Чтение 51–й страницы книги ~Злым ветром~

- Тогда исключается, - соглашаюсь я и снова спрашиваю: - А какова тут
может быть роль Зуриха, как полагаете?

Сурков с ответом не спешит, видимо, что-то про себя прикидывает. На
мясистом, складчатом лице его ничего прочесть невозможно. Глаза прищурены,
руками он упирается в толстые колени. Просто изваяние какое-то. Удивительно
человек умеет отключаться.

- Фигура опасная, - наконец изрекает Сурков. - Скорей всего
организатор. И с размахом. Сбыт товара в других городах.

- Неужели на этом можно так уж крупно заработать?

- А вы думали? - усмехается Сурков. - Вот смотрите. Элементарный
расчет. Фабрика выпускает в течение года кофточки этого артикула партией,
допустим, в триста тысяч штук. Из них только около пятидесяти тысяч имеют
дефицитный и, надо сказать, действительно превосходный васильковый цвет. На
большее количество у фабрики пока не хватает красителей. Что делает жулик,
такой, как этот начальник отдела сбыта? Он передает дефицитные кофточки
трем-четырем "своим" директорам магазинов, тоже, конечно, жуликам. С
накидочкой, допустим, по рублю за кофточку. Это, как видите, уже пятьдесят
тысяч рублей. Ну возьмем не пятьдесят, а двадцать пять тысяч: половину
кофточек он вынужден передать честным директорам. Далее. Те самые жулики
директора перепродают затем эти кофточки спекулянтам, вроде той самой
Инночки, тоже накинув, скажем, всего лишь по рублю. И новый куш у них в
кармане, еще двадцать пять тысяч! Теперь такой "делец", как ваш Зурих,
организует сбыт этих кофточек в другом городе, где их вообще не производят и
в магазинах их нет. И он уже накидывает по три, а то и по четыре рубля на
штуку. Это же бешеные деньги, как видите. Тут можно окупить любые расходы по
перевозке и услугам местных спекулянтов. Вот какая картина получается. Это,
заметьте, не только экономическая диверсия, это политический и нравственный
удар по государственной системе торговли, подрыв доверия к ней. За это надо
карать беспощадно!

Володя Сурков сжимает свой огромный кулак, и впервые на его
невозмутимом, чуть сонном лице отражается волнение.

- Так вот, мы установили, - продолжает Сурков, - что кофточки этого
артикула идут не только в Ленинграде, но и в Одессе. Я имею в виду
спекулянтов, конечно. Есть у нас такие сигналы.

- Каналы пока не установлены?

- Именно что, - с ударением произносит Сурков.

- Хотелось бы посмотреть материалы по Одессе и Ленинграду.

Сурков не спеша кивает круглой головой.

- Можно. Сейчас поднимем. Пока все? - И добавляет, подняв толстый
палец: - Между прочим, такая же картина и со стройматериалами. Только там
дефицита еще больше, учтите.

Он тяжело поднимается со стула. Мы прощаемся, и снова я ощущаю его
сильное пожатие.

- Спасибо и вам, - говорит Сурков. - А бумаги я сейчас пришлю.

В это время в комнату врывается Эдик. Под мышкой у него три толстенные
папки.

- Ага, законтачили? - весело говорит он, ухватив последние слова
Суркова.

- Кое-что есть, - улыбаюсь я.

Сурков невозмутимо кивает и уходит.

- Ну у меня, наверное, побольше, - отдуваясь, говорит Эдик и складывает
на стол свои папки.

Затем он разваливается в кресле, кидает себе в рот сигарету и, лихо
щелкнув красивой газовой зажигалкой, говорит:

- Ну, друже, и гусь тебе попался. Первый сорт, понимаешь. Говори сразу,
что тебя интересует: махинации по Москве или по другим городам?

- По другим, - отвечаю я не задумываясь.

- Так я и знал. И Ниночка догадалась, понимаешь. Мы тебе приготовили
несколько документов, пальчики оближешь, - он кивает на лежащие перед ним
папки, и я замечаю в них несколько закладок. - Даже, понимаешь, фамилия
"Зурих" упоминается.

Я чуть не подскакиваю на стуле.

- Где упоминается?

- Тут, тут, - самодовольно улыбается Эдик. - Но... странное дело,
понимаешь, - лицо его становится озабоченным. - То он называется
представителем одного ОКСа из Ростова, то какого-то СУ из Одессы. Вот гляди.

Эдик вскакивает, раскрывает одну из папок, и мы углубляемся в изучение
бумаг там. Да, Зурих действительно упоминается. Но только в допросах других
лиц. Причем упоминается мельком, как человек малознакомый и к тому же
незначительный. Он, судя по этим допросам, не был причастен к хищениям, о
которых шла речь.

В качестве свидетеля допрашивался и сам Бурлаков. Но только в качестве
свидетеля. В одном месте он тоже упоминает Зуриха. Вот это уже весьма ценно.
Значит, они все-таки знакомы!

Я с особым вниманием читаю соответствующее место в допросе Бурлакова.

