кулаком, а я его коленкой по яйцам. Мы с Ноздрей прямо помирали над ней. А
она обиделась, что мы смеемся, надулась, но потом забыла обо всем и пошла
плясать. В ларьке музыку врубили, Симка была уже с утра бухая, ну и давай
выделываться. Вот, кстати, тогда мы с Ноздрей и видели ее, бедненькую, в
последний раз. Сегодня утром, когда лейтенантик в метро подошел, мы с
Ноздрей про Симку ничего еще не знали, и про Рюрика... Слушайте, а правда,
его здесь до смерти забили?
забили. Но он действительно умер.
Какие у него были варианты? Зона при его здоровье все равно смерть, только
медленная и мучительная.
напомнил Бородин.
его машину раздел. Мы ему объяснили, Рюрик ни при чем, они с Ноздрей всю
ночь продукты грузили. Поговорили, гроза кончилась, из метро толпа повалила,
а я чувствую, мне как-то не по себе. Вроде заметила кого-то в толпе, пока мы
с лейтенантом разговаривали, но никак не могу понять, кого. Прямо нехорошо
мне стало, голова кружится. Ноздря говорит, пойдем к "хот-догам", булочек
попросим, а у меня сил нет, ты, говорю, иди, а я за почтой во дворике
посижу, там тихо, зелено, народу никого. Стала я площадь переходить,
заметила лейтенантика, мелькает в толпе серая спина, народу много, я сама
еле иду, и вдруг вижу, как-то качнуло его. Пригляделась, мама родная, на
кителе, между лопатками, темное пятно. Я еще подумала, где это он так
испачкаться успел. Тут как раз зажегся желтый, машины загудели, я скорей
рванула на ту сторону, обогнала лейтенанта, мне уже не до него было, я машин
боюсь. Только успела перебежать, машины загудели, завизжали, какая-то баба
орет как резаная. А лейтенант лежит на мостовой, в двух шагах от тротуара. Я
чувствую, сама сейчас помру, рванула изо всех сил подальше оттуда, во двор,
упала на газон, думаю, нет, никому ничего не скажу, жить-то и мне хочется,
однако потом очухалась, поняла, если не скажу, буду всю жизнь мучиться. У
меня даже шрам зачесался. Представляете, пять лет как зарубцевался, а тут
вдруг начал зудеть, зараза, - она перегнулась через стол, приблизила к Илье
Никитичу опухшее красное лицо, ткнула пальцем в щеку, обезображенную
выпуклым косым рубцом, и прошептала еле слышно: - А я ведь узнала его,
гражданин следователь...
глаза, руку с пистолетом и шагнула на доску. Следующий шаг был как будто в
пустоту. Доска качнулась. Ксюша потеряла равновесие и почувствовала, как
пади ест, летит в бесконечной черноте, исполненной пронзительным Машиным
криком".
центре Москвы спал мертвым сном. Даже тополиные листья не шевелились, даже
кошки куда-то подевались. Неестественно крупная, с красным отливом луна
давала слишком много света, зыбкого, воспаленного, тревожного. Гул Тверской
доносился то ли из-под земли, то ли с другой планеты. Но даже в такой
глубокой тишине не было слышно шагов одинокого ночного прохожего. Мягкие
кроссовки ступали по асфальту совершенно беззвучно.
подъездов двенадцатиэтажного дома, построенного буквой "П", фасадом
обращенного к переулку, а тылом, жилыми подъездами, - во двор.
окна казались сквозными дырами, прорезанными в желтой фанере. Дом выглядел
как недоделанная декорация.
секундной стрелки и рванул вверх по лестнице. Окна на площадках между
этажами были открыты настежь, но даже ночью воздух оставался тяжелым и
густым. Не воздух, а бензиновый кисель. Сплошные выхлопные газы. Это очень
вредно для здоровья.
насквозь, пот тек в глаза. На десятый этаж он взбежал за четыре минуты сорок
две секунды, остановившись у нужной двери, не поленился приложить пальцы к
запястью и посчитать пульс. Отлично. Шестьдесят ударов в минуту. Он натянул
хирургические перчатки, прислушался к тишине за соседними дверьми.
Большинство жильцов разъехалось по дачам и по заграничным курортам. Июнь, к
тому же выходные. Ночь с субботы на воскресенье. Тропическая жара в Москве
невыносима, особенно для этих свиней, откормленных, одыш-ливых, потливых
государственных чиновников. Если кто и остался дома на выходные, то спал
очень крепко.
