придуривался, не строил
из себя Бог весть кого... Но вам это неинтересно.
конкретней, где он находится?
углублении, перед баром. Это даже не двор, просто небольшая площадка, вокруг
деревья и несколько лавочек под деревьями.
на окна бара.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Круз Андрей
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Пехов Алексей