Он утверждал, что Зурих был у него в кабинете, когда зашел один из
обвиняемых. Это упоминание нужно было Бурлакову, чтобы доказать, что он не
мог при постороннем человеке взять взятку. Речь шла в данном случае о
незаконной отправке труб в Ростов. "Кто был тот человек?" - спрашивает
следователь о Зурихе. И Бурлаков небрежно отвечает: "Один коллега из
Одессы". Далее следователь задает новый, весьма любопытный вопрос: "Вам
знаком заместитель начальника ОКСа ростовского завода Палатов?" И Бурлаков,
видимо, вынужден ответить утвердительно. Однако эпизод с трубами доказать не
удалось. Палатов от всего отказался. Других улик обнаружено не было, и
Бурлаков благополучно выкрутился. Как, впрочем, и из других, весьма для него
щекотливых ситуаций. Кстати, одним из подсудимых упоминался и эпизод с
двадцатью тоннами керамзита, незаконно отправленными в Одессу. Но и тут
ничего доказать не удалось. При этом мелькнула фамилия какого-то Богдана
Теляша из Одессы.

Наверное, уже часа четыре вожусь я с этими папками и делаю немало
интересных выписок. Давно ушел Эдик, у него полно неотложных дел. Он лишь
время от времени заглядывает в комнату, где я расположился, и, запыхавшись,
спрашивает:

- Ну как улов? - И, довольный моей запаркой и очевидным возбуждением,
весело мне подмигивает: - Знай наших, понимаешь. Друга в беде никогда не
оставляем. - И снова куда-то стремительно исчезает.

Приносят бумаги и от Суркова, и я их пока откладываю в сторону. Но
потом просматриваю и их. Там тоже оказывается кое-что любопытное, в
частности некоторые фамилии. Среди них я неожиданно вижу весьма мне
знакомую: Галина Кочерга! Через нее было реализовано немало "наших"
кофточек. Одну из них купила некая Инга Сиволап, работница одного из
строительных управлений в Одессе. Кажется, того самого, где трудится
упомянутый выше Богдан Теляш.

Я тут же проверяю это немаловажное обстоятельство и убеждаюсь, что так
оно и есть. После чего с удовольствием беру его тоже на заметку.

Все связано в этом мире, все имеет свои закономерности, свою логику.
Люди сцеплены интересами и обстоятельствами. Жулики тоже. И деться тут
некуда.

Я смотрю на часы.

Поздно. Пора вернуть бумаги и отправляться домой. Совсем уже поздно. В
ОБХСС работают, оказывается, не меньше нашего.

Пожалуй, я все-таки могу еще позвонить Светке и хотя бы пожелать ей
спокойной ночи.

Утром я докладываю обо всем Кузьмичу.

Кузьмич молча поглядывает поверх очков и мнет в пальцах сигарету.

Присутствующий тут же Петя Шухмин наконец щелкает перед ним зажигалкой.

- Первая, Федор Кузьмич, - считает своим долгом отметить он.

- Сам знаю, - ворчит Кузьмич, прикуривая. - Счетовод на мою голову
нашелся.

Когда я кончаю, Кузьмич некоторое время молчит. Ждет, как всегда, чтобы
высказались другие. Но Петя и Валя Денисов тоже молчат. Тогда Кузьмич
затягивается, разгоняет рукой дым и задумчиво произносит:

- М-да... Еще один узелочек, слава богу, завязывается, - и
поворачивается к Вале. - Какие у тебя данные об... этой самой, как ее?..
Галине Кочерге из Одессы?

Валя не торопясь открывает свою папку, без которой он уже к Кузьмичу в
кабинет не является, и достает оттуда какие-то записи.

- Данные такие, - говорит он. - Двадцать пять лет. Отец механик на
"Славе". Мать портниха. Обширные и весьма подозрительные связи. Много
поклонников. Из-за нее бывают драки. Замечена в спекуляции, в том числе и
контрабандой. Часто бывает в интерклубе. Путается со многими. Была замужем.
Развелась. Муж играет в ресторане при гостинице. Не судима. Клички.
"Мадемуазель Галя", "Королева Галя", "Галя - соль с перцем", "Галя - два
поцелуя..." Ну и так далее. Вот, пожалуй, и все.

- Сильна девка, - удовлетворенно констатирует Петя Шухмин. - С такой
намучаешься.

- Объект трудный, - соглашается Валя и аккуратно вкладывает бумаги в
папку.

- Уж не к ней ли летал этот бедняга из Куйбышева? - продолжает вслух
рассуждать Петя. - Тогда скорей всего у них роман был. С такой без романа не
обойдешься.

- Вопросов по Одессе у нас много, - раздраженно говорю я. - Зурих,
имейте в виду, там тоже пасется.

- Значит, так, - кладет конец нашим разговорам Кузьмич и
многозначительно предупреждает: - Вечером кое-что решим. А пока, - он
поворачивается ко мне, - поезжай к... этому самому... Бурлакову. Что он даст
о Зурихе, интересно. И по Одессе. Вот два главных пункта. Понял?

Он испытующе смотрит на меня поверх очков.

- Понял, - бурчу я в ответ. - Чего же тут не понять?