ощупал стену, уперся в электросчетчик. Именно там, рядом со счетчиком, была
вмонтирована система отключения сигнализации. Обнаружив, что система
отключена, он не удивился. Вероятно, последним уехал из квартиры
Солодкин-младший. Он мог забыть не только о сигнализации, но и о собственной
башке.
неприятной ритмичностью долбил душную утробную тишину пустой квартиры.
Заглянув в приоткрытую дверь ближайшей комнаты, он понял, что это кабинет,
зашел, бесшумно закрыл за собой дверь, опустил жалюзи, задернул тяжелые
бархатные шторы, включил свет, критически оглядел старинный дубовый стол. Из
шести ящиков два оказались запертыми. Он быстро просмотрел содержимое тех,
что были открыты. Ничего интересного. Бумаги, три пластиковые папки с
газетными и журнальными вырезками, альбом с семейными фотографиями, старые
телефонные книжки и ежедневники, визитки в специальной плоской коробочке.
Возможно, для кого-то вся эта ерунда и представляла определенную ценность.
Его интересовало другое.
нашел. Хозяйка не отличалась изобретательностью, бросила ключик в мраморный
стакан для карандашей и ручек, который стоял тут же, на столе.
долларов. Он не стал стягивать резинку и пересчитывать. Во втором оказалась
еще пачка, потоньше, кроме того, старинный золотой портсигар, украшенный
вензелем из мелких бриллиантов. Внутри лежало штук десять сухих, наполовину
выпотрошенных сигарет. Он усмехнулся, пробормотал "Спасибо, такие не курю" и
бросил сигареты назад в ящик.
столике стояла красивая лаковая шкатулка. Замочек был с каким-то хитрым
секретом. Оглядев шкатулку, он вытащил из кармана складной нож. Тонкое
сверкающее лезвие длиной двадцать сантиметров имело необычную ромбовидную
форму. Замочек легко поддался. Заиграла приятная тихая мелодия.
сдержался, выбрал то, что показалось ему наиболее ценным. Три кольца с
огромными камнями, два явно старинные, одно современное, грубое,
неинтересное, но камень такой, что глаза слезятся. Платиновый кулон в форме
скрипичного ключа, усыпанный алмазами. Такие же серьги.
решил сделать небольшой перерыв, умыться, глотнуть воды. Он погасил свет и
бесшумно проскользнул в ванную, оглядев бирюзово-малахитовый интерьер,
позолоченные краны со сверкающими синими и зелеными камушками, прошептал:
нутро джакузи.
мыл тщательно, с мылом. Мыло пахло свежим ландышем. Фыркая от наслаждения,
он подумал, не принять ли душ, но тут же отказался от этой соблазнительной
идеи. Сквозь шум воды ему почудились странные звуки, как будто совсем рядом
жалобно замяукала кошка. Он знал совершенно точно, что Солодкины никаких
домашних животных не держали. Впрочем, кошка могла мяукать в соседней
квартире. В ванной, как известно, акустика усиливается. Ему стало не по
себе, к тому же ландышевое мыло попало в глаза, здорово щипало и никак не
вымывалось. Он тихо матюкнулся для бодрости и тут ясно услышал детский плач,
шаги и спокойный, сонный женский голос:
руках.
новый орган, что-то вроде третьего глаза, или дополнительной железы,
вырабатывающей гормон тревоги. Активный выброс гормона вызывали автомобили,
мчащиеся на большой скорости, люки подземных коммуникаций, кипящие чайники,
электрические розетки, колющие и режущие предметы, провод тяжелой настольной
лампы, свисающий с высокой полки, разнообразные, безобидные на вид мелочи
типа монеток, пуговиц, швейных иголок, бусин, канцелярских скрепок. На людей
эта таинственная железа не реагировала еще ни разу.
кроссовках и синей майке, с мокрым лицом и сощуренными глазами, она ощутила
мощную болезненную пульсацию в желудке. В голове у нее за долю секунды
успело промелькнуть несколько разумных, утешительных объяснений. Если он
вошел бесшумно, значит, у него есть ключ от квартиры и магнитная карточка от
парадного. Замок на двери очень хитрый, какая-то новейшая немецкая
конструкция. Подделать ключ невозможно, открыть отмычкой тоже, во всяком
случае так написано в рекламном проспекте. Скорее всего, это один из
многочисленных приятелей Олега, и ключи ему дал Олег. Разве грабитель пойдет